Чтобы из лесу смог лесоруб подтвердить,
Чтоб увидеть могли зверь и гад,
Что не смертью желал Ты раба умертвить,
А чтоб смог саранчой вернуться назад.
Встань! Прими этот бой, дай стоять до конца!
Кровь раба Твоего здесь взывает к Тебе.
Отче, встань! Отче, бей! Исполняй долг отца!
И обидам раба Твоего есть предел.
Ведь о чём Тебя просит, Всевышний, раб Твой?
Лишь до горла врагов дотянуться рукой.
Чтобы дал Ты проникнуть ему в стан врагов
И во тьме дотянуться до глаз, до зрачков.
Ибо скорбь тяжела его, сердце темно,
Ведь на чёрной земле они били его.
И, заплёван совсем,
Целый день глух и нем,
Он не мог пить и есть
И решил: "Будет месть!"
Чтоб отпраздновать месть, всё отдаст отныне,
Пусть лишь глазом одним сможет зреть святыни.
Несказанная радость зальёт его грудь.
Да не будет приказ Твой: "Прости и забудь!"
Не забудь, что досталось рабу Твоему.
То, что сделали сто, не забудь одному.
Желанен Тебе гнев обёрнутых в тлен,
Бог мёртвых, будь благословен!
4. Заклинание
Он хлеб мой осквернил, жизнь отравил до дна,
Мне кости раздробил. Он предо мной, вглядись:
Хлеб пышен у него, жизнь, как река, полна,
Костям его нет бед. Явись, Господь, явись!
Явись, Господь, явись! Он предо мной, он здесь.
Дай мне его живым: я им живой был бит.
Нет места в чаше бед, и дом разрушен весь.
Дай мне его живым! Как ненависть горит!
Взял, судей подкупив, что я добыл трудом.
Сказал: "Пришёл резник!", и я в крови поник.
И нет ему судьи, плоды труда при нём,
А где найдётся, мать, и на него резник?
Я матерью клянусь: он весь в крови моей.
Пусть будет жив до срока. Им живой я бит.
Молись, мать, чтобы он был цел, живых живей,
Пока не встану. Мой он! Ненависть горит!
Моих всех братьев он повесил на суках –
На дубе, на сосне, на липе у пруда.
Работал до темна, до ломоты в руках
И, кончив, он сказал: "Да будет так всегда!"
Сказал: "Да будет так!" и среди них стоял
Живой, каким пытал их. И сейчас стоит.
И не сгорел в огне, и в бездну не упал.
Он – мой и братьев всех. Пусть ненависть сгорит!
5. Подполье
Мы живём у всех под ногами,
И над нами толща земная.
Мы сильны, обросли волосами. [16]
Нас связяла клятва святая.
О земля наша, отчее поле!
Ты оружье хранила для нас.
Знака лишь ожидает подполье,
Под землёй не смыкая глаз. [17]
Братья, братья родные, каждый,
В ком душа жива после мук,
Братья, братья родные, каждый,
У кого целы пальцы рук,
Готовьтесь, готовьтесь, внимая,
Боевой клич ворвётся, взывая,
Отзовётся во рту вкусом терпким,
И тростник станет лесом крепким.
Клича грозного с хрипом до боли
Ожидает во тьме подполье.
И, куда бы ни шёл враг, мы видим.
Глаз не сводим, внимания полных.
Ни на миг не теряем из виду.
Так за солнцем следит подсолнух.
Если скрылся за дверью закрытой,
Мы у ног его тенью лежим,
Смертным зельем в стакан залиты
И в ушко иголки глядим.
Братья, братья родные, кто может,
В ком душа жива после мук,
Хоть содрали ремнями кожу,
Пальцы вырвали ног и рук,
Готовьтесь, готовьтесь драться,
Костыли отбросив, подняться.
Вы расстанетесь с костылями,
Бог увечных поднимется с вами.
Клича грозного с хрипом до боли
Ожидает во тьме подполье.
Мы со многим, что знали, расстались
Ради мысли одной неизменной,
И расскажут детям, как дрались,
Головою тараня стены.
День свободы! Мечты наши зыбки.
Не дождавшись, падём в боях,
Но блеснём белозубой улыбкой,
Как белеют кости в песках.
Братья, братья родные, каждый,
В ком душа жива после мук,
Встанем вместе с Могучим! Однажды
Пальцы вырастут ног и рук!
Готовьтесь, готовьтесь, внимая,
Ибо страх врага пробирает,
Ибо враг дрожать начинает,
Ибо время, как свечка, тает.
Клич ворвётся, как смерч, в город с воли,
И готово к кличу подполье.
6
1. Песнь знамений
Как будто пред смертью, усевшись на сук,
Кричала сова без умолку.
Из рук твоих выпало зеркало вдруг.
И платье порвалось (так в трауре рвут).
Ты села зашить, не уняв дрожи рук,
Но кровью покрылась иголка.
Ты приметам недобрым не верь.
Пусть погаснут в глазах твоих страхи.
Время добрым знаменьям теперь.
Радость вновь постучит в чью-то дверь...
Только это – мучителям знаки.
И если псы, о дочь, завыли здесь,
Наверно, появился ангел здесь,
И если появился ангел здесь,
Оплакан, значит, будет кто-то здесь.
Небеса засияют, дочь.
И глаза засверкают, дочь.
И года пронесутся, дочь.
Будут помнить их долго, дочь.
И знаменья увидят вдруг,
И недаром на небе круг,
Бедняки возликуют вокруг:
Где-то слышен Радости стук!
Так печальна ты, словно узнала сейчас,
Что ещё раз мне смерть угрожает.
Хоть, как мёртвый, без снов сплю, и свет мой угас,
В страшном сне вдруг почуял последний твой час.
И, очнувшись, я вижу: ухмылка у глаз,
И иголку кровь покрывает.
Нам с тобой язык ясен примет:
Предвещают, что с нами случится.
Ничего в них хорошего нет,
Лишь несчастий нам ждать от примет,
А к мучителям радость стучится.
И если псы, о дочь, завыли здесь,
Наверно появился ангел здесь,
И если появился ангел здесь,
Подобные тебе погибнут здесь.
Собери свои силы, дочь.
До конца, до могилы, дочь.
Много бед ещё ждёт нас, дочь.
И последний он, знак нам, дочь.
Ты до дна выпьешь чашу потерь.
Наша доля в знаменьях, поверь.
Будь же стойкой, родная, теперь!
Нет, не Радость стучится в дверь.
2. Кончина отца
Вот отец твой. В железной кровати. Вокруг
Темень ночи, и нет никого.
Крепок, словно железо. Не вытянет рук,
Но сознание ясно его.
Он и в бездне страданий, истаявший весь,
Ждёт тебя, за тобою следит
И, когда ты подходишь: "Отец мой, я здесь!" –
На тебя, усмехаясь, глядит.
Спазм удушья уже его речи лишил, [18]
Но, измотанный и немой,
Взгляд живых ещё глаз на тебя устремил –
Как будто коснулся рукой.
Потому что близка беда, горше всех бед.
Вот за горло взяла, за язык.
И движутся губы отца мысли вслед,
Но звук сквозь них не проник.
Крепок духом, а с болью нет сил совладать,
Тело быстро слабеет в борьбе.
Как спокойно лицо! Пока может дышать,
Остаётся верен себе.
И сейчас, когда время минуты считать,
Его мыслям не ведом покой.
Ведь обычай отцов – жить в тревоге, решать,
Видеть завтрашний день пред собой.
Их не сломит ничто – ни несчастье, ни боль.
Речь мужчины, отца – смысл их слов.
В этом суть всей их жизненной силы. Как моль,
Она въелась в поступки отцов.
Даже вырван из сотни, один встретит рать.
Не смирившись, на землю падёт.
Тяжело, тяжело отцам умирать,
Их, как дуб, топор не берёт.
Дочь, скажи, что тоскуешь, не знаешь, как быть.
Это – час его. Встреть взгляд отца.
Надо просто всегда обо всём говорить.
И о смерти. Не ради словца.
Хворь склонилась к его напряжённым глазам.
Мастер ужасов с делом знаком.
Разбирает по косточкам ткань, по частям,
Клетку к клетке кладёт рядком.
Не боится отец, не дрожит пред судьбой,
Даже бровью не поведёт.
Так в упорном молчанье последний бой
Опрокинутый навзничь ведёт.
Даже если он нем, и остра боль, как нож,
Когда видит: приблизилась дочь,
Ему кажется, ты, ты на помощь зовёшь,
И он должен тебе помочь.
Это древний обычай отцов и их путь,
Это клятва меж ним и тобой.
Ты запомни её. О другом позабудь,
Но на н е й пусть сын вырастет твой.
Отец облаком снова всплывёт из глубин
(Вспомнишь в день, как настанет твой суд)