Читать интересную книгу 40 дней Кенгира - Александр Солженицын

 Даже ларьки от местного ОРСа продолжали торговать в зонах. Вольной инкассаторше штаб обещал безопасность. Она без надзирателей допускалась в зону и здесь в сопровождении двух девушек обходила все ларьки и собирала у продавцов их выручку - боны. (Но боны, конечно, скоро кончились, да и новых

 товаров хозяева в зону не пропускали.)

 В руках у хозяев оставалось еще три вида снабжения зоны: электричество, вода, медикаменты. Воздухом распоряжались, как известно, не они. Медикаментов не дали в зону за сорок дней ни порошка, ни капли иода. Электричество отрезали дня через два-три. Водопровод - оставили.

 Технический отдел начал борьбу за свет. Сперва придумали крючки на тонкой проволоке забрасывать с силой на внешнюю линию, идущую за лагерной стеной - и так несколько дней воровали ток, пока щупальцы не были

 обнаружены и отрезаны. За это время Техотдел успел испробовать ветряк и

 отказаться от него и стал на хоздворе (в укрытом месте от прозора с вышек и

 от низко летающих самолетов У-2) монтировать гидроэлектростанцию, работающую

 от... водопроводного крана. Мотор, бывший на хоздворе, обратили в генератор

 и так стали питать телефонную лагерную сеть, освещение штаба и...

 радиопередатчик! А в бараках светили лучины... Уникальная эта гидростанция

 работала до последнего дня мятежа.

 В самом начале мятежа генералы приходили в зону как хозяева. Правда, нашёлся и Кузнецов: на первые переговоры он велел вынести из морга убитых и громко скомандовал: "Головные уборы - снять!" Обнажили головы зэки - и

 генералам тоже пришлось снять военные картузы перед своими жертвами. Но

 инициатива осталась за гулаговским генералом Бочковым. Одобрив избрание

 Комиссии ("нельзя ж со всеми сразу разговаривать"), он потребовал, чтоб

 депутаты на переговорах сперва рассказали о своём следственном деле (и

 Кузнецов стал длинно и может быть охотно излагать своё); чтобы зэки при

 выступлениях непременно вставали. Когда кто-то сказал: "Заключённые

 требуют..." Бочков с чувствительностью возразил: "Заключённые могут только

 просить, а не требовать!" И установилась эта форма - "заключённые просят".

 На просьбы заключённых Бочков ответил лекцией о строительстве социализма, небывалом подъёме народного хозяйства, об успехах китайской революции. Самодовольное косое ввинчивание шурупа в мозг, отчего мы всегда слабеем и немеем... Он пришёл в зону, чтобы разъяснить, почему применение оружия было правильным (скоро они заявят, что вообще никакой стрельбы по зоне не было, это ложь бандитов, и избиений тоже не было). Он просто изумился, что смеют просить его нарушить "инструкцию о раздельном содержании зэ-ка - зэ-ка". (Они так говорят о своих инструкциях, будто это довечные и

 домировые законы.)

 Вскоре прилетели на "Дугласах" еще новые и более важные генералы: Долгих (будто бы в то время - начальник ГУЛага) и Егоров (зам. министра МВД

СССР). Было назначено собрание в столовой, куда собралось до двух тысяч заключённых. И Кузнецов скомандовал: "Внимание! Встать! Смирно!", и с почетом пригласил генералов в президиум, а сам по субординации стоял сбоку. (Иначе вёл себя Слученков. Когда из генералов кто-то обронил о врагах здесь, Слученков звонко им ответил: "А кто и_з _в_а_с не оказался враг? Ягода -

 враг, Ежов - враг, Абакумов - враг, Берия - враг. Откуда мы знаем, что Круглов - лучше?")

 Макеев, судя по его записям, составил проект соглашения, по которому начальство обещало бы никого не этапировать и не репрессировать, начать расследование, а зэки за то соглашались немедленно приступить к работе. Однако когда он и его единомышленники стали ходить по баракам и предлагали принять проект, зэки честили их "лысыми комсомольцами", "уполномоченными по заготовкам" и "чекистскими холуями". Особенно враждебно встретили их на женском лагпункте и особенно неприемлемо было для зэков согласиться теперь на разделение мужских и женской зон. (Рассерженный Макеев отвечал своим возражателям: "А ты подержался за сисю у Параси и думаешь, что кончилась советская власть? Советская власть на своём настоит, всё равно!")

 Дни текли. Не спуская с зоны глаз - солдатских с вышек, надзирательских оттуда же (надзиратели, как знающие зэков в лицо, должны

 были опознавать и запоминать, кто что делает) и даже глаз лётчиков (может

 быть, с фотосъёмкой) - генералы с огорчением должны были заключить, что в

 зоне нет резни, нет погрома, нет насилий, лагерь сам собой не разваливается,

 и повода нет вести войска на выручку.

 Лагерь - стоял, и переговоры меняли характер. Золотопогонники в разных сочетаниях продолжали ходить в зону для убеждения и бесед. Их всех пропускали, но приходилось им для этого брать в руки белые флаги, а после вахты хоздвора, главного теперь входа в лагерь, перед баррикадой, сносить обыск, когда какая-нибудь украинская дивчина в телогрейке охлопывала генеральские карманы, нет ли там пистолета или гранат. Зато штаб мятежников гарантировал им личную безопасность!..

 Генералов проводили там, где можно (конечно, не по секретной зоне хоздвора), и давали им разговаривать с зэками и собирали для них большие собрания по лагпунктам. Блеща погонами, хозяева и тут рассаживались в президиумах - как раньше, как ни в чём не бывало.

 Арестанты выпускали ораторов. Но как трудно было говорить! - не только потому, что каждый писал себе этой речью будущий приговор, но и потому, что слишком разошлись знания жизни и представления об истине у серых и голубых, и почти ничем уже нельзя было пронять и просветить эти дородные благополучные туши, эти лоснящиеся дынные головы. Кажется, очень их рассердил старый ленинградский рабочий, коммунист и участник революции. Он спрашивал их, что будет за коммунизм, если офицеры пасутся на хоздворе, из ворованного с обогатительной фабрики свинца заставляют делать себе дробь для браконьерства; если огороды им копают заключённые; если для начальника лагпункта, когда он моется в бане, расстилаются ковры и играет оркестр.

 Чтоб меньше было такого бестолкового крику, эти собеседования принимали и вид прямых переговоров по высокому дипломатическому образцу: в июне как-то поставили в женской зоне долгий столовский стол и по одну сторону на скамье расселись золотопогонники, а позади них стали допущенные для охраны автоматчики. По другую сторону стола сели члены Комиссии, и тоже была охрана

- очень серьёзно стояла она с саблями, пиками и рогатками. А дальше подталпливались зэки - слушать толковище, и подкрикивали. (И стол не был без угощений! - из теплиц хоздвора принесли свежие огурцы, с кухни - квас.

 Золотопогонники грызли огурцы, не стесняясь...)

 Требования-просьбы восставших были приняты еще в первые два дня и теперь повторялись многократно:

 - наказать убийцу евангелиста;

 - наказать всех виновных в убийствах с воскресенья на понедельник в хоздворе;

 - наказать тех, кто избивал женщин;

 - вернуть в лагерь тех товарищей, которые за забастовку незаконно посланы в закрытые тюрьмы;

 - не надевать больше номеров, не ставить на бараки решёток, не запирать бараков;

 - не восстанавливать внутренних стен между лагпунктами;

 - восьмичасовой рабочий день, как у вольных;

 - увеличение оплаты за труд (уж не шла речь о равенстве с вольными),

 - свободная переписка с родственниками и иногда свидания;

 - пересмотр дел.

 И хотя ни одно требование тут не сотрясало устоев и не противоречило конституции (а многие были только - просьба о возврате в старое положение),

- но невозможно было хозяевам принять ни мельчайшего из них, потому что эти подстриженные жирные затылки, эти лысины и фуражки давно отучились признавать свою ошибку или вину. И отвратна, и неузнаваема была для них истина, если проялялась она не в секретных инструкциях высших инстанций, а из уст чёрного народа.

 Но всё-таки затянувшееся это сидение восьми тысяч в осаде клало пятно на репутацию генералов, могло испортить их служебное положение, и поэтому они обещали. Они обещали, что требования эти почти все можно выполнить, только вот (для правдоподобия) трудно будет оставить открытой женскую зону, это не положено (как будто в ИТЛ двадцать лет было иначе!), но можно будет обдумать, какие-нибудь устроить дни встреч. А вот начать в зоне работу следственной комиссии (по обстоятельствам расстрелов) генералы внезапно согласились. (Но Слученков разгадал и настоял, чтоб этого не было: под видом показаний будут стукачи дуть на всё, что происходит в зоне.) Пересмотр дел? Что ж, и дела, конечно, будут пересматривать, только надо подождать. Но что совершенно безотложно - надо выходить на работу! на работу! на работу!

 А уж это зэки знали: разделить на колонны, оружием положить на землю, арестовать зачинщиков.