Читать интересную книгу Жизнь - Эльдар Бадырханов

В город перебросили танки. В количестве достаточном, чтобы хоть раз в день попасться на глаза жителю любого района.

Вечерами колонны двигались с ленивой, мощной слоновьей грацией. Танки танцевали, как мультяшные зверушки в заставке программы «В мире животных», целовались хоботами пушечных стволов, образуя своеобразные арки, через которые должны были проезжать редкие машины, водители которых имели специальные пропуска. Еще это было похоже на неравную игру в ручеек. За шатание по улицам, а тем более вождение машины во время комендантского часа можно было получить 30 суток ареста, об этом тоже предупредили.

Все машины после 22.00 досматривались. «Стой, комендантский патруль!» Шлагбаумы с такими надписями появились чуть ли не на каждой улице. Не остановишься – получишь очередь. Хорошо, если по колесам, значит повезло.

Две боевые машины десанта стояли у нашей школы, танк и две боевые машины – у стратегического объекта – продовольственного магазина. Солдаты в бушлатах развалились на броне.

Ночами ревут, гудят, передислоцируются, перекрывают дороги, оставляют следы на асфальте. Даже нашу тихую, окраинную улицу пометили своими гусеницами. Идешь с утра в школу – и под ногами свежие вмятины на асфальте. А днем отдыхают, стоят.

Введенные в город солдаты делились на две основные группы: вальяжные десантники и слегка пришибленные военнослужащие внутренних войск. «Десантура» была модной: камуфляж, легкие «броники», автоматы со складными прикладами. Солдаты внутренних войск в длинных шинелях смотрелись каким-то средневековым ополчением. Сходство усиливали шлемы с забралами, металлические щиты и длинные неуклюжие бронежилеты, скорее похожие на доспехи рати из йоменов. Еще полагался автомат с деревянным прикладом и дубинка. Часто эти солдатики, в отличие от ладных десантников ничуть не спортивного вида, еле передвигались в таких доспехах. А ходить им предстояло много, патрулировали улицы именно они, а десантники лишь сидели на броне и ждали полевой кухни, лениво покуривая и сплевывая. Иногда патруль из двух «вэвэшников» сопровождали мент и дружинники с красными повязками на рукавах.

Мы общались с солдатами, стоявшими у школы и магазина. Заходили они и в школьный буфет, где их угостил пончиками наш молодой военрук Дадаш Дадашевич. Однажды мы с пацанами скинулись и купили для десантников несколько пачек «Примы».

Воины охраняли школу, а вернее самих себя. Был тихий, пасмурный день. Только один десантник, парень с лицом красивым и более интеллигентным, чем у товарищей, отказался от «Примы», немного высокомерно заявив, что курит с фильтром. Остальные были сдержанно рады подарку, улыбались нам, пригласили залезть на броню и заглянуть в открытые люки.

Солдаты с простыми открытыми лицами, которых едва касалась бритва. Как говаривал мой папа про такие лица, бриться бы им вафельным полотенцем. Смерть их не поджидала на каждой нашей улице и в наших подворотнях, то вторжение было бескровным.

К солдатам большинство азербайджанцев относилось равнодушно. Пока еще никто не воспринимал русских как оккупантов. Гуди, шуми, митингуй, а русские в своем праве, захотят и войска введут, мы же в Советском Союзе живем.

Генерал Тягунов быстро и легко занял город и взял в осаду площадь Ленина. Ее сразу оцепили танки, бронетехника, грузовики и солдаты. С каждым днем кольцо становилось все теснее, теснее. Людей не разгоняли, но психическая ползучая атака шла вовсю, танки ревели, заведенные моторы заглушали слова, их выхлопы мешали дышать. Площадь редела, остались самые упрямые. Потом танки стали вползать в толпу, народ разбегался, боясь давки, но никого не давили. Немного попугав и испытав на прочность фанатиков, готовившихся под них ложиться, ревущие машины давали задний ход. Войска теснили людей щитами, кое-кого побили, отсекали группками, устраивали газовые атаки «Черемухой».

5 декабря 1988 года по телевизору зачитали очередную сводку комендатуры особого района города Баку. В ней сообщалось, что площадь Ленина «очищена от митингующих по санитарным соображениям, и в настоящее время солдаты и мусороуборочная техника производят работы по уборке и дезинфекции площади».

Через два дня, 7 декабря, в Армении случилось страшное землетрясение. В Баку ликовали только явные отморозки. Большинство сочувствовали, но многие качали головами: Бог их, армян, наказал, доказал и подтвердил, что неправы они, что Карабах – наша земля.

Поднимают бетонную плиту спасатели, под ней женщина придавленная. Ей хотят помочь, вытащить, но она первым делом спрашивает:

– Карабах нам уже отдали?

– Нет.

– Тогда поставьте плиту на место!

Такой анекдот ходил в те дни в Баку. Азербайджанская ССР, конечно, не могла остаться в стороне от такого колоссального бедствия в соседней республике, все же пока одна страна.

Из Баку вылетел транспортный самолет с грузовиками и шоферами, чтобы гуманитарную помощь развести и помогать при разборке завалов. Спешно, как когда-то в Чернобыль, согнали «добровольцев». Один такой ликвидатор, папин знакомый, потом в бакинскую зиму покуривал на улице с голым торсом. У нас хоть сильных морозов и не было, но ветрено и холодно зимой. А ему все было жарко, температура всегда высокая. Страшно даже представить, что он чувствовал в сорокоградусные летние дни.

Разнарядка на помощь Армении папиной автоколонны пока не коснулась, но все мрачно готовились. Жить в тяжелых условиях, много работать, видеть смерть, возможно, возить останки в кузовах – если надо, так надо, добрые дела Бог зачтет. Но при этом еще бояться, что армяне побьют или даже убьют в суматохе… Конечно, там будут русские солдаты и вообще вряд ли будут обижать людей, которые приехали помогать… Или будут? Турок, он для армян и есть турок, так они думали.

Самолет из Азербайджана разбился при посадке в аэропорту «Звартноц». Спасся только один азербайджанец, молодой водитель грузовика. Он просто как въехал, так и остался в своей кабине в хвосте самолета. Задремал там, лень стало выходить, и выжил с переломом позвоночника. В Баку все знали друг друга, и Рустам знал его отца.

Элла уволилась, пришлось последовать совету мужа. Она работала как раз инженером на автомобильном заводе. За армянами перестали какое-то время гоняться на предприятиях и улицах, их даже достойно увольняли, выдавали все бумаги, если в отделе кадров не появились борцы за Карабах.

2. Гетто

Летом 1989 года мой дед Григорий, армянин, решил обменять квартиру на дом в Армении. В Баку c каждым днем иссякающим армянам жить становилось все опаснее и опаснее.

По-первобытному просто, живо, с огоньком изгоняют людей соседнего, ставшего враждебным племени «со своей земли». Человек родился, вырос, живет в отчем доме или построил свой и еще дерево посадил и все такое, а ему раз и объявляют, что он живет на чужой земле и его следует немедленно вышвырнуть. Карабах, с которого все началось, оба народа считают родным, исконным, и неделимым.

Дед вылетел в Ереван, благо авиасообщение еще было, а оттуда вертолетом в Кафан, или Капан, подыскивая себе вариант в Капанском и Мегринском районах. Это южная горная Армения, древняя область Сюник, или Зангезур. Здесь жили азербайджанцы, славящиеся садами. Жили неразвито.

– Где у вас ванная комната или баня? Как же вы купаетесь? – спросил дед у владельца дома, азербайджанца.

Хозяин дома выдвинул из-под кровати жестяной таз.

– Нет у нас бани. Мы в кухне это ставим и поливаем себя из ковшика.

– А вода как?

– Нету водопровода, к роднику идем. Но провести вроде можно.

– А газ?

– Газ в баллонах покупаем для кухни. Топим дровами и углем.

О телефоне даже и спрашивать не стоит.

Зато места красивые: горы, зелень, прохлада, чистый воздух, не то что в Баку. Участки большие, сады роскошные. Но как тут выжить горожанам, которые с трудом передвигают ноги… Дед – инвалид войны, у него протезы на обеих ногах, тяжелые, из железа и грубой кожи. У бабушки ноги больные, она еле ходит. Деду шестьдесят шесть лет, бабушка на год младше.

Эх, знал бы дедушка, что его ждет, совершил бы обмен с легким сердцем. А так он колебался… Да и что-то там не срасталось, хитрые схемы тройного обмена вырисовывались, и посоветоваться надо с женой, с детьми… Уехал он ни с чем.

Вернулся домой, «на Завокзальную», в свой квартал у вокзала, с которого можно на электричке доехать до станции Разина. Так ехала Элла на учебу на окраину в нефтяной техникум, где и встретила Рустама.

Все улицы с царских времен там назывались Завокзальными, различались по номерам. Разумеется, их переименовывали, и не раз, но старые бакинцы употребляют дореволюционные названия.

Большинство обитателей здешних улиц жили в общих дворах и были армянами. Во дворах, как в кастрюлях, кипела южная жизнь, орали дети, случались драки, женщины вырывали соперницам волосы, мужчины пускали в ход ножи, страшные сапожные, которыми вспарывали животы, и финки, и заточки – пики. Можно было наблюдать развалившихся за нардами «откинувшихся», блатных в татуировках на корявых коричневых телах, бесстыдно вываленных душным летом, попадались и экзотичные в те годы наркоманы.