Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что? — откликается она.
Какая у тебя тогда была прическа? Не могу вспомнить, как она называлась, говорит Энгус.
Такая с перьями? — спрашивает Авриль, не отрываясь от зеркала.
Энгус, снова растянувшись на кровати, уставляется на потолочные светильники.
Смешно, правда, говорит он, увидеть себя такими, какими мы были тогда? Завязли в прошлом, как старенькая «кортина».
Авриль застегивает на себе что-то модное. Всасывает воздух сквозь зубы.
Я не буду тебе больше напоминать. Мы должны быть там к обеду.
Теперь Энгус ненадолго выскочил из дому, чтобы успеть купить газет. Но он идет длинным путем — через парковку, вдоль прибрежной дороги. Там, возле береговых скал, он замечает Кейт — во всяком случае, ему кажется, что это Кейт, фигурка очень похожа. Он осматривает окрестности, но больше никого не видит: с ней никого нет. Он снова глядит туда, где она только что была, и ему приходится оглядеть все побережье, чтобы снова найти ее взглядом: фигурка уже далеко, она несется к воде.
Дойдя до ворот, он ставит ногу на одну из перекладин и грузно переваливается на другую сторону. Ему нужно только проверить кое-что. Он просто проверит. Это займет меньше минуты. Он отпирает контору и входит, оставив дверь за собой открытой. На автоответчике никаких сообщений. Он какое-то время топчется на месте. Потом снова запирает дверь, направляется к каравану. Смотрит на часы. Подходит — быстрым, деловитым шагом, дважды стучит в дверь, стоит и ждет.
Наконец он находит ее в прачечном корпусе — она выгружает белье из стиральной машины в бельевую корзину. Она стоит к нему спиной, склонившись перед машиной, потом нагибается, чтобы поднять корзину с влажным бельем.
Давай я отнесу, предлагает он, не поднимай такую тяжесть.
Ой! — говорит она, ты меня напугал. Нет, я лучше сама…
Но Энгус уже взял у нее груз и несет его из одного конца комнаты в другой, от стиральных машин к сушилкам.
Эми улыбается. Спасибо, благодарит она.
Энгус стоит, переминаясь с ноги на ногу. Ерунда, отмахивается он, и проходит совсем близко к ней, направляясь к двери. У тебя все в порядке? — спрашивает он.
Да, все отлично. Спасибо, отвечает Эми.
Ты не стесняйся, продолжает Энгус. В любое время. Если что-то понадобится, сразу говори, ладно?
Хорошо, спасибо. Эми отворачивается и бросает мелочь в машину. Уходя, Энгус слышит, как монеты проваливаются в прорезь.
У ворот он снова хватается за верхнюю перекладину и, перевалившись на другую сторону, приземляется ловко, хоть и немножко болезненно, на ноги. Вот так, поощряет он сам себя. Он всегда умел это делать, с детства.
По дороге к газетному киоску он думает, что порой англичане очень даже милы, когда узнаешь их поближе, по отдельности. Нельзя, конечно, сказать, что ее он знает хорошо. Наоборот, странно: можно больше года работать с каким-нибудь человеком и совсем его не знать — ну, кроме того, что ей нравится получать зарплату наличными, что она не любит добавлять много молока в чай, не любит, когда ей задают много вопросов, и тому подобное. Ее любимое — красное с мороженым внутри, как-то раз он купил ей и даже убедил сразу же спрятать кошелек, и ей не пришлось отдавать ему 57 пенсов, он не хотел их брать. Подумаешь, какие-то 57 пенсов! И ведь странно — можно почти совсем не знать человека, и в то же время знать, что он — не такой, как все. Энгус берет у нее письма и газеты, говорит, не беспокойся, я сам с этим разберусь, Эми. Ему нравится произносить ее имя. Он старается не произносить его слишком часто, поэтому когда он все-таки произносит его, то кажется, что оно означает что-то особенное. Он уверен, что она сбежала от мужчины — от мужчины, который, может быть, бил ее или ее девчонку. Он в этом уверен. От мужчины, который слишком часто поднимал руку на нее, от такого кто угодно подался бы в бега. Или от мужчины, который забрал у нее все деньги. А может, это она забрала у него все деньги. В общем, какие бы у нее основания ни были, наверняка они веские. Иногда Энгус даже представляет, как в его кемпинг заявляется эдакий учтивый англичанин, хорошо одетый, с вкрадчивым голосом (а порой это лысеющий коренастый головорез с боксерским телосложением), и спрашивает, здесь ли она. Говорит о ней что-нибудь неприятное со своим ист - эндским выговором или своим шикарно-ресторанным, с шикарной водостойкой поверхностью, голосом. Энгус оглядывает его с головы до ног, чувствует, как раздуваются и пышут гневом ноздри, он уже замахивается и сильно бьет его под дых, так что тот падает на землю, вернее, падают оба — и головорез, и хлыщ, и ощупывают себе челюсти, пока Энгус разминает кулак. Чтоб я больше не слышал, как ты говоришь гадости о даме, ясно? — спрашивает он. И смотри у меня, если я снова увижу, что ты возле нее ошиваешься. Смотри, если я тебя замечу где-то рядом!
Хьюи говорил в пабе в прошлом году: Значит, Энгус, у тебя теперь новая помощница.
Донни: Англичаночка, да? Задирается, наверно?
Хьюи: Еще нет, но скоро начнет задираться. А, Энгус? А, Донни? А?
Энгус, уставившись в стойку бара, глядя, как распускаются в воздухе колечки дыма от его сигареты, ничего не отвечал.
Когда он доходит до газетного киоска и вынимает руку из кармана куртки, то с удивлением видит маленький белый носок, влажный, теплый, смявшийся у него в ладони. Детский школьный носок — он глядит на него в изумлении. Разглаживает складки. Выискивает влажную мелочь для девушки-продавщицы, сворачивает носок в еще более тугой комочек и бросает его во внутренний карман куртки. Выбирает мятные пастилки, которые особенно любит Авриль. Потом бежит трусцой домой — коротким путем — и напевает себе под нос.
*
Эми открывает дверь и оказывается в каком-то выжженном, почерневшем помещении. Дверь за ней захлопывается и глухо стукается о дверную раму; и рама, и сама дверь покоробились от огня. Но дверь хотя бы уцелела. Все, что раньше находилось в этой комнате, обратилось в мусор, хлам, в ничто. Она делает шаг вперед. Далеко зайти она не может, потому что посреди пола зияет дыра, через которую видно другое помещение, внизу. Над головой у нее тоже дыра — прожженная крыша обвалилась. Стены обуглены. Она осторожно ступает обратно, хватается за дверь, чтобы не потерять равновесие. Лак на двери растрескался и полопался.
Когда она убирает руку с дверной ручки, то видит, что пальцы почернели от сажи, так что тонкими белыми полосками проступил узор линий на коже.
Она не может понять, где находится. Не может понять, что все это значит. Такое ощущение, будто изнутри ее голова, опаленная тем же внезапным пожаром, сделалась пористой и покоробленной, и дым все висит, а через сорванную верхушку черепа внутрь ломится небо.
Эми Эми Эми.
Кейт будит ее, зовя из соседней комнаты.
Что? — кричит Эми, что? Что?
Она смотрит на свои руки — у нее в руках свитер, иголка и шерсть. Она втыкает иголку туда, куда, по-видимому, сама иголка хочет устремиться, — от одного края дырки к другому.
А ты знала, кричит ей Кейт, что мы — ну, наши тела, — состоим из воды и камня? Ты знала, что мы все время едим камни?
Да, кричит Эми в ответ, знала. Я тебя отправлю чуть-чуть попозже на берег, наберешь ведро камней. Приготовлю их на ужин, тебе, наверное, понравится.
Ей слышно, как Кейт за стеной смеется. Она сама тоже смеется. Какие будешь есть — жареные или вареные? — кричит она. Печеные тоже неплохо. Или, может, сделать из них чипсы? Тогда надо будет одолжить у кого-нибудь долото.
О, снова кричит Кейт. Погоди, я забыла тебе сказать. Что за гора… Нет, не так. Погоди. В какой горе завелись черви? Сдаешься?
Сдаюсь, говорит Эми.
В горе Червино! — Нет, опять неправильно. Как называется гора, в которой черви наделали дырок и ходов?
Кажется, ты уже проболталась, смеется Эми. Ты там не мерзнешь? Хватит кричать. Иди лучше сюда.
Кейт приходит. Плюхается рядом с ногами Эми и раскрывает большую книгу.
Это гора Червино, объясняет Кейт. Понимаешь, она звучит почти как «червивая», да? Понимаешь?
Вот твой свитер, говорит Эми. Только он грязный. Мне придется стирать его. Можно подумать, ты в нем уголь таскала.
Она глядит на Кейт. Подойди сюда, зовет она. Встань здесь, вот так. Отчего это у тебя шея такая чумазая, а? Что ты делала?
Она слюнит палец и скребет ключицу Кейт, торчащую над платьем.
Можно мне завести дневник? — спрашивает Кейт.
Дневник? — переспрашивает Эми.
Я буду записывать в нем погоду, говорит Кейт. Сегодня было и солнечно, и дождливо.
Она берет свитер и осматривает свежую штопку Эми. Хорошая работа — нитки почти точно такого же цвета, как сам свитер.
Мисс Роуз говорит, что зимой становится все холоднее и холоднее, а летом — все жарче и жарче, рассказывает Кейт. Появляются новые насекомые и все такое, и новые пауки из-за этого появляются.
Только не притаскивай их, пожалуйста, домой, говорит Эми. Наверное, водяной насос опять сломался; Эми наливает воду в раковину из большого пластикового контейнера.
- Осенние мухи. Повести - Ирен Немировски - Современная проза
- Лестницы Шамбора - Паскаль Киньяр - Современная проза
- О красоте - Зэди Смит - Современная проза
- Любовь - Анджела Картер - Современная проза
- Дорога перемен - Ричард Йейтс - Современная проза