С другой стороны, в годы холодной войны оценка вероятности вымирания тоже была высока. Исследователь проблемы внеземных цивилизаций фон Хорнер приписывал «гипотезе самоликвидации психозоя» шансы в 65%. Фон Нейман считал, что а) ядерная война неизбежна и б) все в ней погибнут.
Глобальные катастрофы и горизонт прогноза
Целью данной работы является попытка проникнуть немного далее, чем позволяет нам обычный горизонт прогноза – туда, где за пределами однозначного прогноза виднеются туманные очертания разных возможностей. Я полагаю, что реальный горизонт однозначного прогноза, который мы можем делать со значительной достоверностью, составляет 5 лет, тогда как пространство за горизонтом, где мы можем усмотреть разные возможности, составляет ещё 20 лет после этого момента. И за этим моментом следует абсолютная непредсказуемость. Постараюсь это обосновать.
Оценка в 5 лет возникла из экстраполяции исторических промежутков, на которых в прошлом ситуация в мире настолько менялась, что конкретные политические и технологические расклады полностью устаревали. От открытия цепной реакции до атомной бомбы прошло 6 лет, ещё 7 – до первой водородной, а с этого момента – ещё 5 лет до запуска первого спутника. Примерно по 5 лет длились и обе мировые войны, 6 лет заняла эпоха перестройки. Поступая в вуз на 5 лет, человек не знает обычно, куда он из него пойдёт работать и какую выберет специализацию. На 5 лет обычно выбирают президентов, и никто не знает, кто будет президентом через срок. СССР управлялся пятилетними планами. Периодичность появления принципиально новых продуктов и их огромных рынков: PC, интернет, сотовые телефоны – тоже имеет порядок нескольких лет. Планы внедрения новых технологий микропроцессоров также составляют не более нескольких лет. При этом основной силой в ожиданиях на ближайшие несколько лет оказывается «сила инерции», то есть мы можем с высокой вероятностью говорить, что в течение ближайших 5 лет будет примерно тоже, что и сейчас, за исключением ряда развивающихся тенденций. Однако, когда мы говорим о сроках более 5 лет, то более вероятным выглядит утверждение о том, что ситуация кардинально изменится, чем то, что она будет такой же, как сейчас. Эффект ускорения исторического времени, о котором мы будем говорить дальше, вероятно, сокращает этот срок однозначного прогноза.
Таким образом, мы можем сказать, что до начала «полосы тумана» в однозначных прогнозах будущего – примерно 5 лет, то есть это 2013 год от момента, когда я пишу эти строки – то есть 2008 года. Иначе говоря, мы более-менее отчётливо представляем, какие технологии будут в ближайшие пять лет. И гораздо более смутно представляем более поздние технологии. При этом есть много отдельных технических проектов вплоть до 2020-х годов – скажем, ИТЭР или освоение Луны, и есть многие бизнес-планы, которые рассчитаны на срок до 30 лет, скажем, долгосрочная ипотека. Просто 5 лет – это примерный срок, за которым неопределённость в глобальном состоянии всей системы начинает преобладать над определённостью в самых разных видах человеческой деятельности. При этом с течением времени всё большая неопределённость приходится не на технологические проекты, а на открытия. И хотя мы можем сказать, что некоторые проекты составлены на 20 лет вперёд, мы не знаем, какие факторы будут самыми главными в экономическом, политическом и техническом развитии.
Абсолютным пределом в прогнозах оказывается 2030 год, в районе которого предполагаются возможными мощные нанотехнологии, искусственный интеллект и полное овладением биоконструированием. После этой даты нет смысла в оценках кривых роста популяции или запасов каменного угля, поскольку мы ничего не можем сказать о том, как повлияют сверхтехнологии на эти процессы. С другой стороны, большая неопределённость есть в выборе самой этой даты. Она часто фигурирует в разных дискуссиях о будущем технологий, о чём речь пойдёт дальше в главе про Технологическую Сингулярность. Очевидно, что неопределённость в дате «2030 год» не менее пяти лет. Если произойдёт некая неокончательная катастрофа, то она может резко расширить горизонт прогноза просто за счёт сужения пространства возможностей (в духе: «теперь мы будем сидеть в бункере 50 лет»). Хотя большинство футурологов, пишущих на тему новых технологий, предполагают, что сверхтехнологии созреют к 2030 году, некоторые относят появление зрелых нанотехнологий и ИИ к 2040-ым годам, однако мало кто решается дать обоснованные предсказание на более поздние даты. Кроме того, помимо неопределённости, связанной с нашим незнанием темпов развития разных технологий, их конвергенция в ходе Технологической Сингулярности даёт неопределённость более высокого порядка, похожую на квантовую, но связанную с тем, что мы не можем предсказывать поведение интеллекта, значительно превосходящего наш.
Однако надо иметь в виду, что время предсказуемости постоянно уменьшается в связи с ускорением прогресса и ростом сложности системы. Поэтому, высказывая предположения о границе предсказуемости, мы уже делаем некий прогноз на будущее – хотя бы о том, что степень его изменчивости будет сохраняться. Очевидно, однако, что хотя граница предсказуемости постепенно снижается за счёт ускорения факторов прогресса, она может возрастать за счёт нашего лучшего предвидения и успехов в создании устойчивого общества.
Здесь также действует парадокс среднесрочных прогнозов. Мы можем сказать, что будет с человеком завтра (примерно то же самое, что и сегодня), или через десятки лет (он состарится и умрёт), но мы не можем сказать, что будет через 10 лет. Также и про человечество мы можем сказать, что оно к концу XXI века или перейдёт в постиндустриальную фазу с нанотехнологиями, искусственным интеллектом и почти физическим бессмертием, или к этому моменту погибнет, не выдержав быстроты изменений. Однако прогноз на 15 лет гораздо менее очевиден.
В силу сказанного, хотя мы и исследуем риски глобальной катастрофы во всём XXI веке, наибольшей интерес для нашего исследования представляет промежуток в примерно два десятилетия между 2012 и 2030 годами. До этого момента вероятность глобальной катастрофы в целом известна и мала, а после него – мы утрачиваем, за рядом исключений, возможность что-либо точно предполагать.
Историография
Не имея достаточно места для полного пересказа истории исследования различных рисков я предлагаю читателю следующую краткую схему:
1. Античные, средневековые и мистические представления о конце света по воле Бога или в результате войны демонов.
2. Ранненаучные представления о возможности «тепловой смерти» Вселенной и подобных сценариев. Ситуация в первой половине XX века, грациозные природные катастрофы в фантастике: Г. Уэллс.
3. Яркое осознание способности человечества истребить себя, начиная с 1945 года, в связи с возникновением ядерного оружия. Кун «Термоядерная война». Шют Н. «На берегу». Работы Моисеева и Сагана по ядерной зиме. Фон Хорнер – книга с объяснением возможных причин парадокса Ферми. Основное объяснение – высокая вероятность вымирания цивилизаций на технологической стадии.
4. Глобальные риски в классической футурологии. Постепенно эти риски становятся основным вопросом футурологии, а в начале были случайным событием.
5. 1960-1980-е годы. Вторая волна, связанная с осознанием угроз от биологического, нанооружия, враждебного ИИ, искусственно сдвигаемых астероидов и других отдельных рисков. Роль фантастики в этом. Вторая половина 20 века. Деятельность Станислава Лема. «Непобедимый», «Сумма технологий», «Фантастика и футурология» и другие работы. Эрик Дрекслер «Машины созидания» – 1986. Конференция в Асиломаре по безопасности биотехнологий.
6. Появление обобщающих работ Азимова (1980), Лесли (1996), Мартина Риса (2003), Познера (2004).
7. Анализ логических парадоксов, связанных с глобальными рисками – Doomsday argument в разных формах. Лесли, Бостром, Готт, Кейв. Дискуссия развернулась в 1990-е годы.
8. Развитие синергетики и обращение к системному анализу будущего и системному анализу разных катастроф. Работы Пригожина, Ханзена и российских авторов С.П. Курдюмова, Г.Г. Малинецкого, А.П. Назаретяна и др.
9. Понимание связи между глобальными рисками и «Технологической Сингулярностью». Бостром, Юдковский, Капица, А.Д. Панов. М. Чиркович (Circovic) в Сербии.
10. Статьи и книги с исследованиями отдельных рисков. Фрейтас «Серая слизь». Кэрриген «SETI хакер», Чиркович «Геоинженерия, пошедшая насмарку», «Doomsday men» Смита, «Случайная ядерная война» Блера.
11. Возникновение методологии анализа глобальных рисков. Переход от перечисления рисков к метаанализу человеческой способности обнаруживать и правильно оценивать глобальные риски. Работы Бострома и Юдковского. Сборник «Риски глобальной катастрофы» в Оксфорде – 2008. Также в 2008 году выходит специальный выпуск журнала Futures под редакцией Брюса Тонна, посвящённый рискам человеческого вымирания .