Читать интересную книгу Газета "Своими Именами" №28 от 09.07.2013 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

В результате такого благоприятного инвестиционного климата плантации и лаборатории появились по всей исламской республике. Основные – в провинциях Балх, Гильменд, Кунар, Нангархар, Пактия, Хост, городах Кундуз и Файзабад. Информация о полях и лабораториях в этих районах, в том числе и спутниковые снимки, регулярно передаются Международным силам содействия безопасности. Но те лишь «принимают ее во внимание». Американские генералы считают, что при всей сложности «оперативной обстановки» в стране навлекать на себя гнев крестьян было бы самоубийственно. Видимо, поддержка населения сельскохозяйственных районов Афганистана очень важна для американцев. И поэтому, если во время какой-нибудь спецоперации или гуманитарной бомбардировки, не дай Аллах, страдают посевы аграриев, «демократизаторы» выплачивают компенсацию – по полторы тысячи долларов за гектар.

– Эта компенсация, конечно, не окупает потери, – говорит Саид. – Стоимость урожая с одного гектара составляет около 15 тысяч долларов. Но учитывая, что в нашем климате можно снимать по три урожая в год – это всё издержки производства.

– Неужели здесь нет структур, которые противостоят наркобизнесу?

– Почему же, есть, – ухмыляется афганец. – Есть ооновская организация United Nations Drug Control Programme, есть американская U.S. Drug Enforcement Administration. Но дальше прокламаций и совместных пресс-конференций дело у них не идет. Западу выгоден этот бизнес. В том числе и из соображений экономии – доход от героинового трафика составляет до 80 процентов ВВП Афганистана. Эдак мы когда-нибудь выйдем на самоокупаемость (смеется).

– Вас не смущает моральная сторона этого бизнеса?

– Уверяю вас, никто в этой цепочке не думает об умирающих от героина подростках. Каждый думает о своем – крестьянин о пестицидах, химик – о реагентах, перевозчик – о том, как не попасться... Другой уровень понимания. Для вас это действительно угроза, но для людей, которые занимаются этим ежедневно, – это обычная работа, приносящая неплохой доход.

Примечательно, что до США афганский героин доходит лишь в гомеопатических дозах. Возможно, именно поэтому американцы столь пассивны в Афганистане. Ведь против латиноамериканской наркоугрозы, более близкой Штатам, Вашингтон борется очень жёстко. В Америке, например, дают многомиллионные гранты на разработку гербицидов, уничтожающих посевы коки, в чужой, суверенной стране. В то же время в Афганистане уничтожение плантаций расценивается как нарушение прав крестьян. В США можно схлопотать огромный срок только за намерение ввезти в страну партию кокаина. В Афганистане же наркотик производится на виду у многотысячного вооруженного контингента США со товарищи.

– Но травится-то от этого наркотика не американский подросток, потому и спрос здесь не такой строгий? Или у американцев шкурный интерес в афганском наркотрафике?

– В 90-е, после ухода шурави, экономика страны рухнула окончательно, и производство опия было единственным шансом выжить. В стране был настоящий голод, – вспоминает Саид. – И до прихода талибов практически у каждой лаборатории был свой куратор-американец. Он был кем-то вроде консультанта, через него осуществлялись связи между поставщиками и закупщиками.

– А сейчас?

– Сейчас эта структура самодостаточная, – туманно изъясняется афганец. – Хорошо уже то, что они не мешают. В конце концов, надо же им на что-то строить бунгало во Флориде.

Исток героиновой реки

Прямых доказательств участия американских военных в самом наркотрафике, естественно, нет. Хотя косвенных свидетельств этому вполне достаточно. В крупнейшем героиновом перевалочном пункте Европы – Косово – вам охотно расскажут о том, как используется военно-транспортная авиация США. Бывший сотрудник ооновского Наркоконтроля, выходец из СССР, рассказал нам в Кабуле, как это было в середине нулевых: «В неделю американские грузовые самолеты совершали из Афганистана на свои европейские базы по 800 рейсов. Командование Международных сил содействия безопасности закрывало глаза на такую активность. На деле же были все основания полагать, что военно-транспортные лайнеры использовались для контрабанды героина в Старый Свет. Один перевалочный пункт находился на турецкой базе ВВС США в Инжирлике. Второй, и самый крупный, – в Косово. Транзит шел и через военные объекты НАТО в Польше, Румынии и Болгарии – до 100 тонн. Хотя, конечно, по сравнению с основным трафиком – это не так много. Не думаю, что с 2006 года, когда я уволился, что-то изменилось. Хотя зачем самому мараться. Система выстроена безупречно. Сейчас уже проще контролировать героиновые «ветки», «сидеть на потоке» и стричь дивиденды. Чем, собственно, американцы и занимаются».

Чтобы понять, как устроен современный афганский наркотрафик, мы отправились на одну из маковых плантаций недалеко от Кундуза. Об этой экскурсии мы попросили Саида. Тот долго колебался, пока мы ему не сказали: «Мы же понимаем, что это не ваша плантация. Просто вы знаете человека, который знает полевого командира, в ведении которого находятся эти поля. Мы хотим просто посмотреть на маковое поле. Говорят, это красиво». Саид, улыбнувшись, оценил восточную витиеватость нашей просьбы. И дал в сопровождение двух автоматчиков.

Мы выехали на плантацию ранним утром. Неприметный пикап «Тойота-хай-люкс» – таких машин здесь тысячи. Западных блок-постов наши сопровождающие не боялись, их практически нет на дорогах за пределами Кабула, а патрули афганской армии нами не интересовались. Тем более, как мы догадались, два немолодых мужика в камуфляжах в этой армии как бы служат. Саид не раскрыл подробности маршрута. Единственное, что мы поняли, – машина шла в сторону Кундуза. Но, поднявшись в горы на несколько тысяч метров, мы свернули в одно из бесчисленных ущелий, прикрытых от вторжения чужаков маленьким кишлаком, жители которого контролировали ухоженную грунтовую дорогу. Ущелье, как нам объяснили, оказалось сквозным, и через него возят «товары». Единственное неудобство – в одной из точек маршрута груз приходится перекладывать во вьюки и за горным перевалом опять сгружать на машины. Зато эта дорога «для своих», и ЧТО по ней возят, мы догадались по контексту, когда через несколько часов утомительной езды наша машина стала спускаться по подобию серпантина в огромную долину. Первым, кто нас встретил, был пастух с биноклем и радиостанцией.

Иначе и быть не могло – наркобизнес просто обязан контролировать свои вены-дороги, по которым текут удобрения, прекурсоры и сам товар. По словам сопровождающих, мы уже находимся в британской зоне ответственности, но Запад почему-то совсем не интересует исток героиновой реки. Более того, в международной коалиции военных сил, базирующихся в Афганистане, именно британцы отвечают за борьбу с опийными плантациями. Но у них, видать, есть дела важнее.

Дороги смерти

Судя по комментарию одного из бывших сотрудников российской миссии ФСКН в Афганистане, прямые поставки готового героина в Таджикистан – миф. «Товар», как правило, проделывает сложнейший путь, прежде чем пересечь границы Афганистана.

По его мнению, тот, кто ставил производство героина в Афганистане на промышленную основу, решил глобальную задачу – вовлечь в производство и наркотрафик всю страну без исключения. Сделать наркобизнес практически непобедимым, привязать к наркодоходам всё население страны.

Итак, опий-сырец выращивается в Афганистане ВЕЗДЕ, и не важно, кто отвечает за район, в котором расположены плантации, итальянцы, немцы, американцы. Собранное сырье частично перерабатывается, частично остается в сыром виде и транспортируется на заводы в провинциях Пактия, Хост, Гильменд, Кунар, Балх, Кундуз. Мы побывали в начале героиновой жилки, тянущейся в Кундуз. После переработки диацетилморфин гидрохлорид отправляется в Канадагар, который является транспортным и финансовым хабом. Здесь с поставщиками и перевозчиками определяются дальнейшие маршруты зелья. Товар уже не занимает много места и не портится, в отличие от маковой соломы, которая может банально сгнить. Из Канадагара героин отправляется в Пакистан, конкретно – в Читральский район, где находятся химические производства прекурсоров, необходимых для очистки и перегонки опия-сырца. Самый важный прекурсор в химической реакции – уксусный ангидрид, Пакистан держит монополию на производство этого компонента, вынуждая производителей зелья постоянно контактировать с этой страной. Схема проста – не будет уксусного ангидрида, маковые плантаторы останутся с дешевым и мало кому нужным сырым опием. Поэтому именно из окрестностей города Читраль и начинается полноводная и судоходная героиновая река, утекающая в Юго-Восточную Азию и в страны СНГ, а оттуда – в Россию и Европу.

Маковые поля, разбитые на ровные квадраты арыками, как говорится, «в самом соку» – они удивительного зелено-стального цвета. Лишь кое-где, по краям, горят красным распустившиеся соцветия. От этой величественной картины поспевшего урожая смерти один из нас забывает про все договоренности с Саидом и начинает прикручивать к фотоаппарату широкоугольный объектив. Один из сопровождающих, молча поворачивается, забирает фотокамеру и кладет ее себе на колени.