Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо за сигарету, но у меня нет ни желания, ни денег на новые знакомства.
– Я же сказала, у меня выходной.
Я почувствовал неловкость и замолк. Незнакомка вглядывалась в тлеющий пепел, секунду за секундой опускавшийся к фильтру, краплёному помадой оттенка вермилион.
– Не хочешь проводить девушку до дома? В это время на улице столько уродов.
– Почему бы и нет, – встав, я подал ей руку.
– А ты джентльмен.
Она жила в десяти минутах ходьбы от вокзала. Солнце окончательно утонуло в горизонте, и улицы погрузились в свет с перебоями работающих фонарей. Прохлада снова снизошла к нам. Мы закурили ещё.
– Кира? Красивое имя. Подходит к твоему имиджу.
– Ты больной?! – едва сдерживая смех, она заехала мне сумкой по плечу.
– В последнее время я слышу это слишком часто.
Мы остановились, подойдя к небольшому домику, ограждённому клумбами и свежевыкрашенным деревянным забором.
– Не зайдёшь на чай? У меня лежит отличный портвейн!
– А к чаю что?
– Есть немного текилы и рома.
– А чай есть?
– Вряд ли.
– Ну что ж, ставь чайник.
Внутри дом выглядел меньше, чем снаружи, но тем не менее выделялся особым уютом и теплотой. На стене висело распятие, под которым у кровати располагался журнальный столик с довольно потрёпанными Ветхим и Новым Заветами. Я немного засомневался в роде деятельности Киры и, найдя в шкафу монашьи одеяния, точно бы попросил прощения за свои шутки (хотя скорее всего запутался бы куда больше). Но сомнения исчезли, как только я перебросил взгляд через кровать: с другой стороны стоял похожий столик с пустой бутылкой бурбона, переполненной пепельницей и парой-тройкой запечатанных (слава богу) презервативов.
– Я здесь где-то здравый смысл потерял, не находила? – я указал взглядом на весь этот натюрморт
– Ой, прости, сейчас всё уберу, – книжицы и старина Иисус направились прямиком в выдвижной ящик.
Сказать, что я опешил, – ничего не сказать. Она меня немного пугала, но мне определённо нравился её стиль.
Кира сняла туфли и без капли застенчивости, не обращая внимания на меня, переоделась в менее откровенный наряд: зелёное платьице домашнего покроя с подолом чуть длиннее прежней униформы.
– Чего ждёшь, бокалы – там, – она указала рукой на шкафчик небольшой барной стойки с гладко отполированными ручками.
Замешательство и робость во мне нарастали с каждой минутой. Ещё никогда мне не доводилось чувствовать себя так неловко.
Я подошёл к стойке и достал два бокала, окантованных трещинами чуть менее остальных. Там же я нашёл и портвейн с невыговариваемыми немецкими литерами. Мутная бордовая жидкость заполнила бокалы доверху, резкий запах спирта ударил в носоглотку.
Кира, склонившись над раковиной, стирала сложенным пополам ватным диском остатки теней и туши, с безразличием в глазах обнажая кожу женщины, перешедшей порог юности. Лицо её постепенно преображалось, обретало мягкие, нежные черты. Шум проточной воды стих. Хозяйка вышла из ванной, окинув комнату уставшим, но ещё блестящим взглядом.
– Распусти волосы, терпеть не могу эти пучки.
– Как скажешь, ковбой, – угольные кудри снова прикрыли скулы девушки.
Во всём доме не оказалось стульев, потому мы сидели на полу, разложив между собой «чайный сервиз». Жилище в принципе не выделялось шиком. Здесь не было ни кухонного гарнитура, ни телевизора, ни кресел, ни дивана. Возможно, это место выполняло роль офиса или что-то вроде того.
– Так как нелёгкая занесла в эти края? Я тебя здесь не видела раньше.
– Всё тебе расскажи! Мы с тобой знакомы от силы полчаса.
– Брось, милый, мне кажется, целую вечность, – чертовка ехидно усмехнулась.
– Я пишу.
– Журналист? Такой молодой, а уже пробился в люди?
– Не совсем. Совсем нет. Я пишу книгу. Уже второй год.
– Даже так! И много написал?
– В этом то и проблема. Там, откуда я приехал, не до писанины.
– Бродячий писатель? Мне это нравится! – перебила Кира, вновь оскалив клыки. – И что же сподвигло тебя на нищенское существование писаки?
– Чёрт его знает. Я был и фермером, и почтальоном, отучился пару лет в колледже, который с успехом забросил, выезжал в столицу в поисках заработка, но всё равно возвращался к перу. Люди говорят: «Остепенись, парень, зачем тебе это? Не всем дано, да и книг уже написано на десять поколений вперёд», а я отвечаю: «Идите к чёрту, просто идите к чёрту! Я сам разберусь, уже не мал, уже самодостаточен».
– А, быть может, ты просто мудак?
– Действительно, – я поднял бокал, – за мудаков!
Звон бокалов повторялся из раза в раз. Мы хмелели, трезвели, опустошали бутылку за бутылкой, жгли раковые палочки, смеялись, рассказывали друг другу свои жизни.
– Мне завтра нужно съездить в соседний городок.
– За городом тариф выше?
– Идиот.
– Извини.
– Можешь остаться, тебе ведь некуда идти.
– А как же твои клиенты?
– Я найду компромисс, не волнуйся. Только никаких шлюх и наркоты!
Я засмеялся. Мы засмеялись. Мне определённо нравился её стиль.
– Одно условие: прочти мне свои записи.
– Идёт! Только сперва надо бы привести их в порядок. Трудно будет воссоздать хоть мало-мальски ровную структуру повествования из всех этих перепутанных обрывков. И, знаешь, я ещё никому не показывал своё детище.
– Большая честь, господин писатель! – в воздухе повис очередной бокал.
Болтовня продолжалась до глубокой ночи и завершилась делом.
К обеду я проснулся один. В воздухе стоял еле слышный запах духов. За окном прела груша, окутанная стаей перелётных птиц. Старина Иисус вновь занимал своё место и смотрел на меня с печалью и порицанием. На столе лежала записка: «Захочешь есть – приготовь».
Я оценил заботу и начал думать, чем занять себя в ближайшие пару часов. Решил продолжить писать. За полчаса выжал около двух строчек. Закрыл блокнот. Открыл холодильник. Вытащил пару куриных яиц и небольшой томат, пачку молока и остатки рафинированного подсолнечного масла. Как оказалось, повар из меня не ахти, зато пироман от бога.
Догрызя нечто, именуемое в моей голове омлетом, я решил что-нибудь почитать. Все статьи в журналах и газетах Киры оказались необычайно скучными и до безобразия глупыми. Я заглянул в небольшой книжный шкафчик. Его заселяли пара романов Чака Паланика, неполное собрание рассказов Лавкрафта, сборник антиутопических произведений разных сортов и небольшая книжонка с картонной закладкой где-то между страниц.
Открыв её на начале и с трудом прожевав первые несколько страниц, я открыл для себя три вещи: прочесть произведения Буковски может каждый, понять – любой, чей IQ выше двухзначного числа, но полюбить – только конченный идиот.
Глава 5. Рождённый ползать
Обожаю Чарльза, мать его, Буковски! Прочёл от корки до корки. Не то чтобы я видел в «Фактотуме» какой-то скрытый эзотерический смысл или хоть какой-то намёк на литературную ценность, но, чёрт возьми, бульварное чтиво – определённо то, что я искал последние пару лет, да простят меня Булгаков и Достоевский! Однако вы навряд ли захотите перечитать его книги в следующий раз (если только у вас нет проблем с половым созреванием или лишней хромосомой).
В кои-то веки во мне шелохнулось неподдельное вдохновение. Через час блокнот потолстел на двадцать страниц, что было огромным прорывом за последнее неплодотворное время. Кисть выводила букву за буквой, вычёркивала, обводила, вырывала листы, повествовала, описывала, рассуждала.
Истощённый и одухотворённый, я вновь рухнул в объятия кровати. Голову снова опутали плоды больной фантазии.
Вот мы сидим за столом с Иисусом, облачённые: он – в тряпьё и терновый венок, я – в тогу и сандалии, на веранде в глубине виноградных садов. Рядом Марк стряхивает сигаретный пепел с белоснежной туники и с задумчивыми глазами перебирает звонкие нити позолоченной лиры. Мы пьём портвейн и спорим.
– Ну какая ещё вавилонская блудница? Ну ты сам подумай, что несёшь!
– Прояви хоть каплю уважения перед сыном божьим!
– Божьим? Ты сам-то его видел?
– Попридержи коней, остряк!
За шумом листвы проявилась фигура юной девы с аккуратно уложенными белокурыми волосами. В руках она несла кипу каких-то бумаг и пачку ментоловых сигарет.
– Спасибо, душенька! Будь добра, принеси нам по чашечке кофе и что-нибудь перекусить, думаю, совещание продлится ещё какое-то время. И если кто спросит, меня нет.
– Слушаюсь, – девушка увела зелёные глаза в сторону, но вдруг опомнилась. – Ах да, шеф, вам звонил некто, не представился, говорил что-то про вашего отца, и что падших ангелов не бывает.
– Спасибо, милая, я разберусь.
Секретарь вновь исчезла в зелени виноградника. Босс с деловитым видом снял венок, протёр испарину со лба, водрузил тёрн на прежнее место и надвинул очки на переносицу.
- Рад, почти счастлив… - Ольга Покровская - Русская современная проза
- Гранатовые облака. Зарисовки Армении - Наталья Образцова - Русская современная проза
- Воробей в пустой конюшне, или Исповедь раздолбая – 2 - Борис Егоров - Русская современная проза