представительница суетного и чуждого природе человека мира отчужденной утилитарной деятельности, религия олицетворяет подлинно человеческий мир. Богословская иллюзия науки отражает ее реальное, практическое отчуждение от человека в мире частной собственности.
Конечно, сконструированные богословами концепции используются активно и целенаправленно для защиты религии, укрепления ее догм, принижения возможностей научного знания.
При всех функциональных и генетических различиях между наукой и религией есть область, где они сталкиваются самым непосредственным и ожесточенным образом, это — область мировоззрения. Делая те или иные уступки науке, отступая под давлением научных фактов, модернизируя свое вероучение и миропонимание, богословы чувствуют, что всякому отступлению есть предел. Можно предоставить науке право рассматривать формы, в которых происходили творение или эволюция человеческого организма, но нельзя отказаться от самих догм творения мира и человека. Иначе надо отказаться от религии вообще. Поэтому-то теологи и сосредоточивают свое внимание на отсечении материалистических мировоззренческих выводов естественных наук, на фальсификации их мировоззренческого значения.
Итак, попытки протестантских богословов посредством теории «параллельных плоскостей» доказать возможность мирного сосуществования науки и религии не увенчались успехом. Весьма примечательно, что эта теологическая схема не только противоречит содержанию и функциям научного знания, но и, будучи доведена до своего логического конца, посягает на сами религиозные догмы.
В самом деле, если религия и наука являются «параллельными плоскостями», то, значит, и миры (сверхъестественный и естественный), которые, по утверждению богословов, они отражают, тоже параллельны, независимы друг от друга и бог, следовательно, не может вмешиваться в земные дела. Этот неизбежный вывод уже посягает на самые фундаментальные основания христианства, ибо делает земной мир независимым от сверхъестественного. Теория «параллельных плоскостей» опасна для христианства еще и тем, что, проводя абсолютное противопоставление сверхъестественного и естественного миров, она выводит веру за пределы мира, в котором живет верующий, делает религию совершенно ненужной для его земных дел.
Богословы стремятся выпутаться из этих трудностей посредством постулирования, противоречащего «независимым плоскостям» тезиса о различных измерениях действительности. Особенно старается в этом отношении Аурел фон Юхен. «Нельзя выдумать кусок пространства, который бы имел только длину, или ширину, или высоту. Точно так же не может быть придумана никакая действительность, — декларирует он, — которая была бы только научно познаваема и не имела бы никакого религиозного аспекта»[21].
Его коллега В. Герике даже утверждает, что «действительность, в которой совершается откровение, и действительность, которая есть предмет исследования науки, — это одна и та же действительность»[22].
Здесь мы видим уже совершенно иные устремления теологов: желание представить религию и науку имеющими дело с различными сторонами одной и той же действительности, приблизить веру к земному миру и придать религии вид реалистического мировоззрения. Теологи проводят в данном случае аналогию религии с научными дисциплинами, которые-де тоже изучают какие-либо стороны одной действительности.
Однако подобная аналогия несостоятельна. Об этом неоспоримо свидетельствует марксистское учение о материальном единстве мира, подтвержденное всем ходом развития естественных наук. Какие бы стороны действительности ни изучали научные дисциплины, речь идет всегда об аспектах материального мира, о законах, структуре, процессах движущейся материи. Материальная действительность исчерпывает всю действительность вообще и не имеет никакого религиозного аспекта.
Наука о природе в кривом зеркале богословия
Факты свидетельствуют, что протестантские теологи не ограничиваются общими рассуждениями о соотношении религии я естествознания в духе теории «параллельных плоскостей». Они тщательно следят за основными тенденциями в развитии современных естественных наук, за их новейшими открытиями, давая им теологическую оценку в многочисленных статьях в религиозных и светских журналах и газетах, специальных изданиях. Расшаркиваясь перед естествознанием на словах, богословы открыли фактически широкое наступление на него, подвергая его дискредитации не только в познавательном, но и в этическом и социальном аспектах.
Прежде всего, протестантские фидеисты подвергают искажению историю взаимоотношений науки и религии. Их цель состоит в том, чтобы представить великий многовековой конфликт между двумя этими формами общественного сознания не результатом полной противоположности их мировоззренческих основ, а продуктом случайных превратностей хода исторических событий, плохого взаимопонимания деятелей науки и идеологов религии.
Большинство богословов все же усматривают источник борьбы науки религии в том, что наука «пренебрегала своими границами», выходила за пределы своей компетентности, а ученые позволяли себе делать из данных естествознания «незаконные» материалистические выводы.
Однако некоторые дальновидные церковные деятели понимают, что делать одну науку козлом отпущения в историческом конфликте веры и знания не очень убедительно. Отсюда стремление к более гибкому, утонченному объяснению причин этой борьбы. Примером такой попытки является развиваемая богословом Г. Гусдорфом концепция «взаимного очаровывания» и «взаимной порчи» науки и религии[23].
Суть ее состоит в следующем. Ответственность за вековую борьбу несут и наука, и религия. «Вина» науки выражается в том, что ей свойствен «научный тоталитаризм», она притязает на всю человеческую действительность в ее совокупности, требует, чтобы в нее верили так же, как верят в религиозные догмы. Выставив подобные притязания, наука якобы хочет стать религией и посему вступает в конфликт с последней.
С другой стороны, утверждает теолог, существует «христианский тоталитаризм». Одна из особенностей науки состоит в ее общезначимости для каждого, в принудительной силе ее выводов и заключений, что и было привлекательным для церковников. «С самых начал науки, — пишет богослов, — люди веры были зачарованы преимуществом этого способа мышления; они непрерывно предпринимали попытки для своей выгоды сделать родным себе разум с его способностью доказывать и обосновывать». Это «очарование» религии наукой якобы и приводило к тому, что вера пыталась иметь значение знания, что искажало смысл ее собственных высказываний и вело к конфликту с наукой. Так, по мнению богослова, взаимное «очарование» науки и религии вело к их взаимной «порче».
Г. Гусдорф делает всяческие реверансы в адрес научного знания, заявляет, что «нет ничего справедливее, чем требование человека науки, который, прежде всего, имеет желание быть господином в собственном доме». Исследователю, которому делают упреки со стороны веры, он даже предлагает «затыкать себе уши по образу Одиссея, когда он хотел ускользнуть от пения сирен». Но все эти реверансы преследуют одну цель: принизить познавательные возможности науки, ограничить сферу ее компетенции только одной частью действительности и таким путем выделить место и для веры. Для этого Г. Гусдорф идет на грубейшее искажение сущности знания.
Научное знание никогда не претендует на то, чтобы в него: верили, как верят в религиозные догматы. Знание именно потому и является знанием, что истинность его неопровержимо обоснована и доказана. Ни одно положение науки не принимают на веру, требуя доказательств независимо от того, сколько на это потребуется времени и какие усилия придется затратить. Выдвигаемые современным естествознанием многочисленные гипотезы проверяются