Читать интересную книгу Я парень из Питера - Елена Стукова

Первым мой синяк увидел Женька, но он был полностью посвящен в мои планы, поэтому понимающе кивнул:

– Да…

А вот наш классный руководитель Виктор Борисович поинтересовался:

– Кто тебя так ударил в глаз?

Глядя на него одним глазом, я приврал:

– Никто, все в порядке, я просто упал.

– Падай в следующий раз осторожнее, – заботливо попросил Виктор Борисович.

В другой раз синяков было уже два. Виктор Борисович отправил меня к врачу, сняв даже со своей контрольной по химии. Лопухов попросился со мной:

– Можно я его в медпункт отведу, а то ему трудно идти, и вообще – морально поддержу.

Но Виктор Борисович парировал:

– Сам дойдет. Умеет так неудачно падать – сумеет добраться и до медпункта.

В третий раз я весь опух и просто не пошел в школу, чтобы никого не тревожить. Родители охали, смотря на мои занятия боксом. Но ничего не говорили: я был уже большой. Один раз папа просто предупредил:

– Главное, губы береги, ты ведь на трубе играешь.

– Не бойся, па, – отмахнулся я, – губы я берегу.

Младший брат Вовка, его звали так же, как Максимова, меня поддерживал.

В коридоре я повесил боксерскую грушу и бил по ней неистово, представляя, что это Максимов. У меня была цель!

Прошло три месяца. Три томительных месяца. Все это время я почти не выходил гулять во двор – готовился. И вот, наконец, я решился.

За это время во дворе ничего не изменилось. Та же картина: все играют спокойно во дворе: кто в футбол, кто в пинг-понг, кто на роликах катается. Все счастливы. И вот выходит Вовка Максимов, небрежно напевая все ту же песенку, как будто его заклинило:

– Зовут меня Вова, я знаю три слова…

Он действительно знает всего три слова: «ну», «всё» и «давай». По крайней мере, больше никаких слов я от него не слышал. Когда он увидел меня во дворе, то наморщил лоб, будто что-то вспоминая, и действительно, вспомнив, лицо его приняло удивленное выражение. Все расступились. Вовка Максимов направился прямо ко мне, имея твердое желание сделать из меня котлету, только не знаю какую – пожарскую, московскую или еще какую-нибудь. Для начала он по традиции спросил:

– Ну?

И тогда я опять, но гораздо тверже и увереннее, чем в прошлый раз, ответил:

– Нет!

Он надвинулся на меня. Но ни одна из моих клеточек и косточек теперь не дрожала, а наоборот, я собрался для удара и начал. Я бил натренированными кулаками со всей силы и туда, и туда, и еще туда. Но от моих ударов Вовка Максимов только чуть-чуть поморщился – он был непробиваем, как танк. Другой человек давно бы упал замертво в нокауте, Вовка же свысока пренебрежительно посмотрел на меня и вдруг засмеялся так, будто началось землетрясение:

– Гы, гы, гы.

Это было его четвертое слово.

– Гы, гы, гы.

И тут я подпрыгнул и врезал ему в челюсть. И, о чудо! Он немного пошатнулся. Смех сразу прекратился, и в его глазах я увидел ужас. Потом он начал что-то искать во рту, шевеля языком. И затем… вытащил свой огромный зуб… Тогда я услышал от него пятое слово, обращенное ко мне:

– Ты?

Он, не моргая, смотрел на меня. И повторил:

– Ты?

Но я его больше не боялся. Ребята подошли к нам поближе, тоже, наверное, не чувствуя страха, или из любопытства.

– Да, – сказал я. – Я выбил твой зуб, страшный и непобедимый Вовка Максимов. А знаешь, почему я его выбил?

Тут я вспомнил мои любимые фильмы «Брат» и «Брат-2» и слова главного героя Данилы Багрова и как заору:

– Ты думал, что счастье в силе и в безнаказанности? Ты думал, что вот ты, такой большой, сильный, можешь издеваться над всеми? Нет! Счастье – в правде. А правда в том, что добро должно быть с кулаками и что нельзя обижать слабых и беззащитных. Правда в том, что кто-то должен сказать таким, как ты, одно только слово: нет!

Я повернулся к ребятам:

– Кто скажет «нет», если не я, не он, – я показал на Женьку, – не он. – Я показал на первоклашку из четвертой квартиры. – Кто-то один скажет «нет», и если дело правильное, стоящее, то все его поддержат!

Ребята стали кричать:

– Правильно! Так и должно быть!

Вовка Максимов посмотрел на нас, и впервые я увидел, что у него есть совесть. Видно, его что-то проняло, и он что-то понял, не все еще, но что-то.

С тех пор страшный Вовка Максимов, этот шкаф два метра в длину и два в ширину, здорово изменился. Он стал учиться, узнал много новых слов, переходил из класса в класс без проблем.

Осенью я его отвел в нашу боксерскую секцию к своему тренеру. Вовка Максимов очень усердно тренировался – наверное, двадцать четыре часа в сутки.

– Перспективный, – одобрял его тренер.

Если кто кого обижал, Вовка всегда разбирался, защищал слабых. В нашем дворе можно было теперь гулять и играть спокойно – он находился под покровительством Вовки Максимова. Через два года Вовка стал чемпионом города в тяжелом весе. Поехал на соревнования за границу.

Автограф великого человека

У нас в музыкальной школе праздник. К нам на концерт приезжает знаменитый музыкант-виолончелист. Я его только по телевизору видел. Он седой, старенький, но бойкий. Он все время гастролирует и в Питер редко заезжает, а тут к нам в музыкальную школу, на концерт, ну не прямо в музыкальную школу, а в капеллу, где наша школа будет выступать. И я тоже буду исполнять соло на трубе и играть с джаз-оркестром. Вот классно!

В музыкальной школе все готовятся, даже простую школу пропускают.

И вот наступил долгожданный день. Я сам погладил брюки, надел рубашку с галстуком. Посмотрелся в зеркало – вроде неплохо. Сделал мужественное, сосредоточенное лицо и отправился в капеллу. Родители приедут туда прямо с работы. В капелле уже все собрались и, конечно, волновались. Я посмотрел в зал: «Сколько народу собралось!»

А вот и мои родители с братиком сидят. Через две минуты конферансье объявила:

– Концерт детской музыкальной школы номер 1 начинается!

Зазвучали фанфары. Это я и другие трубачи заиграли. А знаменитого музыканта все не было.

Уже сыграли Маша Барабанова на скрипке, Митя Рябенков – на фортепиано… И вдруг появился он, вышел на сцену и сказал:

– Извините, я только что прилетел из Парижа, наш самолет немного опоздал.

Я подтолкнул своего друга Женьку: «Смотри, такой музыкант извиняется».

Потом знаменитый виолончелист начал рассказывать про возрождение русского искусства. Что у нас много талантливых ребят, и им нужна поддержка.

«И это правильно, – подумал я, – у нас, например, у одного мальчика мама все время болеет, а папы нет. И этому мальчику некогда заниматься музыкой – он подрабатывает мытьем машин на улице. А он очень талантливый: даже при таких условиях стал лауреатом всероссийского конкурса. Ведь если бы ему кто-нибудь помог – дал немного денег или стипендию какую-нибудь назначили, то он, наверное, стал бы таким музыкантом, как Ван Клиберн или Святослав Рихтер».

Потом знаменитый музыкант еще много рассказывал про музыку, про свои концерты, а потом закончил:

– Милые вы мои. Да здравствуют музыка и музыканты несмотря ни на что!

Мы все громко зааплодировали.

Вдруг мой Женька крикнул:

– Эврика!

Я говорю:

– Ты что?

А он:

– Хочешь много денег заработать?

Я даже подпрыгнул на месте – кто ж не хочет! И тут я сразу вспомнил, как вздыхает моя мама, приходя из магазина, – продуктов много надо, а денег не хватает.

А Женька продолжал:

– Он – знаменитый музыкант. Верно?

– Еще бы, – я киваю головой.

– Тогда мы возьмем у него автограф и продадим его на аукционе Сотбис.

– А что это еще за Сотбис?

– Ну там продаются старинные картины, письма знаменитых людей и все такое. А также автографы великих людей. Можно поехать в Англию и продать его автограф, скажем, за миллион долларов.

– За миллион? – изумился.

– Ну если не за миллион, то за полмиллиона это точно.

– Вот круто! – так мне захотелось разбогатеть. Тогда на все денег хватит.

Когда концерт кончился, мы с Женькой взяли программки и стали пробираться сквозь толпу поклонников, чтобы взять автограф.

Но, оказалось, таких умников, кто хотел разбогатеть, – тьма. К великому музыканту выстроилась такая большая очередь, что не сосчитать. Мы оказались в самом хвосте. Знаменитый виолончелист все расписывался и расписывался. Очередь двигалась медленно, но все-таки мы с Женькой добрались до музыканта. И тут он улыбнулся и сказал:

– Милые детки, пожалейте меня, старика, я так устал, что больше не могу.

И тут мы увидели его очень уставшие и грустные глаза, и я подумал, что он очень хороший и не надо его больше мучить. Пускай идет отдохнет, а я все куплю себе сам, когда заработаю, играя на своей трубе. И маме куплю…

Я посмотрел на Женьку. Женька тоже успокоился: