Читать интересную книгу Реликвия Времени - Ральф Макинерни

Два года назад Фелпс, удалившийся на покой вдовец, приобрел собственность в долине Напа-Вэлли, всего несколько акров земли из обширных владений дона Ибанеса. Для виноградников потеря не слишком заметная, и на этих землях Фелпс выстроил комфортабельный двухэтажный дом, где намеревался провести остаток жизни, после которой, как он был абсолютно уверен, его ожидает лишь ничто.

Отец Клары в роли местного идальго нанес новому соседу визит вежливости. Семейство Ибанес обосновалось в Калифорнии пятьсот лет назад; первые его члены попали сюда вместе с конкистадорами, другие прибывали в составе иезуитских и францисканских миссий. В начале XVIII столетия семья Ибанес пришла в долину Напа-Вэлли. Ее землевладения простирались на пятьдесят квадратных миль, занятые в основном виноградниками, дающими превосходное вино. Дон Ибанес, как преподносил себя он сам, подарил дюжину бутылок Джейсону Фелпсу, приветствуя его появление в этих местах.

Через несколько дней Фелпс отплатил за любезность, подарив отцу Клары несколько своих книг с автографами, все посвященные антропологии. Дон Ибанес по-прежнему не догадывался о том, что новый сосед ведет непримиримую войну с религией. Не всплыла правда и тогда, когда он отвел Фелпса в часовню, стоящую в каких-то пятидесяти ярдах от дома. Это была уменьшенная копия собора в Мехико, а внутри, как это было и в оригинале, высоко над алтарем висел образ Мадонны Гваделупской.

— Разумеется, здесь нет необходимости в движущейся ленте.

— В движущейся ленте? — недоуменно спросил Фелпс.

Отец Клары с радостью поспешил все объяснить.

— Зачем отправляться в Мексику, когда можно прийти сюда? — спросил тогда Фелпс.

Дон Ибанес рассмеялся:

— Но это же всего лишь репродукция. Настоящий плащ с образом Богородицы находится в храме в Мехико.

— Любопытно.

Таким образом, взаимная вежливость и сдержанность помогли обоим пройти ту первую стадию знакомства, когда люди только присматриваются друг к другу. И только неделю спустя брат Леоне, монах-бенедектинец, который жил в поместье и служил мессу в маленькой часовне, объяснил отцу Клары истинную сущность его нового соседа.

— Это тот самый человек, который написал книгу о Туринской плащанице, — объяснил священник. Оставшись вдвоем, они говорили между собой по-испански.

— Но ведь на него произвела впечатление эта часовня!

— Меня это удивляет. Он воинствующий атеист.

— Атеист!

В своей книге о Туринской плащанице Фелпс доказывал несостоятельность научных тестов, подтверждавших истинность легенды о том, что в этот кусок материи, служивший объектом поклонения многие столетия, было завернуто тело Иисуса и на нем на манер фотографического негатива отобразился отпечаток завернутого в него тела.

— Но ведь было доказано, что плащаница подлинная! — воскликнул дон Ибанес.

— К такому заключению пришли большинство ученых. Однако были и те, кто настаивал на отрицательных результатах.

— И Фелпс в их числе?

— Это еще мягко сказано.

Если бы отец Клары знал об этом тогда, когда Фелпс только покупал землю, он без колебаний расторгнул бы сделку. А так теперь в полумиле от него жил скептик, атеист, враг.

Клара разделяла религиозные воззрения своего отца и его поклонение Мадонне Гваделупской, но считала слабостью его тягу к различным необычным религиозным феноменам, его стремление сделать явления Девы Марии краеугольным камнем своей веры.

С Фелпсом Клара впервые встретилась во время своей утренней пробежки. Он, пыхтя, катил на велосипеде, стараясь отодвинуть неизбежную смерть.

— Я хочу оставаться в полном здравии, чтобы успеть закончить свою работу, — тяжело дыша, сказал он.

— Вашу работу?

Он объяснил.

— Но разве вы не можете пригласить кого-нибудь выполнить ее за вас?

— О, я никогда не мог доверить ее постороннему. Помощник — да, помощник мне пригодился бы. Но в этом отдаленном месте…

Фелпс посмотрел на девушку из-под косматых бровей.

— Как вы проводите день? — неожиданно спросил он.

Клара рассмеялась:

— Да так, занимаюсь тем-сем.

Она не собиралась упоминать про роман, над которым работала. После разрыва с Джорджем книга стала для нее своеобразным лекарством. «Возвращайся домой, — сказал ей тогда отец. — Тебе нужны тишина и спокойствие».

Так ли это было? В любом случае Клара вернулась домой, не собираясь задерживаться надолго, однако уже провела здесь почти полгода. Какой праздной казалась ей жизнь здесь, какой роскошной и беззаботной, после работы в приюте рабочих-католиков, которым заведовал в Пало-Альто Джордж! Как она им восхищалась!.. Он казался ей святым, не от мира сего, совершенно равнодушным к деньгам, славе и всему остальному, что движет его сверстниками. Когда Клара восторженно призналась Джорджу в этом, он просто пристально посмотрел ей в глаза:

— Приходи и помогай.

Клара училась в Стэндфордском университете, где в свое время учился и Джордж. Она перестала ходить на занятия. Все больше времени девушка проводила в приюте, помогая Джорджу и его товарищам заниматься с «гостями» — пьяницами, наркоманами и бездомными бродягами, которые опустились на самое дно и потеряли всякую надежду выкарабкаться оттуда. Так что задача заключалась просто в том, чтобы помогать им таким, какими они были, не ожидая какого-либо великого превращения. «Съел кусок хлеба — вот и день прожит», — любил повторять Джордж. И в этих словах не было цинизма.

Бросив университет, Клара продолжала снимать квартиру. Как-то раз Джордж посоветовал ей перебраться в женское общежитие приюта. Помимо здания, где кормили, одевали и селили «гостей», приют включал еще два здания, в которых размещались мужское и женское общежития. Джордж жил в первом и предложил Кларе поселиться во втором. Он провел ее по всему зданию, которым очень гордился. На кухне Клара увидела женщину с младенцем на руках. На женщине было платье с большим вырезом, не дерзким, а удобным: так было легче кормить грудью ребенка. Кларе показалось, что личико маленького мальчика было покрыто сыпью.

— Стрептодермия, — объяснила мать.

Джордж забрал у нее ребенка, и женщина проводила Клару наверх. Последней пришлось сделать над собой усилие, чтобы ее не передернуло от отвращения. Воистину здесь было царство нищеты. В ней не было ничего романтичного. Грязь, убожество… Но зачем продолжать?

— Ну, что скажешь? — спросил Джордж, когда Клара спустилась вниз.

— Очень мило.

— Сэнди показала тебе твою комнату?

— Кажется, я посмотрела все.

Клара направилась к двери и вышла на улицу. Джордж присоединился к ней.

— Тебе не понравилось.

— Джордж… — Она всмотрелась в его лицо, ища понимания. Но как объяснить святому Франциску, что ты просто не можешь жить так же, как он?

— Требуется время, чтобы к этому привыкнуть.

Клара могла в это поверить, но зачем нужно привыкать к грязи и нищете? Это стало началом конца того, что обещало стать очень серьезными отношениями между нею и Джорджем. В конце концов Клара убежала к своему отцу, в безмятежную гавань Напа-Вэлли.

При второй встрече профессор Фелпс официально пригласил Клару помочь ему разобраться в скопившихся за долгие годы бумагах. Клара согласилась.

— Этот человек атеист! — воскликнул ее отец.

Вне всякого сомнения. Но он также был заботливым, утонченным, признательным и остроумным. И это дало Кларе чем-то заняться теперь, когда работа над романом застопорилась. Дороти Дей[9] написала роман до своего обращения; похоже, это была гениальная идея. Работа над бумагами профессора Фелпса была менее трудоемким занятием.

IV

Она накрыла его руку своей

Нил Адмирари скрепя сердце проникся уважением к епископам Соединенных Штатов за то, как те защищали нелегальных иммигрантов. В большинстве моральных и общественных вопросов церковное руководство вело себя робко и вяло. Разумеется, и здесь были исключения, однако Нил кормился не исключениями.

— Ты полагаешь, что политикам-католикам, выступающим за разрешение абортов и все такое, можно разрешить причащаться?

Это от недавно овдовевшей Лулу ван Аккерн, в которую когда-то был беззаветно влюблен Нил. Сейчас она снова вернулась в журналистику, устроившись в журнал «Всеобщее благоденствие».

— Давай не будем политизировать евхаристию, — елейным тоном промолвил Нил.

Он спорил с Лулу, не только чтобы ее разозлить, но и чтобы выразить собственные мысли. Когда она злилась, казалось, что прошедшие годы смыло прочь и она снова та девчонка, какой когда-то была. Ее волосы по-прежнему оставались золотистыми, несомненно теперь уже благодаря искусству парикмахера, а не природы, а огромные голубые глаза по-прежнему искрились молодым огнем. Пожар любви между ними всегда вспыхивал в минуты спора. С тех самых пор как Лулу вернулась, Нил ломал голову, будет ли в их великой страсти второе действие. Теперь лозунгом их отношений стало терпение, что объяснялось нерешительностью Нила, а также тем, что Лулу, в конце концов, все же была в трауре. К тому же, если дело дойдет до этого, он станет мужем номер три.