Читать интересную книгу Всемирный следопыт, 1926 № 11 - Михаил Зуев-Ордынец

III. Белый дикарь.

«Он оказался одним из тех чудаков, которые встречаются повсюду. Освоившись, он рассказал мне о себе подробно. Он давно уже потерял счет времени, и его интересовали такие вещи, что я мог только удивляться. Будучи, повидимому, жителем Лондона, он, прежде всего, интересовался политикой. Он говорил о Гладстоне и хотел знать, был ли повешен некто О’Доннель, убивший шпиона. По всему этому я установил дату, когда он потерял связь с цивилизованным миром, — приблизительно в 1883 году. Значит, он жил здесь уже больше сорока лет! Представьте только себе это!

Между двумя громадными цветками я увидел безобразное человеческое лицо с рыжей бородой, всклокоченными волосами и оскаленными зубами.

«Многие могут подумать, что за такой долгий срок он, белый человек, англичанин, живя с дикарями, должен был сделаться их вождем. И это вполне естественно. По общему правилу, лучше быть правителем в аду, чем рабом в раю.

«Но был ли он царьком, повелителем, вождем? Далеко нет: дитя культуры, он здесь оказался рабом. Дикари стояли выше его. То, что он знал когда-то, здесь, в джунглях, было не нужно. Заметьте, в цивилизованном мире хозяином является машина, а человек — только слуга машины. Отнимите у него все достижения механики и предоставьте его своим собственным силам, и в девяноста девяти случаях из ста он будет голодать. Он не может добывать себе огонь, доставать пищу, строить жилище. Он боится пробовать разные плоды и ягоды, чтобы узнать, с'едобны они или нет. Он не умеет быстро бегать, драться, лазить по деревьям. Среди диких животных — он самый слабый. Поставленный лицом к лицу с природой, он приходит в отчаяние. Его образование здесь не оказывает ему никакой пользы. Он весь полон страха, что каждую минуту ему угрожает смерть. Видите ли, в цивилизованном обществе человек находится в известной безопасности, ему не надо так жестоко бороться за существование. Все, что ему нужно, — это продать себя, свое время, свою жизнь, как можно дороже. И, благодаря этому, он становится мягкотелым. Оторвите его от общества, и он окажется таким же беспомощным, как канарейка, отпущенная на волю.

«Так было и с этим человеком, которого звали Эльфнер. Дикари стояли выше его, и он сделался их рабом. Он перестал думать о чем бы то ни было, кроме потребностей своего тела, и его ум сошел на-нет. Однажды:, как я понял из его слов, он попытался рассказать им о жизни в больших городах, но они не могли себе представить тех картин, которые он рисовал перед ними, и поэтому он стал еще ниже в их глазах, так как теперь они начали смотреть на него, как на лгуна.

«От Эльфнера я узнал о племени Чиква, приютившем его. Он называл их очень злыми, добавив при этом, что они не имеют никаких сношений с другими племенами и живут в огромной долине, расположенной далеко на востоке. Для меня было ясно, что он не хотел взять меня с собой к своим дикарям. Повидимому, он стыдился своего низкого положения среди них.

«Затем он начал рассказывать странную историю — о болотистой местности, расположенной где-то на юго-востоке, и о странных желтых чудовищах, поднимающихся из болотной грязи. Я посчитал это за какой-то бред. Мне были известны великаны-броненосцы и громадные ленивцы, но изображенные им чудовища не были похожи ни на тех, ни на других.

«Затем он вдруг прервал свой рассказ и, не обращая внимания на мои вопросы, начал говорить о том, чего он никогда больше не увидит. Он начал рассказывать мне о каком-то Джоне Сулливане и Джеке Кильрене, о каких-то мерзких преступлениях, интересовавших его. Но больше всего ему нравилось говорить о еде, о ветчине и яйцах, сыре и пиве. Потом он опять начал рассказывать мне о племени Чиква, но снова прервал свой рассказ и разразился следующей тирадой:

«— Знаете, здесь очень скучно… Я часто думаю о разных красках и цветах. Здесь есть птицы всех цветов. Но я часто думаю о том цвете, какой имеет стакан виски, когда держишь его против света. О, какой это цвет!..

«И он отдался грезам, сидя сгорбившись и подперев кулаком подбородок. Затем вдруг сделался очень мрачным.

«— А, эти дикари!.. Они все время заставляют меня работать. Работай, работай и работай! А если я не хочу — наказание. Привязывают к муравьиной куче…

«Его речь была отрывочной, бессвязной, и мне стоило большого труда узнать от него что-нибудь, относящееся к этим джунглям. И я узнал от него очень мало. Мы говорили с ним, быть может, часа три-четыре, как вдруг до нас донеслось громкое улюлюканье.

«— Это они… чернокожие зовут меня, — сказал он, вскакивая на ноги.

«Хотя я не был заинтересован в нем, как в компаньоне, у меня невольно явилось желание предложить ему остаться со мной, но он отказался на том основании, что его хозяева отыщут его и убьют. Когда снова послышалось улюлюканье, он весь задрожал от страха, одно мгновенье стоял в нерешительности, затем повернулся и бросился в кусты, как бросилась бы собака, заслышав настоятельный зов своего хозяина…».

Мой собеседник замолчал; я сказал, что встреча с белым человеком при таких обстоятельствах — очень странный, необычайный случай.

— Да, это верно, — ответил он.

— А его упоминание о тех желтых земноводных чудовищах… Узнали ли вы о них еще что-нибудь?

Он посмотрел на меня и с сомнением покачал головой. На лице появилось недоумевающее выражение.

— Нет. Но возможно, что мне тоже пришлось видеть их… Хотя я не совсем уверен.

— Не можете ли вы рассказать мне об этом? — спросил я.

— Тут нечего рассказывать, потому что я не уверен. И все-таки… — Он остановился и провел рукой по лбу. — Может быть, я ошибаюсь. Это было в ту пору, когда я ушел от доброго племени, с которым я повстречался в джунглях, и был не совсем нормальным. Я страдал, мучился, голодал. И все смешалось у меня в памяти…

«Видите ли, когда Эльфнер ушел от меня, я решил отыскать долину, о которой он упомянул, и я нашел ее без особенного труда. Но, если бы не птица — прекрасный квеццал — которую я заметил в одном месте, я мог бы пройти мимо этой долины. А я не мог удержаться, чтобы не следовать за этой птицей, ибо она является самым чудесным, самым изящным созданием природы. Видеть эту птицу, золотисто-зеленого цвета, с красной грудью, с длинным, белым, как слоновая кость, хвостом, — большая редкость. Смотришь на нее, как зачарованный, и забываешь обо всем на свете. Нет птицы более пышной и прекрасной!

«Впоследствии я много раз наблюдал этих птиц, следя за изменением в их окраске при малейшем изменении падающего на них света. Фиолетовый цвет вдруг сменяется темно-голубым; затем птица делает движение, и голубой цвет ее перьев переходит в сине-зеленый, затем снова в золотисто-зеленый, с красным и пурпуровым оттенками.

«И вот эта птица привела меня в долину, населенную такими же, как она, птицами, красивыми бабочками и добрыми, кроткими людьми. Я счастливо прожил здесь много месяцев, чтобы, в конце-концов, с великой горечью покинуть эту долину. Это, действительно, был добрый народ! Мне ни разу не пришлось слышать дурного слова или видеть дурной поступок. Мне казалось, что эти люди никогда не слыхали о войне и насилии. Жизнь в этой долине птиц и цветов была прекрасной. Здесь все звуки были так приятны и так музыкальны, как журчание маленького ручейка, а теплый, мягкий воздух был пропитан чудесными запахами цветов. И я полюбил этих людей и их благодатную долину».

IV. Золотые россыпи.

Мой собеседник умолк и зажег трубку. Затянувшись раза два, он опять отложил трубку в сторону, откинулся назад, сложил руки на коленях и опустил голову на грудь.

— Там была девочка необычайной красоты, которая иногда играла со мной. Ее звали Эндоль. Она никогда не ходила обычной походкой, а всегда прыгала и танцовала, плела венки из цветов и часто со смехом приносила мне ключевой воды в плоской раковине, содержавшей в себе всего один глоток. Эта девочка стоит у меня перед глазами и поныне. Вот она, чудесная фея, прыгает на зеленой лужайке и гоняется за тенями от облаков, играет с птицами и, хлопая в ладоши, бегает за бабочками, но никогда не пытается ловить их…

Я не мог удержаться, чтобы не следовать за этой птицей — самым чудесным, самым изящным созданием природы… И эта птица привела меня в долину, населенную такими же, как она, птицами, красивыми бабочками и добрыми, кроткими людьми.

«Знаете, в такие минуты воспоминание о моей собственной родине было для меня каким-то тяжелым, кошмарным сном. Я вспоминал детей в рабочих кварталах больших городов. Страшный шум, скученность, грязь, болезни и общая бедность, — все это, при воспоминании, тяжелым камнем ложилось на мою душу и страшно угнетало меня. Когда я сижу вот здесь и вспоминаю ту солнечную долину радости и счастья, мне кажется, что я нахожусь в аду, и я пытаюсь уйти из этого ада, ибо с тех пор, как я покинул то место, все мне кажется мрачным и безобразным.