Читать интересную книгу У любви краски свои - Андрей Брыжинский

— Наша реальная жизнь порождает равнодушие.

— Не совсем разумею, о чем ты?

— Да здесь и обмозговывать особо нечего: общее — для всех, а не твое. Уясни для себя, Пётра: пока колхозники настоящими хозяевами себя чувствовать не будут на порученных им участках, большого от них не жди.

— Некоторые, возможно, и с полной отдачей сил трудились бы. Только что от того-то, ежели всем поровну платят. И тому, кто в поте лица работает, и тому, кто с прохладцей делает свое дело, как говорится, лишь часы отбывает. Выполненное нисколечко не волнует людей. Привыкли к такому укладу жизни: сколько сделано. Высокие ли, низкие ли урожаи, сколько надоили молока, сколько получили мяса — трава не расти, не за это производится оплата. Вот где скрыты корни бесхозяйственности.

— Дела-а. И что, по-твоему, нужно делать? Есть какой-то выход отсюда? Видишь ты спасительный маячок?

Иван Егорович не сразу ответил на вопросы сына. Молчал и Петр Иванович.

Мимо них по тропинке, протянувшейся перед домами, прошли две женщины. Отец с сыном поздоровались с ними, и Иван Егорович продолжил разговор:

— Ты академию окончил, сам смотри, как тебе быть. Прикинь про себя, что и как. Я к подобным мыслям пришел, пройдя большой жизненный путь.

— Это как прикажешь понимать?

— Так вот. Пока общее хозяйство колхозники не научатся воспринимать как свое, личное, добра не жди.

— Заставить следует.

— Э-э, Пётра, здесь понукания не помогут… Сокровенные мысли тебе выскажу: земли, фермы самим людям надо отдать. Без этого… — покачал головой. — Вон, сколько уж при власти Советов живем, методы работы же все не меняются. Только вести дела так, как делалось до сих пор, нельзя. И у меня кое-какие задумки по этому поводу были, да вот видишь…

— Послушай-ка, отец, ты мыслишь теми же категориями, что и некоторые профессора академии. Выходит, академический ум у тебя.

— Смейся, смейся над стариком. Я тебе высказал сокровенные свои мысли, которые уже давно вынашиваю в голове. Вожжи председателя колхоза тебе доверили, сынок, вот и думай сам, в какую сторону их дергать. Ежели что, и меня можешь спрашивать. Возможно, что и дельное иногда подскажу.

— Спасибо, отец, — Петр Иванович встал и, уже уходя, ласково сказал: — Ты отдыхай, воздух вон — свежий, теплый…

* * *

Сегодня после обеда Паксяськину позвонили из райагропрома, сообщили радостную весть: «Сятко» выделили гусеничный трактор и комбайн «Нива». Необходимо было взять счет на перечисление денег.

Петр Иванович зашел в бухгалтерию, поведал Пестову о приятной новости. Ожидал, что тот обрадуется. Никита Михайлович же, наоборот, сосборил лоб, брови аж задергались. Проворчал недовольно:

— Техника, она нужна была бы нам, только… карманы дырявые.

— Что, не осилим? — ошарашен был Паксяськин словами главного бухгалтера.

— Сам знаешь, сколько «Нива» стоит. Денег же у нас… Кот наплакал. Иди в госбанк, поди-ка снова в долг дадут?

Настроение у Петра Ивановича разом испортилось, и он быстро вышел из бухгалтерии. В кабинете не сел за свой стол, зашагал по комнате, прикидывая про себя, как же быть.

Именно с таким «кислым» видом и застал сына Иван Егорович, заглянувший в правление колхоза. Ивану Егоровичу в последнее время стало заметно лучше. Иногда он даже в магазин ходит. Правда, тяжелую ношу в руки не берет, а вот буханку-другую в пакетике все же принесет. Теперь в Лашмино редко кто сам хлеб печет — покупают в магазине. На пять близлежащих сел устроена одна пекарня. Оттуда ежедневно доставляют хлеб по магазинам. Поэтому приобретение хлеба Иван Егорович взял на себя: все дело, и он какую-то пользу приносит. Вот и сегодня купил две буханки хлеба и на обратном пути завернул в правление.

Отец сразу же заметил пасмурное настроение сына, спросил:

— Что-то не так?

— Да уж, именно «не так»… Ветер выдувает денежки из наших дырявых карманов. Вон, даже новый трактор не на что купить. Да-а, ума не приложу, как дальше быть.

— И не только у нас в колхозе, этих дыр в целом и в экономике страны полным-полно… Никак не залатаем их. Одно чем-нибудь прикроем — смотришь, другое открывается хуже прежнего. При таких условиях легкой жизнь председателей колхоза не бывает. Ни у кого.

— Куда ни кинь — всюду клин, одни нехватки, — уже остывая, согласился младший Паксяськин.

— Это уж точно. Зайдешь в магазин — тошнота одолевает при взгляде на пустые прилавки. Шаром покати. Это что, куда годится такое? Добрались до коммунизма…

Иван Егорович сплюнул даже. Ему вспомнились слова, которые когда-то сказал Хрущев. Якобы в восьмидесятые годы будем жить при коммунизме. Что есть мочи кричал глава нашего государства об этом, обещал: нынешнее поколение станет бесплатно ездить на транспорте, у каждого будет своя отдельная квартира, на столе будет столько еды, сколько кому захочется, работать человек пойдет туда, где найдет себе дело по душе. Намеченное это время подошло, вместо коммунизма же — пустые прилавки.

Молодой Паксяськин призадумался. Сказать, что не выделяли сельскому хозяйству достаточно денег — было бы неверно. Ученые подсчитали: только с середины шестидесятых годов до сегодняшнего дня было направлено на село свыше пятисот миллиардов рублей. Эти народные деньги, считай, утонули в прорве бесхозяйственности и безалаберности, экономической безграмотности. Богатства от них не прибавилось. Как ни шатко ни валко шли в сельском хозяйстве дела, так и теперь движутся. На покупку продовольствия из-за рубежа ежегодно тратим десятки миллиардов рублей.

— Знаешь, отец, выходит, нужно искать другие пути-дороги для работы. По-иному нельзя.

— Разрушить, Пётра, следует некоторые вещи, сильно разрушить. И в первую очередь — уравниловку в оплате труда. Никак не могу понять, почему так боимся много платить тем, кто своим упорным трудом экономику страны поднимает, всеобщее богатство увеличивает? Пусть даже и появятся среди нас заметно разбогатевшие.

— И какие наставления будут с твоей стороны по этому делу?

Иван Егорович встал, подошел к окну, глянул на улицу. На свой вопрос ждал ответа сын, не прерывал молчания. Наконец отец встал перед ним, положил свою ладонь на его плечо, растягивая слова, начал:

— Рецепта, Пётра, пока что нет у меня. Сам дерзай, может, что и осенит тебя самого. Знай одно: в дела твои пристально буду вглядываться. Сам увидишь: я на твоей стороне, смотришь, и дельное что подскажу. Очень и очень рад, что вернулся ты в село и взялся за большое дело. Успехов тебе на благородном поприще. Помни всегда: здесь ты нужен… Ну, ладно, пойду, не буду красть твое время, отрывать от дел. Увидел вот тебя на рабочем месте, аж на душе легко стало. Только… надежды, которые возлагаю на тебя, постарайся оправдать.

* * *

Петр Иванович спешит на «уазике» в Сурск, в районный агропром, он с собой захватил и производственно-финансовый план колхоза.

Едет Петр Иванович и то и дело посматривает по сторонам, глаза ослепляет белизной первый снег, который белым покрывалом закрыл всю землю. Этот снег, возможно, еще и растает, ведь идут только последние дни октября. И все же зима уже не за горами.

У председателя настроение неважнецкое. Одно лишь успокаивало — осенние дела завершены. И все же в «Сятко» многое не радовало.

Ехать одному спокойно, и о том поразмыслишь, и о другом про себя прикинешь. Никто не мешает. Петр Иванович всматривается в дорогу, и перед глазами встает образ любимой девушки. Аж вздрогнул, сердце заколотилось.

«Как ты там, Наташенька? Кого-то другого уже успела встретить? Нет, не верю этому… А почему бы и не поверить? В жизни ведь всякое бывает. Вон, Фаина Викторовна закидывает удочки в мою сторону, замечаю это. Да ведь и неплохая она, хотя вряд ли может конкурировать с Наташей… Нет, одна в сердце у меня…

Наташа, Наташа… Неужели забыла наши горячие встречи? Ни словечка не можешь написать. Нет моей вины здесь, жизнь сама поставила на такую стезю. Эх, как я люблю тебя! Городская жительница… Приехала бы к нам, Наталка, сразу бы понравились наши места, и город бы позабыла… Возвращусь из Сурска, напишу об этом, еще раз напомню, какая красота тут, как легко дышится, всё радует глаз. Приезжай побыстрее в Лашмино. Не приедешь — сам съезжу за тобой. Зачем так раздираешь мне сердце, Наташенька? Не слушай ты свою мать. Услышь плач моего сердца, приезжай сюда…»

Мотор почему-то «закашлял», и через некоторое время машина остановилась. Паксяськин вышел. Открыл капот, ищет, в чем причина. Вытащил свечу зажигания, почистил. И вот уже «уазик» снова катится по дороге.

А вот как ноющее сердце успокоить?..

* * *

Долго задержался Петр Иванович в правлении колхоза. Вошел домой крадучись, — боялся, не проснулись бы отец с матерью, но они не спали, сумерничали.

— Вы что, меня дожидаетесь? — при их виде удивился Петр Иванович.