В агентстве, впрочем, все хотят написать книгу. Это слово не сходит у них с языка. У каждого есть замысел романа, который они лелеют, храня в своем компьютере несколько первых строчек. Им недостаточно придумывать рекламные слоганы. Они выше этого, бедолаги. Послушать их, так они все занимаются рекламой «пока». Их истинное призвание в другом. Все эти будущие гонкуровские лауреаты[22] корпят над кампаниями по продвижению прокладок! Лично меня это никогда не смущало. Я как-то выкручиваюсь. Никаких перепадов настроения. Были периоды, когда некоторые всерьез задавались вопросом, не следует ли бойкотировать меха, не стоит ли прекратить работать на нефтяников, которые провоцируют экологические катастрофы. Эти приступы совестливости быстро проходили. У них был свой срок годности, как у йогуртов. Очередной чек, и все успокаивались, забывали минутное помешательство, и все возвращалось на круги своя. Когда-нибудь они расскажут об этом в своих шедеврах. Вот тогда все всё узнают. Увидят, какими чистыми душами они были на самом деле. Однако те редкие писатели, которых мне доводилось встречать, просто мечтали работать на нас. Наши расценки приводили их в восторг.
Мы погружались все дальше в осень. Париж вновь привык к дождю, к ночам, которые все больше и больше поглощали дни. Мод в ее агентстве поручили организовать размещение американских актеров, приехавших в столицу на съемки. Я же неожиданно получил заказ от одной биржевой фирмы. Время от времени мы говорили о вас.
Затем наступили ощутимые перемены. Мод стала отсутствующей, далекой. Я не привык к такому. Она реже смеялась, думала о чем-то другом. Перестала покупать себе разную одежду — ту, дорогую, которую приносила домой в больших картонных пакетах с ручками из бечевки. Я подарил ей водонепроницаемые часы из одного ювелирного магазина неподалеку от площади Вандом. Нельзя сказать, что нам вас не хватало. Просто иногда один из нас спрашивал у другого, нет ли от вас новостей. Я готов был поспорить, что вы больше не подадите признаков жизни. Мод была уверена в обратном. Шло время. Мы вас понемногу забывали. Мод познакомила меня с новыми друзьями. Она знала дантистов-гомосексуалистов, архитекторов из Тулузы, пресс-атташе из мира высокой моды. Мы отметили ее тридцатилетие за городом, в доме, когда-то принадлежавшем одной кинопродюсерше 60-х годов. Теперь дом занимал некий издатель. Там был теннисный корт, но не было бассейна. Множество ос. Торт пришлось накрыть огромным сетчатым колпаком для сыра. Мод соврала насчет своего возраста: она намеренно состарила себя. Никто ничего не заподозрил. Она бросила на меня взгляд и быстро приложила палец к губам. Я помню ее улыбку в тот момент. Она предназначалась мне одному. Рыжая романистка взвизгнула. Оса укусила ее в руку. Пострадавшую пришлось уложить на траву. Лысый мужчина в легком пиджаке в полоску заявил, что он врач. Отправился за медицинским чемоданчиком к багажнику своего «БМВ»-универсала и всадил автору бестселлера «Большие девочки не любят малышей» укол после того, как муж этого синего чулка объявил всем присутствующим, что у Маривонн аллергия на укусы ос. Все переключились на другое. Мод захотела танцевать. Кто-то поставил диск. Литературный критик предложил издателю сразиться в теннис. Удары мяча разметили вечер. Романистка-которая-не-переносила-укусов-ос пришла в себя и спросила, остался ли еще торт. Никто не обратил на нее внимания. По одной из ее книг был снят сериал для первого канала. Ришар пришел весь взмыленный с ракеткой в руке.
Потом мы получили от вас письмо. Первое из длинного списка. Вы очень поднаторели в написании писем. Это были прекрасные письма на тонкой, почти прозрачной бумаге, написанные заморскими чернилами. Они приходили в небесно-голубых конвертах с чудесными американскими марками. Наш адрес был напечатан на машинке. Вы сообщали нам свои новости. Зоэ получила на день рожденья собаку. Отель прислал вам цветной рекламный проспект, и вы думаете, не поехать ли туда снова на будущий год. А мы? Нам, знаете ли, сложно строить столь долгосрочные планы. Как мы смотрим на то, чтобы приехать в Вермонт? Ну, об этом можно подумать. Мод была на сто процентов «за». Я колебался. Я был, как другие: уважал ваше уединение. Мод в очередной раз взяла все в свои руки. Было решено: мы приедем в середине октября. Пока бабье лето не закончилось.
После этого Мод стала учить английский язык по методу Берлица. Полное погружение. Лучше и не скажешь.
Прыщавую бретонку сменила марокканка, которой не было равных в приготовлении пастильи. На второй день она приклеила скотчем на дверь гардеробной записку для меня:
«Мсье, простите, что не сложила ваши рубашки, как вы обычно. Надеюсь, моя работа вам подходит. Скажите мне завтра. Спасибо. Зара».
Мы часто ходили на приемы как супружеская пара. Это были 90-е годы. Добро пожаловать на борт. Деньги переходили из рук в руки. Никто больше не знал их запаха. Мод купила себе новую блузку «Экуипмент». Компакт-диски окончательно заменили винил. Каролина Монакская[23] снова вышла замуж. Мы как-то забыли, что в нее надо влюбляться. То же самое было с Изабель Аджани.[24] Некоторые люди умирали — даже те, кто не были знаменитыми. В одно из воскресений сгорела штаб-квартира банка «Креди Лионнэ». Было разрешено прерывать телевизионные фильмы рекламными вставками. Все веселились. Друзья доверяли вам свои секреты. Люди привыкали к уродству. Стены покрылись граффити. Песни превратились в рэп. Временами появлялся страх. Не хотелось больше об этом думать. Банкоматы выплевывали новенькие купюры. Все больше женщин закрывали себе лица. Другие же увлеклись пластической хирургией. В обоих случаях их невозможно узнать. Все эти девицы в мини-юбках, выходящие из правой двери красных кабриолетов. Город был полон незнакомцев, которые голосили на тротуарах. Что нам готовила эта эпоха?
Только этого не хватало. Я опять схлопотал штраф. На этот раз целиком и полностью виновата была Мод. Как-то в воскресенье мы поехали на обед к ее друзьям в лес Рамбуйе.[25] Там отлично готовили баранину на вертеле. Дом фотографировали для журнала «Интерьеры». В сарае стоял настоящий настольный футбол, как в бистро. На обратном пути пробка на шоссе началась еще до Поншартрэна.[26] Мод показала мне объездной путь справа. Дорога вела в какую-то деревню.
— Черт, — сказала Мод. — Они сделали одностороннее движение. Козлы! В прошлый раз знака не было.
Я сказал, что это неважно, все равно надо ехать. Мод меня не отговаривала. Дорога, покружив по полю, привела нас к рощице. Там — сюрприз: нас встретил фургон жандармерии. Усатый тип в фуражке сделал нам знак остановиться. Нарушение было налицо. Я подписал бумаги, которые дал мне инспектор. Два месяца спустя я распечатал заказное письмо. Штраф был немыслимый. Мод сказала, чтобы я не платил. Она делала немало глупостей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});