С этого года все свои впечатления о природе, отдельные случаи и происшествия дома и на улице, фразы из любимых книг сын начал записывать в толстую тетрадь с чёрной клеёнчатой обложкой. Туда же он записывал и свои стихи. Так сложился его дневник.
Начал его Олег рано. На первых порах всё там было по-детски наивно; с годами записи в дневнике стали для него необходимостью, как беседа с верным другом и неизменным помощником.
С детства у Олега были свой столик и этажерка, полная книг, разные папки, "секретные" тетради; всё это он берёг пуще глаза и никому не позволял нарушать порядок.
Таких записей и стихов накопилось у сына немало. Когда начались аресты молодогвардейцев, Олег был вынужден всё это сжечь.
По его приказу долго бросали мы с бабушкой в печку тетрадки со стихами, папки, записи - всё, что Олег собирал с такой любовью. Всё это было бесконечно дорого и нам.
"РАССКАЖИ, КАК ТЫ БЫЛА МАЛЕНЬКОЙ"
Олег любил всё весёлое, красивое, праздничное.
Под Новый год мы вместе с ним украшали ёлку. Когда к нему приходили товарищи, я тоже принимала участие в их играх: переодевалась в деда-мороза, декламировала стихи, рассказывала сказки.
Как-то раз на одной из таких шумных ёлок, когда товарищи сына ушли, я присела на диван отдохнуть. Было очень поздно. Догорая, потрескивали на ёлке свечки. Глаза слипались...
Олег тихо сел на диван, прижался ко мне:
- Мамочка, расскажи мне, как ты была маленькой. Всё, всё расскажи! Как было...
Он просил ласково и настойчиво. Я начала рассказывать, забыла про усталость и увлеклась сама.
- Ну, слушай! Маленькой я скорей была похожа на сорванца-мальчишку, чем на девочку. Ничего не боялась. Мне хотелось самой до всего дотронуться, всё узнать, сделать то, что нелегко: поглубже в лес забраться, залезть на самую верхушку дерева...
Вот как-то раз ношусь я с криком по улице и вижу: на бугре пасутся лошади. И сразу один конь мне больше всех понравился: гнедой, хвост белый. Подбежала к нему, развязала путы на передних ногах. Можно садиться. Но как? До спины коня даже рукой не достать. Нарвала я травы, подманила коня к заборчику, сама - на забор, с забора - на коня. Готово! Из пут я сделала уздечку, ударила босыми ногами по бокам коня, как шпорами. Наверно, и конь был такой же сорванец, как я. Помчались мы с ним в степь, только ветер в ушах засвистел! Хорошо! Земля убегает из-под ног, ветер бьёт в лицо, дорога свободна...
Ну и поносил же меня конь по степи - сам устал! Сбросил меня со спины, как мешок, - и в табун. А я как свалилась с него, так и встать не могу. Хорошо ещё, что не попала под копыта. Папа очень рассердился: конь-то оказался с норовом. И запретил мне папа раз и навсегда кататься на конях.
"Не послушаешься, говорит, целое лето в комнате просидишь".
Я послушалась. Но только раз вижу - ходит по двору здоровенный такой кабан.
Подошла я тихонько к кабану. Почесала у него за ухом, а потом, когда он расчувствовался, я - прыг к нему на спину и вцепилась в щетину. Кабан сначала ничего не понял, а потом сам испугался, захрюкал, да как давай меня носить да мотать по двору, только в глазах у меня замелькало! Всё было бы ничего, да вижу - несёт меня кабан к крыльцу, а на крыльце папа сидит...
Потом я узнала, что кабан этот был очень злой: на людей бросался. Клыки у него были как ножи...
Кабан, брызгая пеной изо рта, сделал какой-то особенный скачок, я почувствовала, что лечу по воздуху, и шлёпнулась в грязь прямо перед папой...
Олег смеялся вместе со мной...
- Ну, мамочка, ну ещё расскажи! Пожалуйста!
Отказать в таких случаях ему было невозможно. Мы уселись поудобнее, обнялись покрепче, и я продолжала:
- А когда мне восемь лет было, я, Олежек, чуть было в колодец вниз головой не влетела...
Дело вот как было. Играла я со своими подружками около глубокого колодца. Возле него скот поили. Воду доставали при помощи деревянного журавля. От верхушки журавля шла длинная, толстая палка, а на конце её была деревянная кадушка ведра на четыре. На другом конце журавля тяжесть, кусок железа. Вроде весов получалось. Кадушка наполнится водой, вес сравняется, и её легко поднимают наверх - палку руками быстро так перебирают...
Вот я и говорю ребятам:
"А ну, кто сумеет полную кадушку поднять, тот и самый сильный!"
Не нашлось такого силача. Тогда я сама изо всех сил ухватила палку с кадушкой - и давай толкать в колодец. Но руки у меня скоро устали, зачерпнуть воды я не могла, выпустила палку из рук и не успела опомниться, как вдруг очутилась под небесами.
А получилось вот что. Кадушка понеслась вверх, журавль и зацепил меня за платье. Болтаюсь я в воздухе, ничего не понимаю, только слышу, как подружки визжат и ревут со страху.
В это время железная тяжесть как ударится о землю, встряхнула меня хорошенько над колодцем, бадья опять понеслась вниз, а вместе с нею и я. Дошла она до воды, и опять тяжесть потянула её вверх, и я снова в небе ногами болтаю...
Так меня раза два подняло и опустило. Наконец раздался треск - платье разорвалось, и я, как лягушка, распласталась на земле. И больно-то мне было и стыдно! А тут ещё ребята надо мной смеются: "Самая сильная, самая сильная!.."
- Мама, ну а ты? - шевельнулся Олег.
- Ну, и я вместе с ними. При них не плакала. А когда в степь убежала, там уж и дала волю слезам...
Что больше всего на свете, если не рассказы и сказки, любят ребята? Не помню случая, чтоб я отказала Олегу, когда он просил меня рассказать что-нибудь о себе, об Украине, о нашей прежней тяжёлой жизни мастеровых людей, о дедушке Олега, Коростылёве, и о многом другом, что так интересует всякого ребёнка.
И Олег мне платил тем же. Так росли наша дружба и доверие друг к другу...
"Я, ЮНЫЙ ПИОНЕР..."
Скоро и бабушка Вера переехала к нам из Згуровки. Она начала работать в совхозе парторгом, а жила вместе с нами.
Радости Олега не было конца. И чем дальше крепла дружба бабушки и внука, тем всё больше узнавал Олег о жизни нашего народа, о его борьбе за счастье и вольную жизнь и всё глубже любил свою отчизну.
Бабушка Вера - вечно весёлая хлопотунья, минуты, бывало, не посидит без дела, жизнерадостная, чуткая к людскому горю, готовая помочь людям была для Олега примером большевика.
Вспоминаю день вступления Олега в пионерскую организацию.
Это было 7 сентября 1935 года. Олег проснулся на рассвете и начал быстро одеваться. Вскоре я услышала из смежной комнаты:
- "Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, обещаю перед лицом своих товарищей..."
Голос у Олега был взволнованный, но слова он выговаривал твёрдо.
Из школы он возвратился с сияющими глазами, в новеньком красном галстуке на шее. Бросился ко мне, расцеловал.