Читать интересную книгу Нигерийский синдром - Хельга Графф

Русских можно узнать всегда и везде именно по внешнему виду. Для этого совершенно не нужно входить с ними не только в тактильный, но даже в словесный контакт. Наши соотечественницы в большинстве своем выглядят высокомерно и вульгарно. Всё для того, чтобы зацепить какого-нибудь приличного джентльмена, поэтому работа идет и днем, и ночью, и на работе, и в путешествиях.

Вот скажите, зачем, отправляясь в путь-дорогу, надевать двадцатисантиметровые шпильки и платформы, которые смешно и нелепо, как копыта Кентавра, смотрятся на тощеньких, неоформленных ножках, особенно в сочетании с чемоданом «мечта оккупанта»? Для чего нужно облачаться в наряды, «достопримечательностью» которых является лишь декольте, что спереди, что сзади? А если есть декольте, то почему из него должны торчать грязные бретельки несвежего бюстгальтера? Многие ведь заботятся лишь о внешнем антураже, совершенно не думая о белье. Почему платья и юбки должны быть такой длины, что только прикрывают, как в старину говорили, «срам», для чего все это?

Лишь для одного: захомутать приличного, состоятельного мужичка, падкого на голые сиськи и коленки.

Наши девочки и тетеньки со стороны себя, конечно, не видят и не замечают, как нелепо и смешно выглядят, но понты превыше всего! «Понты, понты, как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось…», – так бы, наверное, написал А.С. Пушкин, если бы жил в наше время.

Русский человек без понтов, как песня без слов. Без понтов нет счастья, без понтов нет жизни! Каждый имеющий отношение к России просто обязан быть круче всех. Все эти знакомые и незнакомые, близкие и неблизкие, свои и чужие непременно должны захлебнуться завистью, слушая рассказы о мнимом благополучии, и завидовать, завидовать и завидовать до сердечных колик, до зубного скрежета! Никому нельзя показывать, что ты неудачник, лузер, что за душой нет ни копейки, а за пазухой даже камня, который можно ловко швырнуть в огород тех, кто усомнился в твоем благополучии. Если у тебя дырявая лодка, то рассказывай всем, что владеешь белоснежной яхтой. Если достал костюм на блошином рынке, говори, что купил в лучшем модельном доме Парижа, а его несколько потрепанный вид – это последние модные тенденции. Если нет наличных, ври, что у тебя чековая книжка или карточка, золотая или платиновая, и лучше, если не одна. Не имеешь автомобиля, убеди всех, что твой личный знаменитый доктор, непременно лауреат Нобелевской премии, запретил тебе ездить и приказал ходить пешком. А если ты владелец халупы, беззастенчиво лги, что это домик для твоего нового хомячка, который долго тебя об этом просил, потому что не любит жить в тесной клетке. Одним словом, блефуй и понтуйся, понтуйся и блефуй, и чем больше врешь, тем больше верят!

До замужества я носила фамилию знаменитого старинного княжеского рода. Когда меня спрашивали: «А вы не из тех ли будете?», всегда нагло отвечала: «Конечно же, из тех!» Верили безоговорочно, а может, это и не было враньем, ведь редко кто из нас, сегодняшних, знает свои корни, свое так называемое генеалогическое древо.

Однако понты – это не только удел бедняков и неудачников, их обожают кидать друг перед другом и богачи! Если жена одна и старая, обязательно дадут понять, что где-нибудь, в неближнем зарубежье, благосклонности дожидается целый гарем! Если куплен остров в океане, непременно заметят, что на сдачу дали еще и соседнее государство. Если денег только миллионы, скажут, что миллиарды, размышляя о том, как доворуют остальные. А если посадили в тюрьму, сделают вид, что таким своеобразным способом отдыхают от навязчивых компаньонов и надоевших домашних.

Понтам, как подвигу, есть место в нашей жизни, и чем убедительней понтуешься, тем больше веры и доверия. Почти девяносто процентов российского бизнеса держится лишь на понтах и выражении: «Говорите и вы…».

Мой вам совет: никогда не признавайтесь в собственных неудачах, не стоит – никто не пожалеет и вряд ли кто поможет. Поэтому лучше всего в жизни руководствоваться следующей рекомендацией: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – и это абсолютная истина! Вот и мы с Левой плавать и звать на помощь не умеем, а потому выбираться из бурного бизнес-водоворота пытаемся всегда сами, время от времени протягивая друг другу руки, а иногда и бревно.

Глава 4

По мере приближения посадки на рейс зал стал постепенно заполняться. В дополнение к нашему трио появились и немногочисленные белые, их было человека три-четыре, не более. Африканцы не проявляли к нам ни малейшего интереса. Думаю, что для них бледнолицые все на одно лицо, как, впрочем, для нас чернокожие.

Объявили посадку на рейс Амстердам – Аккра, и мы вереницей потянулись в салон самолета. Места наши оказались в одном ряду, четвертой соседкой, которая пристроилась рядом со мной, была пожилая африканка. Самолеты зарубежных компаний, осуществляющие такие длительные перелеты, комфортабельны, можно и телек посмотреть, и покушать эдак четыре раза за полет, и поспать, и отдохнуть. Каждый из нас занимался своим делом, все было нормально, но перед самой посадкой случилась неприятность. Моя соседка случайно, даже не заметив этого, опрокинула стакан с томатным соком, часть которого вылилась на мои новенькие светлые туфли, специально купленные для этой поездки. Меня это просто взбесило! Ну что за безглазая неуклюжая корова! Неужели нельзя быть поаккуратнее?!

Однако вследствие своей дурацкой интеллигентности возмущение я демонстрировать не стала, но туфли пришлось отмывать до конца полета, чтобы вернуть им первоначальный цвет. Это был первый звоночек к неприятностям, у меня всегда так. Если в дороге случается какое-то огорчение, как, например, когда во время поездки в Бразилию обнаружилось разбитым мое любимое зеркальце, я уже знаю, что далее все пойдет не так.

Чем ближе была посадка, тем неспокойнее становилось на душе. Сердце и душа маялись, то и дело вспоминались жуткие фильмы про африканский беспредел, и я мысленно попросила: «Господи, очень тебя прошу, дай нам возможность вернуться обратно живыми и здоровыми!»

С одной стороны, я трусиха, хотя трудно, наверное, назвать столь унизительным словом человека, пережившего девяностые годы криминальной революции в России, участвовавшего в «стрелках» и разборках, весьма активно сопротивлявшегося бандитскому беспределу, разрулившего не одну сложную ситуацию с отморозками тех лет и в конце концов оставшегося в живых в годы кровавого террора и насилия.

Однако то был наш российский менталитет, а не неизвестный африканский, резко отличающийся, судя по тому, что периодически происходит на этом черном континенте, тупой и звериной жестокостью, когда находящееся даже в руках детей оружие начинает стрелять!

С другой стороны, капли храбрости и отчаянности, оставшиеся после страшных девяностых, еще присутствовали в душе и давали понять, что так просто, без боя, мы не сдадимся и, если что, действуя по ситуации, все равно найдем выход из положения. Мои мужчины подобными мыслями не заморачивались, впрочем, на то они и мужики.

Наконец, самолет благополучно приземлился, и мы гуськом потянулись к выходу. Что нас ждет в этой далекой, загадочной и полной опасностей стране? Удастся ли реализовать наши планы? Не произойдет ли что-нибудь ужасное? Эти тревожные мысли ни на минуту не оставляли меня. Все же повторюсь: «Хорошо там, где нас нет!»

Оставалось метров двадцать до входа в зал прибытия аэропорта Котока, когда к нам навстречу выбежали военные с оружием в руках. Они что-то кричали на резком гортанном языке. Их отрывистые грубые окрики выражали явную агрессию. Всё напоминало очередной военный переворот, и мне стало до ужаса страшно. Господи, да удастся ли вернуться отсюда живыми?

Из горстки военных выделился высокий импозантный мужчина в штатском с листком бумаги в руках, который четко назвал нашу фамилию. Мы подошли к нему, и он повел перепуганную компанию оформлять въездные документы. Оставив нас в зале прибытия, вызвал из кабинета какого-то таможенного чиновника, судя по форме и количеству звезд на погонах, пребывающего в чине генерала, не меньше. «Генерал» посмотрел на нас как на пустое место, что-то тявкнул на своем диалекте, очевидно давая инструкции, и вернулся в кабинет. Я решила взять инициативу в свои руки:

– Вова, давай, переведи ему, что мы готовы оплатить визы.

Как всегда, заикаясь и заплетаясь от волнения, Володя дрожащим голосом воспроизвел мои слова на английском. Высокий что-то ответил. Из всего сказанного я поняла только одно: они хотят получить за каждую визу «всего лишь» по триста долларов, тогда как на окне таможенной службы висел прейскурант с информацией, что визы для иностранцев стоят по сто пятьдесят долларов на персону! Такая наглость меня бы удивила, если бы немецкий таможенник сделал подобное беспрецедентное предложение, а что касается Африки, я отлично знала, что это в порядке вещей, и твердо заявила: