и есть…
У меня вдруг в голове рисуется картинка: мне пришлось убить вдвое больше человек, чем я убил на своих Играх. Вдвое больше горюющих семей, вдвое больше крови на руках… И вправду, лучше напиться и забыться.
Я чувствую, как Энни вся дрожит, и обращаю, наконец, внимание на экран.
— А теперь, в честь третьей по счету Квартальной бойни… — он открывает шкатулку и достает из нее старый листок бумаги. — Дабы напомнить повстанцам, что даже самые сильные среди них не преодолеют мощь Капитолия, в этот раз Жатва проводится среди уже существующих победителей.
Первое, что я делаю, услышав это — прижимаю к себе Энни. Она зажмуривается и закрывает уши руками.
Я сам вдруг понимаю, что весь дрожу.
Энни что-то говорит, но я не разбираю смысла ее слов. Я просто встаю с кровати, иду в нашу общую комнату, достаю из комода пачку снотворного и возвращаюсь вниз.
Как я и ожидал, Энни лежит, сжавшись клубочком, и плачет. Я сажаю ее к себе на колени и протягиваю таблетки.
— Пей.
— Финник, я не хочу… Мегз, она же… я не пойду туда! Финник, меня же убьют! — она кричит так громко, что у меня начинает болеть голова.
— Выпей это сейчас, Энни. Я прошу тебя, — я тоже говорю громче, но она будто меня не слышит.
— Я не смогу туда вернуться! Они отправят нас с тобой! Я точно знаю, Финник! Я не переживу это еще раз! Я не хочу! Сделай что-нибудь, Финник! — ее крики перерастают в истерику, и мне приходится насильно всучить ей две таблетки, а потом крепко прижать к себе.
Через минуту ее рыдания превращаются в редкие всхлипы, и тогда я шепчу ей:
— Я не пущу тебя туда. Ты никогда не вернешься на арену, Энни. Никогда.
Она поднимает на меня уже сонные глаза.
— Правда? — я целую ее в лоб и киваю.
— Клянусь тебе всем, что у меня есть.
Она, наконец, расслабляется и засыпает. Я отношу ее наверх, а потом, даже особо не раздумывая, что делать, бегу в соседний дом к нашему бывшему ментору.
Она должна знать способ, чтобы спасти Энни. Я уверен в этом.
* * *
Во всем ее доме горит свет. Мороз обжигает мою кожу, но я не обращаю на это внимания.
Стучу в дверь, и она сразу же открывается. Мегз не выглядит удивленной, затаскивает меня в дом и крепко обнимает. Я утыкаюсь носом в ее макушку и чувствую, что по лицу у меня текут слезы.
Пытаюсь собраться, взять под контроль эмоции, но ничего не получается. Мегз же выглядит вполне спокойной и поглаживает меня по спине, будто бы ожидая, пока я успокоюсь.
Через пару минут я отстраняюсь от нее, и единственный вопрос, который приходит мне в голову это:
— Что мне делать?
Она берет меня за руку и тихонько говорит:
— Пообещать слушаться меня во всем, — я вначале не понимаю, о чем она говорит, но она снова повторяет это с большим упором. — Пообещай. Сделай это сейчас же или я отказываюсь тебе помогать.
Поводов, не доверять ей, нет. Все время, что я ее знаю, она помогала мне всем, чем могла. И в большинстве случаев, ее помощь спасала мне жизнь, поэтому я сразу же уверенно говорю:
— Обещаю.
— Нет, Финник, ты не понимаешь, какое мне нужно обещание! Мне нужно, чтобы ты поклялся, что если я скажу идти — ты пойдешь, скажу молчать — ты будешь молчать, а скажу плюнуть на все и делать то, что ты делаешь — ты поступишь именно так, — в ее голосе была такая серьезность, какой я не слышал от нее никогда. Руки ее до боли сжимали мои, а взгляд прожигал насквозь. Мне даже стало на секунду страшно, но потом я вспомнил, что это всего лишь моя Мегз, которая никогда не причинит мне вреда, и успокоился.
— Да, я понял. Обещаю, что буду тебя во всем слушаться.
— Запомни это свое обещание и соблюдай его каждую секунду. А если когда-нибудь ты нарушишь его, можно будет считать, что ты оскорбил меня и все то хорошее, что я сделала для тебя.
— Я не нарушу обещание. Честное слово.
— Хорошо, — Мегз, наконец-то, отпустила мои руки, и ее лицо стало прежним — добрым и ласковым. — Тогда первое, что ты должен сделать, это убедить Энни, что все под контролем. Можешь сказать ей все, что угодно, но наш план, о котором я тебе сейчас расскажу, она узнать не должна. Я не хочу, чтобы бедная девочка волновалась зря…
— Ладно, когда она проснется, я попрошу ее довериться мне и ни о чем не переживать. Так у тебя уже есть план?
Она кивнула.
— Он появился, как только президент закончил читать свою проклятую карточку… А почему Энни спит?
— Я дал ей снотворного. Две таблетки.
Мегз прошептала что-то вроде «бедная девочка» и указала мне на гостиную.
— Проходи и садись. Я принесу чай. Нам придется многое обсудить.
Я беспрекословно послушался ее и сел напротив журнального столика.
Мои руки продолжали немного трястись, когда Мегз отдавала мне кружку с чаем, но я глубоко вздохнул и почти успокоился.
Мегз сделала глоток из своей кружки, потом поставила ее на столик и посмотрела на меня:
— Надеюсь, ты понимаешь, что Капитолий рассчитывал отомстить твоей матери, убив тебя. Но ты выжил. Хотя никто в это особо не верил… — я не удержался и перебил ее.
— Они ведь убили маму и мою сестру. А через пару лет забрали мою единственную подругу на арену. Отец пропал в тот же год и считается пропавшим до сих пор. Не слишком ли много мести? — Мегз кивнула и спокойно продолжила говорить дальше.
— Убив твою мать, они проучили всех, кто готовил мятеж. Следующим пунктом было сломить твоего отца, но он выдержал и смерть своей младшей дочери, и то, что тебя забрали на арену. Капитолий таких людей не любит, поэтому он и «пропал». Последним членом семьи остался ты, но на Игры они тебя уже отправляли, а никого из родных у тебя не осталось, поэтому они и забрали Энни. Чем же обернулся этот их ход? Да ничем. Энни вернулась домой. К тебе. Теперь вас двое и вы, как и все победители, имеете большое влияние на народ. Такие люди им тоже не нравятся. Я думаю, ты понимаешь, к чему я клоню? Ты ведь понимаешь, чьи имена вытащат на Жатве?
Я кивнул.
— Это и я, и Энни поняли сразу. Но какой с этого толк? Маловероятно,