Читать интересную книгу Ньювейв - Миша Бастер

Дело было так. Как раз накануне проведения фестиваля я был вызван в какую-то зашифрованную пятиэтажку. Где мне все про меня рассказали, подробно перечислив мои всяческие поступки, вплоть до первых контактов с противоположным полом. Сказали что я такой активный, что лучшего агента и подыскать-то трудно. Тут же была устроена сцена из фильмов про комсомольцев 20 годов: я заявил, что как и все трудящиеся комсомольцы, всю жизнь мечтал служить на благо Родины (смеется). Мне объяснили цели и задачи, которые были в том, чтобы отслеживать опасные связи с иностранцами в молодежной среде, при этом разрешив мне делать все, что я захочу, и выдали секретный телефон. Поддержка была заявлена во всем, была подписана бумажка о неразглашении, и в этот же вечер все Гольяново на болоте бухало за нового агента КГБ (смеется).

С института меня завернули, махровая рука спецслужб после разглашения государственной тайны в поддержке мне не отметилась. До сих пор загадкой остается, что именно таких трезвых дядечек ввело в заблуждение по поводу моей благонадежности. Скорей всего, костюмы и контактность, которые частично отражали чекистский довоенный стиль (смеется).

К 86 году все стали искать косые куртки, но и здесь мы пошли своим путем. Вместо курток мы стали собирать старые двубортные плащи, в стиле ЧК. При этом параллельно коллекционированию старой одежды шло изучение истории костюма, и мы тогда уже знали, что кожаные вещи чекистов на самом деле были конфискатом спецзаказа, который выполнялся за рубежом специально для моторизированных войск царской армии. А регланы пошли по имени английского офицера, который, оставшись без руки, ввел новый фасон рукава.

Коллекцию свою, немалую, я позже подарил Саше Петлюре, который стал заниматься коллекционированием старинной одежды. Шапки только оставил – штук пятьдесят. Правда, самые козырные, конечно же, утратились в многочисленных «гульбариях». Клоунада была по полной, что, собственно, сказалось на факте наличия многочисленных поклонниц, из-за которых в свое время испортились отношения с Измайловскими качками, не выдерживавших подобной конкуренции.

Перемещениями в дискотечном пространстве мы не ограничивались. Часто после окончания киномеханической смены, с семью рублями в кармане, а билеты по студенческим стоили четыре рубля, шумною компанией мы отбывали в Питер.

Все это было легко, так как в Питере можно было найти себе подобных клоунов. Так, собственно, каждое утро и начиналось. С утра встанешь, обзвонишь тунеядцев, и ящик пива уже стоит. Коммуникация тунеядцев работала исправно. А тяга к путешествиям привела меня однажды в «Гидропроект» на станции метро «Сокол», где я завербовался геофизиком, и мы катались по Советскому Союзу вместе с четырьмя мужиками. Туры были по четыре месяца и как-то это даже оплачивалось.

Вот. Но чаще приходилось перемещаться по родной столице, где, начиная с 86 года, мы стали встречать молодежь новой формации. Москва того периода как-то сразу разделилась на молодежь, поддерживающую «люберов» и наоборот. Поначалу под «люберов» сразу легла «Ждань», часть измайловско-гольяновских качков и подмосковные городишки. При этом среда местных культуристов тоже поделилась по предпочтениям. В том же Измайлово оставались сочувствующие из тех, кто постарше, а молодняк кидался. Начались столкновения, которые привносили свой экстремальный шарм в молодежные гуляния. Нас это не останавливало, наоборот, как-то раз мы даже поехали учить «люберов» танцевать брейкдэнс (смеется).

Тогда еще даже не было метро Авиамоторная, но уже проводились дискотеки в МЭИ. Взяли с собой девушек, крашенных как попугаи, и, когда внутри скинули свои плащи, «любера» стояли минут пять в остолбенении, не понимая, что за идиоты могли припереться на явную погибель. А мы кривлялись как могли, пока по залу не пронесся крик: «П@зди их», и понеслась.

Кстати, в той поездке с нами был молодой человек, который нынче известнейший банкир. В этом, собственно, было еще одно отличие от подрастающих стиляг, которые боялись всего, что шевелится, за что получали по шапке и от нас.

А тогда, несмотря на абсолютно бредовую ситуацию, получилось отбиться, правда, как обычно, все шишки достались мне как старшему и терять, типа, мне нечего. С работы не уволить, воспитывать обязаны. Комсомольскую руку протянуть. Преступно было бы забыть роль ВЛКСМ в то время. Он уже был не столько страшен, сколько забавен. Какие были поездки по Комсомольске-мол одёжным путёвкам! (смеется).

Тогда же наверху решили, что в каждом районе Москвы должен обязательно быть свой молодежный клуб. Что проявилось в Первомайском районе в виде кафе «Ровесник», а в Куйбышевском кафе – «Стромынка», что от «Щелчка» было на порядок дальше. Кто-то, наверное, может сейчас вспомнить и такие места как «Кронштадт» и «Молоко». Всё это, заметь, под флагом комсомола. Ну а в районе, на болоте, наши местные молодые качки нас ненавидели, поскольку все девушки, и даже бывшие ихние, были нашими. Был такой Гена, в юности «Прыщ», позже «Доктор», когда подкачался, – который однажды вместе со своими товарищами отметелили меня так, что пробили голову, порвали щеку. Что называется, просыпаюсь 3 сентября. Полный рот засохшей крови, сотрясение мозга, а в травмпункте еще обрадовали, мол, у вас рваная рана щеки и зашивать ее поздно. Правда, есть возможность поместить вас в институт микрохирургии, где на вас опыты ставить будут. Ну, опыты, значит опыты, не с дыркой же ходить. И как-то эту дырку там мне хитро натянули, что она срослась, а пока этот процесс шел, мои друзья-подонки мне через эту дырку водку заливали во время многочисленных посещений.

Были и другие столкновения с забавными историями. Помнится, как-то прогуливались по площади Революции. К нам подошел милиционер и стал просто умолять, чтобы мы не спускались вниз, предупреждая, о том, что там «любера». Ну мы, конечно же, послушались, и с криками: «Как любера? Где любера?» – радостно понеслись к эскалатору. И когда мы уже спускались вниз, навстречу нам поднималась толпа человек тридцать, которая тут же предприняла попытки перескочить на наш эскалатор, но была остановлена расстрелом из водного пистолета (смеются). Собственно, я всегда стоял на жесткой позиции по отношению к решениям конфликтных ситуаций. Если была возможность биться – бился.

Ну а потом произошло плавное вливание в общую неформальную тусовку, когда начались рок-н-роллы, появилась Рок-лаборатория и мы пересеклись с «Мистерами». Маврикий Слепнев уже начинал делать татуировки. Но у меня были причины, по которым я их делать тогда не стал. Был у меня знакомый дядечка со сложной судьбой, который отсидел 5 лет за компанию с начальником за недоносительство, потому как был его шофером. А по выходу, какой-то человек что-то там сказал про его жену на автобусной остановке, тот не стерпел и дал хаму в бубен. И как оказалось, неудачно. Остановки тогда были стеклянными, и разбившееся стекло просто снесло голову обидчику. Сел дядечка за этот эпизод еще на 10 лет. Но вышел без единой татуировки. Он-то и рекомендовал нам, подросткам, что делать татуировки надо никак не раньше, чем исполнится 20 лет. Как-то эти слова запали в голову, и уже в начале девяностых я обратился к Маврику, чтобы он оставил на память о тусовке, зарубку о моем беспокойном детстве. Чтобы лежал я в морге перед студентами, а они приговаривали: «Вот, мол, дедушка – зажигал в молодости» (смеется).

А тогда не стал, но рокабилльный период был связан во многом с «Мистер Твистером» и поездками в Питер. Там мы пересеклись с местной тусовкой, с Денисом Кощеем и товарищами.

А познакомились мы так. Первый уехал Леша Каневский, а мы с Христининым подтянулись чуть позже. Приезжаем, стоит Степ и пускает слюни.

Спрашиваем, что случилось, и оказывается, его только что обули на ремень местные рокабиллы (смеются).

Ну, я, конечно, беру Лешу за шкибот, пошли искать. Нашли. Оказались нормальными людьми. Тут же они какого-то очкарика прессанули на квартиру, куда заселили нас, и мы устроили там местный концерт. Люди были замечательные, но не такие оголтелые, как неформальные москвичи. Был эпизод, когда нас предупреждали, что, мол, лучше не делать того-то, чего-то, мол, у нас тут какие-то боксеры, наподобие московских «люберов». А нам по барабану – как всегда, в первых рядах. И так получалось, что именно нас-то в потасовках и не трогали. Так же как и на следующий день, когда был день военно-морского флота, и по улицам толпами бродила пьяная матросня. Как только кто-то узнал, что идут матросы, тут же всех сдуло, я в жопу пьяный с ремнем наперевес, выскакиваю на улицу, и меня эта толпа, плавно огибая, обошла. Как дурак стою в стойке посреди улицы, а меня товарищи подкалывают: «Ну что, побился?» (смеется).

Но несмотря на то, что мы старались быть сами по себе, слияние с остальной тусовкой было неизбежно, смешных людей магнитило друг к другу. И, по-моему, в кинотеатре «Мир» вроде была презентация Levi Strauss…