Читать интересную книгу Стихотворения - Ван Вэй

В горной хижине. - Средины жизни я достиг и ныне путь истины взыскую в тишине - то есть стал поклоняться Будде и жить отшельником.

Проводы друга. - Последние годы жизни Ван Вэй провел в уединении, в горах Чжуннань. Стихотворение написано, очевидно, вскоре после того, как Ван Вэй удалился от государственных дел. Старые друзья еще помнят и навещают поэта в его скромной обители. Но поэт сомневается в верности своих друзей. В этом году его еще не забыли, а вспомнят ли в будущем - неизвестно.

Смотрю с высоты на реку Ханьцзян. - Ханьцзян - приток реки Янцзы, берет свое начало в провинции Гуандун.

Чу - древнее царство на территории современных провинций Хунань, Хубэй, а также части провинций Цзянсу, Цзянси, Чжэцзян.

"Три Сяна" - река Сян в верхнем течении называется Лисян, в среднем Сяосян, в нижнем - Чжэнсян.

Цзинмэнь - город в провинции Хубэй.

Сянъян - город в северной части царства Чу.

Почтенный Шань - намек на генерала эпохи Цзинь - Шань Цзяна. Войска генерала были расквартированы в районе Сянъяна, и генерал часто приходил в Сянъян любоваться его красотами и пил там вино.

Н. Т. Федоренко

^TВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ АКАД. Н. И. КОНРАДА^U

{* Здесь и далее переводы и комментарии акад. Н. И. Конрада воспроизводятся по изданию: Три танских поэта / М.: ГИХЛ, 1960.- Прим. сост.}

Гуляю у храма Сянцзисы

Не знаю, где храм Сянцзисы.

Прошел уже несколько ли, вступил на облачную

вершину.

Старые деревья... Тропинки для человека нет.

Глубокие горы. Откуда-то звон колокола.

Голос ручья захлебывается на острых камнях.

Краски солнца холодеют среди зелени сосен.

Вечерний сумрак. У излучины пустынной

пучины

В тихом созерцании отшельник укрощает

ядовитого дракона.

В этих стихах рисуется картина, характерная для мест, где обычно располагаются уединенные буддийские обители. Дорога в гору идет через лес из старых, высоких деревьев. Тропинка совсем исчезает. По каменистому руслу бежит горная речка, и ее голос как бы захлебывается среди камней. Для усиления настроения поэт погружает все в вечерний сумрак, вводит звук отдаленного удара колокола. И вот среди всего этого - человек. У излучины реки над омутом видна одинокая, неподвижная фигура человека, сидящего в позе, которую обычно принимают при размышлении. Видимо, этот человек, возможно монах из обители, укрощает своей мыслью злого дракона - того дракона, который гнездится в пучине, а может быть, того же дракона, только таящегося в его собственной душе? Человеческая фигура сразу же придает всему пейзажу особый смысл. Картина, нарисованная стихами, оказывается законченной.

Я. И. Конрад

x x x

В пустынных горах опять прошел дождь.

Наступил вечер. Осень.

Ясный месяц светит среди сосен.

Прозрачная речка бежит по камням.

Бамбуки зашумели: идут домой женщины,

стиравшие белье.

Зашевелились кувшинки: плывут назад челны

рыбаков.

В китайской пейзажной живописи есть прием, называемый дяньцзин "внесение чего-то в пейзаж". Если рисуют горы, в горный пейзаж вводится фигура человека; если рисуют сосны, в пейзаж вводится изображение камня, скалы. Считается, что это придает полноту и законченность изображению. Ван Вэй-поэт перенял этот прием в своей пейзажной лирике, соединяя природу с человеком.

Н. И. Конрад

^TВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ А. И. ГИТОВИЧА^U

{* Здесь и далее переводы А. И. Гитовича воспроизводятся по изданию: Ван Вэй. Стихотворения / М.: ГИХЛ, 1959. - Прим. сост.}

ИЗ СТИХОВ "ДОМ ХУАНФУ ЮЭ В ДОЛИНЕ ОБЛАКОВ"

1.

У потока в горах, где поет птица

Цветы опадают,

И горный поток серебрится.

Ни звука в горах

Не услышу я ночь напролет,

Но всходит луна

И пугает притихшую птицу,

И птица тихонько

Тревожную песню поет.

К слюдяной ширме друга

У друга в доме

Ширма слюдяная

Обращена к цветам,

К деревьям сада.

В нее вошла природа,

Как живая,

И оттого

Рисунка ей не надо.

Покидаю Цуй Син-цзуна

Остановлены кони.

Сейчас - "разлучим рукава" *.

О ночной холодок

Над ночным знаменитым каналом! *

Горы ждут впереди.

Под луною сияет листва.

Но тебя покидаю

Печальным, больным и усталым.

К портрету Цуй Син-цзуна *

По памяти

Нарисовал я вас,

И наша юность

Оживает снова.

Пусть новые знакомые

Сейчас

Не старого увидят

Молодого.

Когда Цуй Син-цзун

отправляется в горы Наньшань *,

я пишу экспромт и вручаю ему на прощанье

Простились мы

У старых стен столицы.

Когда ж нас вновь

Соединит судьба?

Не надо ждать,

Пока цветы корицы

Осыпятся,

Как снежная крупа.

Осенней ночью в одиночестве

обращаюсь к Цуй Син-цзуну

Ночь тиха.

Лишь трепетных цикад

Голоса печальные

Звенят.

Ветер северный

Он каждый год

К неизбежной

Осени ведет.

Думаю,

Что ты уже не прост,

Хочешь получить

Высокий пост.

У меня же

Волосы белы

Что мне

До придворной похвалы?

Впрочем,

Может быть, и ты такой

И пойдешь отшельничать

Со мной?

Провожаю весну

День уходит за днем,

Чтобы старости срок приближать.

Год за годом идет,

Но весна возвратится опять.

Насладимся вдвоем

Есть вино в наших поднятых чашах,

А цветов не жалей:

Им опять предстоит расцветать.

Провожаю Шэнь Цзы-фу * в Цзяндун"

На ивовой переправе *

Безлюдно и молчаливо.

Гребцы налегли на весла

Ты скрылся в дымке седой.

И все же тоска о друге,

Подобно весне счастливой,

С юга на дальний север

Последует за тобой.

Шутя пишу о горной скале

У горной скалы

Ручеек пробегает, звеня.

Там, с кубком вина,

Я сижу среди ясного дня.

Но ветер прекрасно

Учел настроенье поэта:

Опавшими листьями

Он окружает меня.

Три стихотворения

1

Пусть холодно сливам

Но месяц весны недалек.

Я скоро услышу

Невидимых птиц песнопенье.

С трепещущим сердцем

Я вижу: травы стебелек

Пробился тихонько

Меж каменных древних ступеней.

2

Вы, сударь,

Побыли в краю родном,

Так расскажите нам

О новостях:

Когда

Перед узорчатым окном

Там забелеет слива,

Вся в цветах?

3

Дом, что покинул я,

Стоит на Мэнцзин-реке *,

Окно мое - там вдали

К устью обращено.

Плывут по реке суда

Гляжу я на них в тоске:

Если письмо пошлю,

Дойдет ли домой оно?

В горах

Все голо.

По камням бежит ручей.

Багряных листьев

Не смогу нарвать я.

Давным-давно

Тут не было дождей,

Но дымка синяя

Мне увлажняет платье.

Горный кизил

Киноварно-красные плоды

Под горой уже давно созрели.

Их не сняли вовремя. Они

Сморщились и пахнут еле-еле.

Но, по счастью, в зарослях кустов

Расцвели теперь цветы корицы

И сияют за моим окном

Под луной, что ярко серебрится.

Красные бобы

Красные бобы

В долинах юга

За весну

Еще ветвистей стали.

Наломай побольше их

Для друга

И утешь меня

В моей печали.

Написал экспромт и показал Пэй Ди *

Хотел бы стряхнуть я,

Как пыль с платья,

Заботы мирские.

Давно готов,

С искренней верой

Готов припасть я

К источнику

"Персиковых цветов"*.

Слыша, как Пэй Ди декламирует стихи,

в шутку посвящаю ему

Вопят обезьяны *

И рады стараться.

И утром и вечером

Стыну в печали.

Не надо в ущелье *

Твоих декламаций:

И так уж глаза мои

Влажными стали.

Когда меня, заключенного в храме Путисы *,

навестил Пэй Ди и рассказал, что мятежники *

на берегах пруда "Сгустившейся лазури" *

под звуки флейт пируют, я, со слезами на глазах,

сложил экспромт и продекламировал его Пэй Ди

В домах - печаль.

Пожары - словно буря.

Где государь? *

Когда вернется он?

А у пруда

"Сгустившейся лазури"

Гремят пиры

И флейт несется стон.

Проживая в имении на берегу Ванчуани,

преподношу Пэй Ди

Здесь темно-лазоревы горы,

Хотя уж стоят холода,

Хотя уже поздняя осень,

А горные реки шумят.

Стою я у хижины жалкой,

Где жить обречен навсегда,

И слушаю в сумерках светлых

Вечернюю песню цикад.

Гляжу: над речной переправой

Закат догорает вдали.

Гляжу: над соседней деревней

Плывет одинокий дымок.

Когда бы, подобно Цзе Юю *,

Вы здесь бы напиться могли,

Пять ив возле хижины жалкой

Я тоже представить бы мог.

Подношу Пэй Ди

Давно уж

Исстрадавшийся в разлуке,

Тебя я

Вспоминаю без конца:

Когда соединялись

Наши руки

Соединялись

Братские сердца.

Жизнь беспощадна:

"Рукава халатов

Разъединились" *,

И моя тоска

На склоне лет,

Стремящихся к закату,

Поистине