Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Криминалист, сидевший на корточках, обернулся и угодливо осклабился.
– Тот же почерк, – сообщил он, заглядывая сыщику в глаза и подбирая подходящее выражение лица. Хотел победное, но побоялся и предпочел унылое.
– Пуля в лоб?
– Немного ниже, но калибр такой, что разницы нет.
Сыщик присел рядом, деловито огляделся по сторонам. Полиция сдерживала напиравшую толпу. Накрапывал дождик. Потянувшись, сыщик поднял и уронил руку трупа.
– Ручку держал?
– Держал. Выпала, откатилась.
Авторучка лежала неподалеку, в пакете, с маленькой следственной линейкой по соседству. Криминалист вынул из кармана мел и повел его вкруг распростертой фигуры.
– И книга была?
– Вот она. Та же самая.
Криминалист отвлекся от своего занятия, вынул из-за пазухи толстый том с надписью «Антология», тоже в пакете. Сыщик вытряхнул книгу, полистал.
– Убийца пришел за автографом, – протянул он задумчиво.
– Это не вызывает сомнений, – кивнул криминалист.
Сыщик перелистнул страницу, другую, еще полсотни. Палец его замер напротив очередного заглавия.
– Вот, – изрек сыщик. – Отмечено: nota bene. Это он?
– Он самый, – криминалист пыхтел, стараясь повторить на асфальте форму ушей.
Сыщик бросил книгу на грудь покойника и пошел прочь.
– О чем хоть они все пишут? – спросил криминалист, не рассчитывая на ответ.
– Черт их знает, – ответил сыщик через плечо. – Ничего же не прочесть. Этот маньяк снова вырезал дыру. Для пистолета.
Тема: слово – СЛОВО
Пословица про вылетевшее Слово не нравилась Воробью.
«Так что получается, что меня, в отличие от Слова, воротить можно. Куда? Зачем? На каком основании? Кто меня воротит? Я вольная птица. Я не сею, не жну. У меня нет мозгов. Разве я канарейка или попугай? Сдохну, но не вернусь…»
Слово тоже недоумевало:
«Почему не воротишь? Да, я не воробей. Я голубь. Зато я вернусь. Я только устрою тут так, чтобы меня все надолго запомнили, и обязательно вернусь, откуда пришло. Кстати о „воробье“ – это тоже Слово, давным-давно мною сказанное. Сдохнет – вернется, как миленький…»
© октябрь 2009 – ноябрь 2010Небылицы
Связь с машинистом
Проезжая в метро, один человек обратил вдруг внимание на кнопку экстренной связи с машинистом.
«…если в вагоне номер имярек зазвучат посторонние механические звуки (гул, скрежет, стук), то…»
Да сколько угодно!
Мчится поезд – и пожалуйста: то там заскрежещет, то гукнет, то прямо-таки рядом застучит. Все эти звуки были для пассажира посторонними, механическими, и он счел своим долгом прямо экстренно связаться с машинистом. И принялся объяснять, что ему, этому человеку, все слышимые звуки кажутся лишними. Ведь в нормальных условиях, по его понятию, должны стоять мертвая тишина и воцариться смирение, а тут – один сплошной сатанинский грохот.
Вот связался он с машинистом и начал жаловаться.
Сперва они долго ругались на ту тему, что поезд не ездит бесшумно, а после, проездив за разговорами весь день, сделались закадычными друзьями.
С тех пор машинист обязательно брал этого пассажира в кабину с утра, и тот хронически-хтонически, хотя никто не спрашивал экстренно, вещал и объяснял по трансляции, почему и что стучит, почему трясет и покачивается.
И надоел всем смертельно.
Поезда с этой неразлучной парочкой вечно ходили пустыми, так как никто не желал выслушивать эту галиматью, а потому, раз поезда приходили безлюдными, они всегда оказывались набитыми битком. Особенно на узловых станциях в часы пик, где останавливаются прекрасные мгновения.
Подпоручик В Еже
Некий перетянутый ремнями подпоручик, накануне Брусиловского прорыва, пробрался в рощицу, где вынул заветный кисет и забил косячок, как сказали бы нынче. Увлеченный домашней махрой, он был застигнут врасплох здоровенным голодным ежом, проглотившим поручика в оба присеста.
И еж побрел себе, попыхивая, округлившись. Он думал о спячке, сопряженной с неутомимым размножением – слава богу, во сне, ибо ежиха была редкая уродина.
…На поверке подпоручика вызвали, но не дождались.
И сделали вид, будто ничего не случилось, а выкликали всякий раз. И продолжали выкликать в Отечественную, получая неизменный ответ: «Навечно зачислен в строй».
Он, тот подпоручик, был пломбированным агитатором-большевиком.
Вот почему такие почести.
Гуляют слухи, что где-то в нынешнем Кенигсберге, в школе прапорщиков, и по сей день стоит изрезанная парта с художественной фигурой Ежа, а Сент-Экзюпери из нормандии-немана срисовал с нее своего Слона в Удаве.
«Эх ты, шляпа», – говорили однополчане.
Сейчас конкретный пункт упокоения Ежа упорно разыскивают. Не остановленный заградотрядом белых, к нему, до наживы алчный, приближается наш Черный Следопыт, помахивая саперной лопаткой.
«У нас не бывает безымянных героев», – заявляет он нагло.
Живая мишень
Песенка маньяка-убийцы по прозвищу «Парикмахер» была спета.
Группа захвата суетилась у входа в парикмахерскую. На крыше лежали снайперы. Майор, командовавший операцией, дал отмашку, и страшные гоблины навели автоматы на дверь.
– Спокойно, – приказал майор. – Я сажусь в кресло и вынуждаю его проявиться.
Автоматчики прилепились к стене, а майор толкнул дверь и строевым шагом вошел в мужской зал.
Гнусный, уродливый Парикмахер с яйцеобразным черепом изогнулся и зашипел:
– Постричься? Побриться?.. Освежиться?
– Побриться, – твердо сказал майор и сел в кресло.
– Побриться! – восторженно вскричал Парикмахер, победно завернул майора в простыню, намылил майору лицо. Взмахнул бритвой и перехватил ему горло.
– Тревога… тревога… – захрипел майор, валясь на бок.
Маньяк ударил ногой в оконную раму, высадил ее и, как был, в белом халате выпрыгнул на набережную.
– Стой! – послышалось сзади.
Парикмахер осклабился, оттолкнулся, прыгнул в канал и быстро поплыл. Защелкали выстрелы, взбивавшие вокруг голого черепа фонтанчики воды.
Молодежь, которая курила и распивала на мосту напитки, стала швырять в Парикмахера пустые бутылки. Улица улюлюкала:
– ПЛАВАЮЩАЯ БРЕЮЩАЯ ГОЛОВКА! ПЛАВАЮЩАЯ БРЕЮЩАЯ ГОЛОВКА!
Мухарик
Говорят, что такая же история случилась у Липскерова, но я у него не читал, и потом – там был жук, да вообще все иначе наверняка.
…Однажды безымянный юнец, не сильно благоразумный и не привыкший выслушивать седобородых знатоков жизни, стоял, разинувши рот, и взирал на собачье дерьмо.
– Муха влетит, – с укоризной предупредил отиравшийся, подобно роялю, в кустах седобородый старец, который, видимо, знал, о чем говорит, да и вообще, что бывает.
Юнец не внял, и муха влетела.
Юнец шел на базар найти там денежку, а нашел цокотуху.
Она укрепилась где-то глубоко в пищеводе и была очень цепкой; ее было ни выплюнуть, ни выблевать. Она щекотала юнца, заставляя его непроизвольно вновь и вновь, но уже без последствий, разевать рот.
Потом они сжились. Муха отложила яйца, расплодилась, и в потемках юнца образовался маленький рой, который, как и носитель, пристрастился к курению табака, алкогольным напиткам и сквернословию. Более того: когда юнец не сквернословил, рой побуждал его к этому возмущенным утробным жужжанием, которое складывалось в довольно внятные хульные слова. Таким чревовещанием рой часто защищал своего хозяина от многочисленных недоброжелателей.
Правда, не ладились отношения с девами и даже бабами – юнец полагал, будто только по этой причине. И он, переполняясь гормонами, так горевал и тосковал, что уже крепко пристрастился к алкоголю, и до того увлекся, что как-то под утро хлобыстнул инсектицида, и весь рой передох, и даже малые детки с их мамами.
С тех пор молодому человеку чего-то не хватало. Он скучал по роевому строю и строевому рою.
Ходил себе в общественные сортиры и долго простаивал там с разинутым ртом, утешаясь надеждой и воспоминанием о будущем. Пока под зябкий осенний вечер в общественное место не ввалилась бессовестная компания со словами:
– А, так это ты написал: жду каждую пятницу, от 14 до 18? Ты-то нам и нужен!
Дурацкий гамбит
«…Чудесно… Сейчас я пойду конем… А теперь – слоном… А теперь – королем… А теперь – королевой… Шах!… Шах!… А теперь – опять конем… А теперь – ладьей… Шах!… А теперь – слоном… А теперь – пешкой… А теперь – конем… И – мат! мат! мат!…»
…………….
– Мама, мама, смотри! Какой дядька идет смешной!.. Скачет, как конь! А вот пузо выпятил, как король!…
– Не показывай пальцем. Это больной человек, инвалид. Есть такая болезнь. Он и рад бы остановиться, да не может.
– А зачем он матом ругается?
– Это тоже болезнь. Раньше
про таких говорили, что в них черт вселился. И на костре сжигали. А теперь уже нельзя на костре. Пойдем поскорее, не смотри. И ушки заткни.
- Генератор - Сергей Волков - Ужасы и Мистика
- Гвенди и ее шкатулка - Ричард Чизмар - Ужасы и Мистика
- Ба-бай, пред первая кровь, Яшка-фуфломицин. Три истории, поведанные безумным графоманом - Сэм Язов - Ужасы и Мистика / Фэнтези / Эротика
- Увидеть лицо - Мария Барышева - Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика