Читать интересную книгу Жизнь - Эльдар Бадырханов

– Ребята, я инвалид войны, – сказал дед.

– Ну и что, ты же армянин! – ответили ему и сильно ударили кулаком в челюсть.

Он упал на колено, но все же смог удержаться и не упасть навзничь. Хорошо, парней отогнал какой-то мужик и помог деду встать.

Дед получил перелом челюсти. У него угрожающе распухло лицо, произошло воспаление, развился абсцесс, нагноение. Маме, которая приехала его проведать, сказал, что попил холодной родниковой воды в Армении, и поэтому воспалилась десна. Элла, делая отцу какие-то примочки, в эту версию не поверила и через несколько дней добилась от него правды, которую дед рассказал со слезами обиды на лице. Всплакнула и Элла.

– Надо вам уезжать, лучше уже не будет, мама.

– Элла, я понимаю, но как я вас оставлю? Как я внуков не смогу видеть?

– Мы тоже уедем со временем. Но на Завокзальной жить нельзя, это опасно. На вас могут напасть, не дай бог! Не хочу пугать вас, но все что угодно можно от них ждать, от этой еразни. Надо искать варианты, маклеров привлечь. Понимаешь, под лежачий камень вода не течет. Шевелиться надо.

– Куда нам ехать?

– Ну, например, к Сусанне в Ростовскую область. Она же папина сестра. Вот хотя бы к ней вещи перевезем, мебель. У них же двор там большой. Контейнер закажем, Рустам поможет с грузовиком. Но так же нельзя! Резину тянете, судьбу испытываете! Мама, папа, не дай бог что-то с вами случится.

– Но нам еще надо квартиру твоего брата продать в микрорайоне. Там, ты знаешь, четырехкомнатная, за нее должны дать хорошо. Маклер обещал.

– В общем, все, давайте упаковывать. Я вам помогу.

– Дузес асум. Ты права, доченька, – подытожил дед.

Тетя Сусанна раньше жила в Сумгаите. Когда случился погром, ей с мужем посчастливилось гостить у родственников в Баку. Сыновья прятались на чердаке пятиэтажки.

В скором времени дедушка раздобыл большие картонные коробки, и бабушка споро начала упаковывать вещи.

Мебель и прочее имущество было решено перевезти к нам. Они тоже должны были перебраться в наш дом, как упакуются. Тетя Аня, сорокачетырехлетняя мамина сестра, которой в июне настойчиво предложили уволиться по собственному желанию с трикотажной фабрики, где она проработала у станка больше двадцати лет, уже жила у нас. Считалось, к пожилым людям врываться не станут, устыдятся.

Раз днем, когда деда не было дома (он отправился на встречу с маклером, чтобы показать покупателю дядину квартиру), «клиенты» пришли к ним сами.

Задребезжали дверные стекла от бесцеремонного стука.

Бабушка через матовые стекла увидела в сенях двух мужчин лет сорока.

– Кто там? – спросила она, но дверь приоткрыла. Трудно все же жителям Завокзальной не открывать двери посторонним.

– Квартира продаете?! – один из мужиков подтолкнул дверь, чтобы открыть ее шире

– Нет, нет, не продается, – сказала бабушка.

– А зачем э не продаешь, ай эрмени. Мы хорошо дадим! Можно зайти?! Зайдем, посмотрим, да, – и попытался войти, но Амалия удержала дверь и оттолкнула входящего.

– Уходите, уходите! – сказала она раздраженно и громко, получив в ответ приглушенную бранную скороговорку.

Мужчины подрастеряли наглую решимость, но уходить не собирались. Один из мужиков, ухмыльнувшись, проворно просунул в закрывающуюся дверь ступню. Но бабушка с неожиданной для пожилой тетки силой и решительностью быстро потянула дверь на себя и резко двинула мужика по ноге. Наглец выдернул поспешно ногу, и бабушка быстро повернула ключ. Мужчины погалдели, по разу вдарили ногами по двери, но не сильно. Лишь еле заметная трещина пробежала по стеклу.

Все же это были не подонки, а по виду обычные простецкие мужики, скорее всего еразы, которые решили по дешевке прикупить жилье, а то и с обстановкой, предварительно чуток припугнув армян.

Еразы – азербайджанцы, переехавшие из Армении, сокращение от словосочетания «ереванский азербайджанец». Эти выдавленные пришельцы заполонили Завокзальную, они покупали у армян, обменивались, занимали их квартиры, и чем больше армян проживало раньше на улице, тем опаснее она стала для оставшихся.

Среди еразов есть разные люди. Некоторые дружелюбно настроены к армянам, они родились и выросли среди них, говорят по-армянски несравнимо лучше, чем бакинские армяне, а есть и те, кто породнился с армянами. Но большинство еле сдерживают ненависть и презрение, да и сдерживать не хотят. Такие считают, что движимое и недвижимое имущество армян принадлежит им по праву. Все остальные полагают, что предлагать надо как можно меньше и время работает на них.

Припугнуть бабушку было сложно, в ней было много упрямства и иронии. Она была взвинчена и растеряна, но не хотела никому уступать. Женщины часто оказываются мужественнее мужчин. Дед же стал сдавать, все же удар в лицо сказывался. Дело не в физических страданиях и не в нравственном потрясении, которое переживает избитый «интеллигент». Григорий вырос на улице. В детстве и юности, в 30-е годы, когда с одеждой было плохо, он дрался, раздеваясь до черных широких трусов. Противники на дворовых поединках раздевались, чтобы не попортить одежду, и складывали ее со всей возможной аккуратностью. Даже после войны, будучи инвалидом, но молодым, он был задирист и однажды, возвращаясь с женой со свадьбы друга, пьяный придрался к фонарному столбу, в темноте приняв его за незнакомого нахала. Амалия не успела разубедить его, и дедушка разбил кулак в кровь.

Конечно, для любого пожилого человека, которого по идее должны уважать младшие, получить по лицу, да еще и не иметь возможности достойно проучить обидчиков – большая неприятность. Но не это главное. Просто дед понял, что общество и «хёкюмет», то есть власть, государство, не могут и не хотят его защитить. Он беззащитен, с ним и его женой могут сделать все что угодно и даже убить. Даже если бы он не был инвалидом и смог бы дать сдачи, какая разница? В другой раз нападет больше людей, ударят ножом или трубой по голове. И это подрывало самообладание Григория, хотя с виду он пытался крепиться.

Бабушка упаковала все вещи в картонные коробки, мебель, какую могли, сами разобрали они с дедом. Рустам помочь тестю и теще не мог, ему было не до этого, смерть отца потрясла его и закружила в суете похорон и поминок.

Уже начался октябрь, но дни стояли теплые, ясные. Около пяти вечера, а все еще солнечно. Шторы и тюль в гостиной у бабушки задернуты, так тенисто и безопаснее, но одна створка окна открыта. У подоконника курит дед. Он то курил, то бросал, но как тут не курить? В хорошие времена дед до самой зимы курил у приоткрытой входной двери, сидя на табурете. Да, двери сейчас надо запирать.

Окно большое, зарешеченное, подоконник шириной в письменный стол. Ведь стены толстые, дом старый и сложен из огромных глыб. Когда-то бабушка хотела устроить выдолбленные в стене шкафчики под всеми подоконниками для хранения всякой всячины. Дядя Арам, друг и земляк деда, мастер на все руки, был приглашен их соорудить. Его хватило на два окна, адская работа долбить такой камень.

Дед курил, когда в окно влетела железка. Звякнула и резко развалила и без того исчезающую повседневность. Григорий вздрогнул и уклонился, но в любом случае железка его бы не задела. Кусок заточенной толстой арматуры. Так припугнуть гораздо проще и приятнее, чем звонить по телефону с угрозами и кидать записочки в почтовые ящики. Бабушке и дедушке уже писали и звонили. Еще в прошлом году. И даже камень в окно кинули, раз ночью, разбив стекло на кухне.

Арматура, зашвырнутая в окно, произвела впечатление: бабушка и дедушка 7 октября, в День Конституции СССР, переехали к нам. Захватили с собой документы, деньги, облигации займов, какие-то колечки-цепочки, пару царских золотых червонцев, постель и кое-что из одежды.

– Нападение на нас сделали. Кинули в окно железку, хорошо, в деда не попали. Вот такую, – рассказала мне бабушка и показала руками, какого размера была железка. Она рассказывала про влетевшую арматурину живо и улыбаясь, как о происшествии скорее удивительном, чем страшном. Как если бы в окно заползла ядовитая змея.

Но настроение у них было подавленное, квартиры не продавались. На «двушку» на Завокзальной покупатель все же нашелся, и 12 000 рублей он предлагал. Но время тянул, да и обидно было за такие деньги продавать, когда подружка бабушки, тетя Зарварт, продала свой полуподвал через дорогу за 14 000. С дядиной квартирой ничего не получалось.

Квартиру сыну пробил Григорий, лет пять назад. Сорокаоднолетний дядя Беглар, инвалид детства, недавно уехал с молодой русской женой. Уехал в Поволжье, на родину жены. Она из Инзы. Бабочка простая, с пацанчиком от первого брака. Ядовито-притягательная. От чернявого Беглара еще двойня белобрысых мальчишек. Дядя укатил на своих «Жигулях» шестой модели с самодельным ручным управлением. Копаться в моторах машин в отцовом гараже – дело стоящее, но от событий не спрячешься и в смотровой яме. Клиентура своя пошла, и деньги хорошие, но и на новом месте не пропаду – вопреки инвалидности он был самоуверен.