Читать интересную книгу Трофейная банка, разбитая на дуэли - Владислав Крапивин

Да, Лодька помнил, конечно: ведь Суглинкин тогда учился вместе с ним, с второклассником Глущенко, в девятнадцатой школе. Смирненький был в ту пору, незаметный, дразниться даже и не думал. А теперь... Растреплет, скотина, всем про те давние дела...

Но Матвей Андреевич резко изменил течение разговора:

— Приступаем к уроку. Пусть Суглинкин выйдет к доске и расскажет нам, что хотел подчеркнуть автор "Капитанской дочки", когда сделал эпиграфом повести пословицу "Береги честь смолоду"...

Суглинкин, волоча ноги, вышел и начал мямлить. Судя по всему, он понятия не имел, чего хотел Пушкин, и, видимо, даже не помнил, что такое эпиграф...

А Лодька (постепенно остывая ушами) смотрел за окно. Там была широченная площадь, на дальнем краю которой четырьмя рядами окон светилась школа номер двадцать один, в которой учились девчонки. На улице было еще темно, утренние сумерки...

Лодька не жалел, что написал стихи и что они оказались прочитаны вслух. И дело не в пятерке за четверть (он ее, скорее всего, и так получил бы), а в том, что теперь легче на душе. Не будет суеверного страха за отца. Не будет угрызений, что струсил и будто бы увильнул от поединка... Конечно от придирок и насмешек сейчас не спастись, ну да не привыкать...

На перемене подкатил, разумеется, Бахрюков, заухмылялся:

— Ну чё, кав... легергат и дворянин? По правде хочешь кидаться пузом на вражеский огонь? Как Матросов?..

Рядом опять захихикали. Бахрюков был мелким подручным некоего Бабуси, главаря местной блатной компании. Поэтому с Бахрюковым не связывались, а некоторые то и дело подпевали ему. Лодька не подпевал. Правда, и на рожон не лез, старался не иметь никакого дела с этим бабусиным "шестеркой". Но тот, видать, ощущал его, Лодькино, неприятие и время от времени устраивал пакости: то сумку выкинет в окно со второго этажа, то сзади даст пинка и заухмыляется: "Это не я", то вот такие, как нынче, устроит подковырки... Рассудительный Борька Аронский говорил: "Набить бы ему, гаду,  рожу, да ведь Бабусина кодла тогда не даст проходу, хоть беги из Тюмени..." Лодька понимал, что Борька прав. В компаниях, вроде Бабусиной, не знали правил и, если ловили кого-то им неугодного, то били одного скопом. А могло быть и хуже: некоторые из этих "блатняков" ходили с финками...

Сейчас, однако, у Лодьки нашлись защитники. Игорь Калугин сумрачно сказал:

— Да ладно тебе, Бахрюк, чё скёшь не по делу. Сам-то двух строчек сочинить не умеешь...

— Где уж нам! — по-клоунски застеснялся Бахрюков. — Это лишь такие вот умеют, умненькие... — И  потянул лапу, чтобы погладить "умненького" по головке. Лодка отмахнулся.

— Талантливый, а дерется! — так же шутовски удивился Бахрюков. — Ну-ка, ребя, расступитесь, я размахнусь...

Запахло нехорошим. Но в коридоре спасительно затренькал колокольчик и тут же с указкой наперевес ворвалась в класс биологичка, которую все звали по фамилии — Собакина.

— Что за толпа, почему не на местах?! Для кого звонок?! Кто дежурный?! Почему у доски мусор?! Встать как следует! Ковязин, что ты акробатничаешь! Может встанешь на голову?! Или сядешь мне на шею?! Муромцев, тебе мало недавней двойки, хочешь еще одну?! Я могу поставить, даже не спрашивая, все равно ты ни черта не знаешь!.. Черепашин, к доске!.. А дневник за тебя мама понесет?!

В общем, все вошло в свое русло...

Клад

Все это вспомнилось, когда Борька предложил сделать подарок Матвею Андреевичу. Правда, ходили слухи, что он заболел и, возможно, не станет преподавать в будущем учебном году. Но, в конце концов, поздравить-то все равно можно. В крайнем случае — узнать адрес и зайти домой. Да и далеко еще до того дня. А пока главное — заняться картиной...

Раскидали по половицам разноцветные пластинки. Сразу стало ясно, что море получается само собой. Надо только подогнать друг к дружке синие и зеленые, со светлыми прожилками,  куски пластмассы — и вот вам неспокойные, ершистые гребни с пенной оторочкой.

Борька сказал, что, конечно же, для такого моря нужен корабль. Тем более, что хватает белых обрезков для парусов... Но Лодьке вдруг вспомнилось, как в ужасно давние, довоенные годы, он, совсем кроха, лежал на широкой кровати рядом с папой и тот читал ему размеренным глуховатым голосом:

Вот пошел он к синему морю;Видит, море слегка разыгралось.Стал он кликать золотую рыбку...

— Борь, корабль это слишком обыкновенно. Давай сделаем старика, который зовет золотую рыбку. Для Матвея Андреича это в самый раз, он вон как любит Пушкина...

Борька спорить не стал. Только заметил, что с рыбкой будет немало возни.

— Надо рисовать, вырезать, чешую процарапывать...

— Ничего не надо! Есть готовые! На свалке их полным полно!

В военные годы Завод пластмасс (у которого был тогда номер 666) выпускал, говорят, взрывчатые вещества — чуть ли не начинку к снарядам для "катюш"! — а после победы начал штамповать из целлулоидных смесей всякую мелочь: портсигары, тарелки, расчески, вазочки и множество дешевых игрушек. Видать, мирное производство не всегда ладилось, потому что среди пахнувших едкой химией отвалов и осыпей было много заводского брака: раздавленные желтые пупсы (которых Лодька тайно жалел), скрученные гребешки, треснувшие стаканчики для бритья, кривые пистолетики, петухи с обломанными хвостами, дырявые лодочки... Были и рыбки, которых при изготовлении полагалось склеивать из двух половинок, но которые не всегда склеивались и потому летели в мусор...

Лодька и Борька почти сразу отыскали несколько "половинчатых" рыбешек длиной с мизинец — желто-золотистых, симпатичных, улыбчивых. Таких, что сами просились на гребень крутой изумрудной волны. Правда, оба "рыбака" изрядно перемазались жирной пахучей пылью, но добыча того стоила. К тому же, кроме рыбок, их ждала и другая находка — неожиданная и удивительная!

Когда выбрались с осыпи к рыжей от ржавчины груде металлолома, Лодька зацепился брезентовым полуботинком за рваный клеенчатый ремешок. Тот высовывался из под мятого кровельного листа. Лодька пригляделся — похоже на ручку хозяйственной сумки. Потянули, выволокли с великим трудом. Ох и тяжесть! Ну и понятно: сумка была наполнена медными и латунными штуковинами. Всякие патрубки, вентили, тяжеленные болты, сломанные подсвечники,  остатки непонятных механизмов, мотки желтой проволоки и даже безголовая статуэтка голой тетки. Разглядывать тетку Лодька и Борька застеснялись, но другие "фиговины" рассматривали с интересом.

Понятно, что в руках у них оказался клад. Какой-то хитрец насобирал эту медь, чтобы сдать на базу утильсырья. Видать, накопил это добро и до времени припрятал. На базе, что на углу Профсоюзной и Герцена, принимали всякий металл, но за железо и чугун давали копейки, а медь стоила во много раз дороже.

Интересно — сколько дадут за все это?

Лодька и Борька заоглядывались. Но сейчас, кроме них, на свалке не было ни одного "добытчика". И вообще в логу — ни поблизости, ни вдали — никто не усматривался.

— Сильный был парень... а то и дядька... раз приволок сюда эту тяжесть, — заметил Борька.

— А может, не один...

— Такие дела обычно творятся в одиночку, — значительно произнес Борька. — Нам повезло, что вдвоем. Но тоже придется попотеть...

У Лодьки что-то зацарапалось внутри.

— Борь...

— Чего? — с неприятным ожиданием поморщился тот.

— Ну... нехорошо как-то...

— Почему? Это же все наверняка краденое! Иначе бы не стали прятать!

— А может, и не краденое. Может, человек честно насобирал, где мог, а спрятал на всякий случай. Не знал, где хранить...

— Ох уж, не знал! Прячут лишь то, что жульнически добытое...

— А мы... будет не жульнически, что ли? Получится "вор у вора дубинку украл"...

Борька засопел и высказал "литературное" возражение:

— Когда Том и Гек нашли в пещере золото, которое там спрятали бандиты, разве кто-то говорил, что они воры? Они были искатели клада...

— Вот именно искатели! Они специально искали, даже рисковали жизнью. А мы... А если это пацаны, вроде нас, копили медь для денег на что-то важное? Вдруг, тоже на мяч...

— Ну и... так им и надо. В другой раз не будут разинями...

Но Лодька видел, что в Борьке теперь, как и в нем, скребутся сомнения. Ведь тот читал те же книжки, что и Лодька, любил те же фильмы, где у красных конников и мушкетеров главнее всего были справедливость и честь. И вообще они смотрели на жизнь одинаково. Может, порой Борька смотрел чуть попроще и бывал иногда... ну, попрактичнее, что ли, но не настолько же, чтобы по крупному счету лукавить с другом и совестью... Тем более, что в карманах лежали рыбки, одна из которых предназначалась для Матвея Андреича. Подарок для доброго учителя и похищение чужой добычи — как-то оно не укладывалось рядом...

— Давай засунем обратно, — уже решительно сказал Лодька.