Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть у Ильи Эренбурга такая книжка „Люди, годы, жизнь“. Вот что он пишет о Власове:
„Пятого марта 1942 года я поехал на фронт по Волоколамскому шоссе. Впервые я увидел развалины Истры, Ново-Иерусалимского монастыря: все было сожжено или взорвано немцами…
Я проехал через Волоколамск. Возле Лудиной горы в избе помещался КП генерала А. А. Власова. Он меня изумил прежде всего ростом – метр девяносто, потом манерой разговаривать с бойцами – говорил он образно, порой нарочито грубо и вместе с тем сердечно. У меня было двойное чувство: я любовался, и меня в то же время коробило – было что-то актерское в оборотах речи, интонациях, жестах. [8] Вечером, когда Власов начал длинную беседу со мной, я понял истоки его поведения: часа два он говорил о Суворове, и в моей записной книжке среди других я отметил: „Говорит о Суворове как о человеке, с которым прожил годы. [9]
На следующий день солдаты говорили со мною о генерале, хвалили его: „простой“, „храбрый“, „ранили старшину, он его закутал в свою бурку“, „ругаться мастер“…
…До трех часов мы проговорили: вернее, говорил Власов – рассказывал, рассуждал. Кое-что из его рассказов я записал. Он был под Киевом, попал в окружение; на беду простудился, не мог идти, солдаты его вынесли на руках. Он говорил, что после этого на него косились (?). „Но тут позвонил товарищ Сталин, спросил, как мое здоровье, и сразу все переменилось“. Несколько раз в разговоре он возвращался к Сталину. „Товарищ Сталин мне доверил армию. Мы ведь пришли сюда от Красной Поляны – начали чуть ли не с последних домов Москвы, шестьдесят километров отмахали без остановки. Товарищ Сталин меня вызвал, благодарил…“ Рассказывая о повешенной девушке, выругался: „Мы до них доберемся…“ Говоря о военных операциях, добавлял: „Я солдатам говорю: не хочу вас жалеть, хочу вас сберечь. Это они понимают“. [10]
…Часто он вставлял в рассуждение поговорки, прибаутки, были такие, каких я раньше не знал; одну запомнил: „У всякого Федорки свои отговорки“. Еще он говорил, что главное – верность; он об этом думал в окружении. „ВЫСТОИМ – ВЕРНОСТЬ ПОДДЕРЖИТ…“ [11]
Рано утром Власова вызвали по ВЧ [12] . Он вернулся взволнованный: „Товарищ Сталин оказал мне большое доверие…“ Власов получил новое назначение. Мгновенно вынесли его вещи. Изба опустела… А я думал о Власове. Мне он показался интересным человеком, честолюбивым, но смелым; тронули его слова о верности…
Полковник Карпов мне сказал, что Власов получил командование 2-й Ударной армией, которая попытается прорвать блокаду Ленинграда, и я подумал: что ж, выбор неплохой…“
Позже, правда, Эренбург сильно не полюбит Власова за то, что тот в одной из листовок скажет про статьи Эренбурга в „Красной звезде“: „Жидовская собака Эренбург кипятится“, – хотя листовка была подписана всего лишь „Власовец“, а как мы увидим ниже, между Власовым и власовцами – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Помнится, где-то в 1946 году замечательный русский писатель Алексей Югов написал об Эренбурге, что тот весь переводной, что он не пишет на русском языке, а переводит с иностранного, что у Эренбурга не русский язык, а кальки с русского языка… За такие слова русского Югова просто затравили потом единоверцы Ильи. А ведь совершенно прав был Югов в отношении русского языка Эренбурга. Он двое суток слушал Власова, но так ничего и не понял из того, что ему говорил генерал на чистейшем, очень образном русском языке.
Власов говорил о Сталине, подразумевая русскую объединительную идею, о личности, вокруг которой в конце 1941 года уже начали сплачиваться русские. Для Эренбурга слова Власова о Сталине – ерничанье, лицемерие. Власов говорил Эренбургу о верности, подразумевая верность не лозунгам эренбургов и мехлисов, кагановичей и левитанов, а Донским и Невским, Суворовым и Брусиловым. И после того, как Эренбург обнаружил „обман“ Власова, он стал для него и ему подобных злейшим врагом по сей день. Даже со слов бестолкового в русских делах Эренбурга видно, что Власов и в Берлине оставался тем же, кем он был под Перемышлем, под Киевом, под Москвой и в Мясном Бору на Волховском фронте – Русским человеком; что, как и в битве под Москвой, в Берлине он выполнял один и тот же приказ, одного и того же человека – Сталина.
Юный Андрей Власов воевал на врангелевском фронте. К слову уж, в это самое время в тех же краях Эренбурги и маршаки в армии ставленника Антанты Деникина, сменившего „француза“ Врангеля, были главными редакторами газет. Любимый лозунг, который они выносили в „шапки“ на первые полосы своих газет, был: „Лучший красный – мертвый красный!“ Каблуками своих сапог, копытами своих коней красные втаптывали в грязь эти грязные газетенки с их погромной „шапкой“. Вот кто вдохновлял на резню и погромы, называемые гражданской войной. А „красные“, которые хороши только повешенные, были воронежские и тамбовские мужики. Под словом „красный“ эренбурги тогда держали русского мужика, под словом „белый“ – русского офицера. Сегодня на слове „большевик“ они держат снова русского мужика. Мы на этом слове, сохраняя правду истории, держим только бронштейн-троцких. Штрик-Штрикфельдт пишет:
„По мнению этого отдела [13], большевизм и еврейство идентичны“. Нам давно пора научиться читать их потаенный язык. Нам надо выработать свой условный, кодовый – „задушевный“ русский разговор, понятный только нам“.
В Париже Эренбург оказался по той же воле, что и барон Врангель… Сегодня, как и тогда, знал каждый, что Врангель, ставленник Франции, на нынешнем жаргоне – „агент влияния“. На французском кладбище под Парижем он и утешился. В конце концов за „бугор“ свалили и Махно, и всех прочих маслаков, которых гонял с винтовкой и пулеметом юный Власов. По нынешним временам и событиям – это фамилии Коротич, Фалин, Старовойтова и прочие Авены.
А чьим ставленником был Колчак, с которым сражался и погиб старший брат Власова? Об этом до сих пор поют частушки, в которых Колчак – японский и ничей больше. Власов даже отдаленно не был тогда ни „комсой“, ни тем более „большаком“. Он был просто русским парнем по рождению и христианином по вере. В партию вступил, когда стукнуло ему почти 30 лет, и он сам уже занимался воспитанием личного состава – многочисленных молодых.красноармейцев и командиров, находившихся в его подчинении.
В Ленинграде у Власова начинается новая жизнь. Но пёред этим он оканчивает тактическо-стрелковые курсы совершенствования комсостава РККА „Выстрел“. В это же время вместе с ним на „Выстреле“ учится и Голиков Филипп Иванович. Сидят в одних и тех же аудиториях, слушают лекции одних и тех же преподавателей, выступают на одних и тех же партийных собраниях, получают одни и те же задания, перед ними ставят одни и те же задачи… О Филиппе Ивановиче у нас еще будет речь; В штабе Ленинградского военного округа Власов в должности „пом. начальника 1-го сектора 2-го отдела“.
Вдруг с пом. начальника отдела боевой подготовки его перебрасывают „начальником учебного отдела курсов военных переводчиков разведывательного отдела ЛВО“. А-это что такое? При чем тут отдел боевой подготовки округа и курсы военных переводчиков? Читать это надо так:
полтора года Власов был слушателем этих самых курсов разведывательного отдела ЛВО, на которых он полтора года изучал в том числе и какой-то из иностранных языков? Может быть, немецкий? Но самое элементарное состоит в том, что преподавать, а тем более быть „начальником учебного отдела курсов военных переводчиков разведывательного отдела“ такого, по тем временам стратегически важного военного округа, как ЛВО, мог только в высшей степени классный разведчик.
Как бы то ни было, но, по крайней мере, с 1933 года Власов не какой-нибудь „сходи на угол и постой с газетой в правой руке“, а преподаватель в учебном заведении, где „готовят разведчиков“, а значит, плодотворно трудится в ГРУ – Главном разведывательном управлении Генштаба. После преподавания на „курсах“ разведывательного отдела ЛВО Власова „вдруг“ начинают перебрасывать с одной командирской должности на другую. На каждой из них он задерживается буквально на несколько месяцев, но об этом „почему-то“ обязательно напишет или „Красная звезда“ или „Правда“.
Даже невооруженным глазом видно, что Власову спешно создают, как теперь бы сказали, какой-то имидж, а точнее – готовят зачем-то что-то вроде „крыши“ строевого командира. Осенью 1938 года Власов в Китае – военный советник у Чан Кайши, почти беспредельного правителя едва ли не половины гигантской страны. „Дислоцировалась“ группа наших советников из 40 человек в Чунь-Дзине, который в то время был столицей страны, в нем находились резиденция правительства и ставка. Китай уже год вел кровопролитную национально-освободительную войну против японских империалистов. Самое любопытное, что как раз на пребывание Власова в качестве руководителя группы советских военных советников выпадают самые напряженные битвы китайцев против японцев и первые победы. В 1938 году китайцы одержали первую победу с начала войны, она была под Тайэрч-Жуанем. Тогда же, в 1938 году, произошло два сражения – за Сюйчжоу и за Ухань. В 1939 году была одержана первая победа в районе Саньян-Наньян и первая победа под Чанша, больше месяца китайцы вели успешные бои за перевал Кунь-Лунь… За неполных два года китайцы при Власове – руководителе группы военных советников провели столько сражений и одержали столько побед, сколько они потом не имели за четыре года, по меньшей мере до конца 1943 года. Если Зорге проявлял в Китае, а потом в Японии чудеса в журналистике, то Власов проявлял их, находясь в сражающемся Китае, в военном деле.
- Интервью с Виктором Пелевиным (2) - Виктор Пелевин - Публицистика
- Опрокинутый мир. Тайны прошлого – загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта - Леонид Ивашов - Публицистика
- 1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански - Публицистика
- Русский Белград - Сергей Танин - Публицистика
- Евреи – передовой народ Земли? - Андрей Буровский - Публицистика