в больнице. Вот скажи мне честно: почему ты так равнодушно относишься к своему здоровью? А твой обожаемый сын? Засел в этой Москве и знать не знает, какие у его матери проблемы!
— Так Мира, ругайся на меня сколько хочешь, но Мурада не трогай! — начинает кипятиться тетя. — Он мне не надзиратель и знает ровно столько, сколько я ему говорю. Если бы мог, он жил здесь, со мной, но у него работа. Знаешь, как много он раньше трудился за сущие гроши? Какое право я имею мешать успеху своего сына, тем более, что я сама предпочла остаться на родине, когда он хотел забрать меня с собой? Вот стану совсем немощной — тогда и буду жить с ним, а пока, я еще на своих двоих и в здравом уме, так что в няньках не нуждаюсь!
«А кто тогда я?» — хочется съязвить мне, но я вовремя прикусываю язык.
Промываю рис и подаю ей, пока она занимается фаршем.
Видит Бог, тетя напугала меня до полусмерти! Я знала, что она не совсем здорова, но за те месяцы, что мы вместе прожили, она вполне хорошо себя чувствовала, а тут неожиданно слегла. Мне пришлось чуть ли не силком тащить ее в клинику, потому что она настаивала, что просто отлежится и ей станет лучше, а когда ей назначили серьезное лечение, наотрез отказалась от госпитализации. И даже запретила мне говорить Мураду и Луизе, что она больна, неразумная женщина!
Сейчас, когда ей значительно полегчало, страх ее потерять пошел на убыль, но до чего же она бесит, пытаясь начать уже делать что— то по дому! На что я, спрашивается?
— Перестань дуться! — требует на мое молчание тетя. — Иди в магазин, я говорю. Хочешь, чтобы тебя уволили? Восемь утра уже! Ты и так на две недели отпуск брала.
— Меня уволили, — бурчу я, доставая капусту. — Я собиралась сегодня по собеседованиям пройтись, но раз ты тут решила стать шеф— поваром, я, пожалуй, отложу это дело, потому что за тобой глаз да глаз нужен.
— Как уволили?! — потрясенно оседает на стул тетя. — Почему?
Вот блин! Надо было промолчать.
— Я повздорила с менеджером, — лгу, не глядя ей в глаза. — Ты же знаешь, меня иногда заносит.
Тетя молчит, внимательно глядя на меня, пока я не начинаю нервничать. У этой женщины взгляд словно сканер. Попробуй только солги.
— Тебе не дали отпуск, да? — наконец, вздыхает она. — И ты все равно осталась дома, ухаживать за мной.
— Это была не такая уж важная работа, — пожимаю плечами. — Продавцы везде нужны, так что я быстро найду другую. Не волнуйся зря.
— Эх, Мира, Мира… Ты должна была мне сказать!
— И что, ты тогда легла бы в больницу? — приподнимаю бровь.
— Может и легла бы! — злится тетя. — Но точно не позволила бы тебе уйти с работы. Ты же на повышение шла!
— Ох, перестань уже! Подумаешь, большое дело. Еще раз, значит, пойду. Учитывая, что я деньги трачу только на личные нужды, а живу и ем здесь бесплатно, то ничего страшного не произошло. Хватит драматизировать.
— Безрассудная девчонка! — продолжает ругаться тетя Разия. — Ты меня до могилы доведешь! Эх, нет на тебя ремня, Самира!
— Взрослая я уже для ремня, — обнимая ее сзади за плечи, подмазываюсь я. — Но если тебе от этого станет легче, то папа в детстве меня порол, если я плохо себя вела. Как видишь, не помогло. Я все еще поступаю так, как сама считаю нужным.
— Ты слишком своевольная, себе же во вред, — ворчит тетя, шлепая меня по обнимающей ее руке. — Вот найду тебе строгого мужа, который спуску не даст, будешь знать!
— Снова ты об этом, — стону я. — Не нужен мне никакой муж, я едва от одного замужества сбежала. Сколько можно меня сватать? Я чуть со стыда не сгорела, когда ты начала этот разговор при той своей подруге. Нельзя так открыто предлагать девушку, еще подумают, что я отчаялась!
— Так тебе уже двадцать четыре, время— то идет!
— Это мое время и меня все устраивает. Все, закрыли эту тему! Теперь до отъезда Мурада буду дома сидеть, потому что знаю я тебя. Дай тебе волю — начнешь с утра до ночи на кухне готовить, чтобы откормить этого своего большого ребенка. Он сам уже отец, а ты никак не перестанешь с ним нянчиться. Вот увижу, что не бережешь себя — все ему выскажу, так и знай!
— Он— то в чем виноват? — смеется тетя. — По— моему, ты просто ревнуешь.
— И ничего я не ревную! Я, между прочим, давно не ребенок и веду себя по— взрослому, в отличие от него.
— Ну— ну, — не верит мне она, лишь больше выводя из себя.
Этот грубиян еще не приехал, а уже усложнил мне жизнь! Хоть одно утешение — я увижу Луизу и ее малыша, видео и фото которого мы с тетей пересмотрели уже сотню раз. Ради них я как— нибудь примирюсь с присутствием ворчуна Хайдарова, но пусть только посмеет хоть слово мне сказать! Я в долгу не останусь.
* * *
Я не могу оторвать от него взгляд. Смотрю, залипнув, и не могу поверить, что можно быть таким красивым. Все— таки, фото не передает всего очарования этого малыша.
— Ему точно месяц? — спрашиваю у Луизы, гладя пухлую ладошку ее сыночка.
Мои младшие братья по отцу были очень мелкими и тощими в таком возрасте.
— Точно, почему все об этом спрашивают? — смеется она. — Да, Амир крупный ребенок, но ты бы видела, какой у меня был большой живот! Мурад все время дразнил, что я вот— вот лопну.
— Оба моих сына были такими же крупными, — смеется тетя Разия, держащая внука на руках. — Ох, и сложно они мне дались. Зато в роддоме мы были самые красивые. До чего же он похож на Мурада, Луиза, ну просто одно лицо!
Я не могу не согласиться. Тетя показывала мне свой фотоальбом, где было много фотографий ее сыновей в раннем возрасте и Амир действительно похож на своего отца, когда тот был мелким.