— Погоди, приятель, — сказал бородатый, — сейчас пошабашим, тогда потолкуем.
Хозе молча кивнул головой и, едва передвигая ноги, отошел на несколько шагов и присел на кучу щебня.
Через несколько минут раздался резкий свисток. Работа прекратилась. Вся постройка наполнилась говором, смехом и шутками.
Новая смена уже подошла и стояла в ожидании сигнала к работе.
Откуда-то из центра города, задернутого еще туманной дымкой, донеслись медленные удары башенных часов. Пробило шесть. К Хозе подошел бородач в сопровождении молодого рабочего с тонким и умным лицом.
— Пойдем, брат. Кушать хочешь? Пошамаем и поговорим… Это тот, — обратился он к молодому, — который броситься хотел.
— Это вы бросьте, — ласково сказал молодой, взяв за руку Хозе.
И словно какая-то теплота охватила Хозе. Куда-то в туман ушли мысли о смерти, и он хотя и устало, но уже без апатии пошел рядом с ними.
Невольно заинтересовался воздвигаемой постройкой. Глухие стены без окон слепо давили землю. Это было знаменитое загадочное здание. Оглядывая постройку, Хозе спросил:
— Так и работаете, без передышки?
— В две смены, по двенадцать часов.
Но эти слова прошли мимо сознания Хозе, и, зная, что у них не найдет ответа, он все же спросил рабочих:
— А что строите?
— Чертову перечницу. Не то санаторий, не то тюрьму. Черт ее разберет.
Шли длинным бульваром Капуцинов к Зеркальному озеру, на берегу которого его новые товарищи думали отдохнуть. Аллея бульвара была пряма, как стрела, и так длинна, что, уходя вдаль, обращалась в узенькую тропинку.
Пришли. Расположились на берегу, и сейчас же, сбросив платье, ребята бросились в озеро. Хозе с жадностью следил за ними, наслаждаясь их бодростью, силой и смехом, но сам не пошел за ними.
— Ну и ладно!
— Здорово это — купаться! — вскрикнули они, влезая в штаны и одевая рубашки.
Позавтракали и растянулись на берегу. Рабочие сразу заснули, а Хозе, поворочавшись немного, спокойно задремал.
Он чувствовал теперь себя хорошо, он не чувствовал тяжести города; короткое общение с рабочими, людьми другого мира, дало ему моральное облегчение. Как будто они, плескаясь в Зеркальном озере, смыли с него тяжелый слой грязи.
Вверху стрекотал аэроплан.
Тзень-Фу-Синь, притаившийся в уголку кабинки аэроплана, решился расправить окоченевшие члены. Как сон, вспомнились ему приключения дня, вечера и ночи.
Где-то внизу носились сыщики, разыскивая его, а он летит, летит в страну свободы, в страну рабочих всего мира. Как все просто… И ему сделалось весело, когда вспомнил, как он проник в ангар, как спрятался в аэроплан, который готовили к отлету.
Аппарат несся, быстро рассекая воздух, и вскоре под ним начерталась рельефная карта города постройки мистера Флаугольда, Зеркальное озеро, в котором отражался переплет лесов и густые аллеи парка.
Тзень-Фу-Синь выглянул из своего убежища и увидел спину, спокойную спину мистера Арчибальда, сидящего впереди него.
Арчибальд, открыв окно, внимательно рассматривал местность внизу, но, почувствовав некоторое беспокойство, оглянулся назад.
Прямо перед ним раскачивалась голова китайца, и в его улыбке он не видел для себя ничего хорошего.
— Что угодно, мистер? — спросил он, вынимая из кармана револьвер.
— Пустяки… Сесть рядом.
— Место для одного, — сказал Арчибальд Клукс, нанеся рукояткой револьвера сильный удар по голове Тзень-Фу-Синя.
Теряя сознание, Тзень-Фу-Синь покачнулся и выдавил стекло второго окна; ничего не понимая, он, однако, инстинктивно слабеющими руками защищался, и даже тогда, когда Клукс перекинул его тело в окно, он еще несколько мгновений держался немеющими пальцами за края разбитого окна.
Стекла резали пальцы, и тогда, когда руки разжались, Тзень-Фу-Синь мельком увидел улыбающееся лицо Клукса, закурившего папиросу.
Это было последнее. Он камнем полетел вниз.
Холодные брызги воды окатили с ног до головы спящих рабочих и Хозе, и все сразу вскочили, оглядываясь и ругаясь.
— Ты, брат, не шуги.
— Да это не я.
— Что ж, сверху, что ли, упало?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И, взглянув вверх, увидели в далекой синеве улетающий аэроплан.
— Так и есть, наверное, бомбу потерял.
Через несколько секунд из воды показалась голова Тзень-Фу-Синя, от холодной ванны сразу пришедшего в себя. Фыркая и отплевываясь, он поплыл к берегу, оставляя в воде розовый след от окровавленных пальцев.
— Это что за водолаз?
— Откуда тебя нелегкая принесла?
Вылезая на берег, Тзень-Фу-Синь, довольно улыбаясь, поднял руку вверх.
— Плохо летел… Упал…
— Да это китаец.
— Тише, Том, — сказал бородач. — Может быть, это тот, по ком расклеено объявление.
— Ты прав, Штейн.
Тзень-Фу-Синь весело отряхнулся, дожал мокрой рукой руки рабочих и Хозе, оставляя на них немного своей крови.
— Мы свои, товарищ.
— Товарищи?! — радостно сказал Тзень-Фу-Синь.
— Садись, рассказывай.
Тзень-Фу-Синь покосился на Хозе, который, потеряв интерес к нему, снова повалился на песок и, уткнув голову в руки, отдался мыслям о своей Аннабель.
Тзень-Фу-Синь быстро рассказал рабочим все, попросил табаку и жадно принялся курить.
Том и Штейн переглянулись.
— Так, — сказал Том. — Ты, Штейн, побудь здесь, а я его отведу.
— В город?
— Да, к нам.
Том встал, кивком головы предложил Тзень-Фу-Синю следовать за собой и пошел вдоль берега. Штейн следил за ними взглядом. Скоро они скрылись за камнями.
Штейн, посмотрев на лежавшего Хозе, вскочил, взбежал на бугорок и посмотрел по сторонам.
Нигде не было ни души, и только спокойные воды Зеркального озера отражали небо и нависшие деревья парка.
«Как будто никого», — подумал Штейн и снова спокойно улегся рядом с Хозе.
Глава VI
ДЕПЕША ТЕЛЕГРАФИСТА
К вечеру аппарат Арчибальда спланировал на поле, побежал, слегка подпрыгивая, по земле, усеянной соломой, и остановился.
Местность была глухая. Полевые работы закончились, и только изредка попадались случайные люди.
Никто не видел спустившегося аэроплана, а если кто из крестьян и посмотрел вверх, то решил, что это свой, советский, так как на крыльях были предусмотрительно нарисованы красные звезды.
— Приехали, сэр, — сказал пилот. — Но вам придется довольно далеко идти до станции.
— Ничего, лейтенант. Авось, как говорят русские, доберусь, — сказал Клукс и, справившись по карте, установил направление, в котором ему надо идти к станции.
Взяв из аэроплана небольшой чемоданчик, перекинув макинтош через плечо, пожав на прощание руку пилоту, Арчибальд пошел прямо полем.
Появление Арчибальда на станции как будто не привлекло к себе ничьего внимания. Один только прохаживавшийся по перрону телеграфист с минуту смотрел на него и затем с равнодушным видом продолжал свою прогулку. Клукс несколько раз быстро посмотрел, но, видя, что тот больше им не интересуется, успокоился, сел на скамейку, закурил папиросу и стал ждать прибытия поезда. На перроне было мало народу, главным образом крестьяне и крестьянки.
Подошел поезд, и публика устремилась в вагоны. Арчибальд расположился в мягком вагоне и оказался один в купе, чем был очень доволен,
Когда поезд тронулся, Клукс выглянул в окно и снова заметил телеграфиста, отходившего от мягкого вагона.
«Странно, — подумал Клукс. — Что ему надо? Неужели?..»
Но телеграфист равнодушно смотрел на проходящие вагоны и вдруг, увидев, по-видимому, в поезде знакомую, так весело заулыбался и закланялся, прикладывая руку к козырьку, что у Клукса все подозрения рассеялись.
«Телеграфист Ять советской формации», — презрительно подумал юн, припоминая когда-то читанного Чехова.
Поезд мчался, но еще быстрее мчалась депеша телеграфиста:
«ТООГПУ. Подозрительный человек билет Харьков мягком купе пять заграничное пальто чемодан пометка Лондон».