Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У этой «кобылы», — говорит директор типографии, — большое преимущество — она питается дровами. Другого топлива у нас нет. Дров тоже нет, но их легче достать, чем уголь…
Дровами так дровами. В годы гражданской войны для паровозов тоже не было припасено угля. Однако кляча типографии попалась привередливая. Даже охапка сухих дров не разжигает ее. Танкист отвинчивает и прикручивает гайки, самонадеянно утверждает:
— Я заставлю эту кобылу бегать.
Название «кобыла» привилось, но движок не работает. Каждую ночь ждем чуда, по очереди бегаем в типографию. Напрасны наши ожидания — не вспыхивает «Луч», линотипы безмолвствуют, застыл металл. Может, его, черта проклятого, разогревать на примусах или карбидными лампами? Выслушав это рационализаторское предложение Анатолия Платова, которого назначили ответственным секретарем редакции, директор типографии зло ответил:
— С равным успехом можно греть металл и собственной задницей.
Пока механик уговаривает «кобылу» бегать, мы до бесконечности переделываем первую, вторую и четвертую полосы. Собранный работниками редакции материал быстро стареет. На фронте каждый день перемены. Наши войска заканчивают освобождение Прибалтики, перешли государственную границу, ворвались в Восточную Пруссию. Сегодня с фронта пришла статья под броским названием «Вот она, проклятая!» С освещением событий на фронте у нас дела обстоят значительно лучше, чем с материалами тыла. Я договорился с редактором фронтовой газеты, корреспондентами, чтобы в порядке шефства писали и для нас. Корреспонденты встретили наше предложение с энтузиазмом. На полосах их газет сильно не развернешься. То ли дело у нас — места хоть отбавляй. Фронт — главное. Из Принеманска и других освобожденных городов области наши ребята пока приносят лишь худосочные заметки. Ни они, ни я не представляем, что делается в области, здесь все непривычно, попали совсем в другую обстановку.
Борис Задорожный, которого в редакции, очевидно, за большой рост и примитивный ум назвали «Крошкой Бобом», вернувшись из деревни, обескураженно заявил, что здесь индивидуальное хозяйство пустило крепкие корни, кругом хутора, неизвестно, когда можно будет приступать к коллективизации…
Оценив такую «журналистскую наблюдательность» и учитывая сведения, почерпнутые из характеристики, я назначил Задорожного заведующим сельскохозяйственным отделом редакции. Ведь он работал в ведомственной сельскохозяйственной газете, в доисторические времена закончил сельскохозяйственный институт. Другого специалиста под рукой не оказалось. Урюпина, как знатока здешних мест, обком утвердил исполняющим обязанности заместителя редактора. Таким образом мы ликвидировали перепроизводство секретарей. Остался недовольным только Задорожный. И напрасно. Он первый вошел в историю «Зари Немана». Да, сделанная им полоса была первой подписана к печати, хотя и не вызывала нашего восторга. Она была задумана как страница писем крестьян в редакцию. Писем Крошка Боб сумел организовать мало. В основном он их сочинял сам, а стремясь сделать более колоритными, писал их псевдонародным языком. Несколько писем пришлось снять.
Пора отогнать посторонние мысли, надо кончать передовую. Хочется написать ее получше, а на бумагу ложатся лишь примелькавшиеся фразы. «Кончилась долгая, кошмарная ночь немецкой оккупации в…» Остановился, подумал: пожалуй, лучше написать в «нашем городе». Непривычно еще называть город, с которым шапочно знаком, своим. Но надо привыкать. Читатель к подобным нюансам чуток. «Усилиями всего советского народа Западная область полностью очищена от ненавистных захватчиков. Пограничники вернулись на свои заставы».
В дверь постучали. Я с сожалением посмотрел на чистый лист бумаги, буркнул: — Войдите.
Передо мной предстал человек в шляпе с обвислыми краями. Ощетинившись рыжими усами, пришелец бросился меня лобызать:
— Пашенька, здравствуй.
— Простите, но я…
— Не узнаешь, старик?
— Честное слово, не припомню.
— Вспомни Иркутск.
— Викентий!
— Соколов собственной персоной!
Тридцать восьмой год. Я тогда был собкором «Красного знамени» по Восточной Сибири. Часто приходилось бывать в областной газете. Там и познакомился с Викентием Соколовым — заместителем ответственного секретаря редакции. Потом он исчез из Иркутска. Я о нем ничего больше не слышал.
— Какими судьбами к нам, Викентий?
— С путевочкой ЦК, Пашенька. Вот, пожалуйста.
Я прочитал и тяжко вздохнул. Соколова к нам посылали в качестве ответственного секретаря. Что там Беркутов, рехнулся? Четвертого человека на одно и то же место.
— Занято у нас место ответсекретаря. Придется поработать заведующим отделом.
— Нет. Здесь я не уступлю. Или секретарем, или обратно отправляй.
В комнату с шумом ворвались Урюпин и Платов.
— Пыхтит! — выпалили они одновременно. — Пыхтит!
— По этому поводу следует, — Виктор Антонович потряс бутылкой с коньяком. Соколов вожделенно посмотрел на бутылку, разгладил усы.
— Дай сюда, — я забрал бутылку и спрятал в ящик стола, — тащите материал. Пока делается номер, объявляю сухой закон. Викентий, садись править материал, а ты, Анатолий, отправляйся в типографию и обеспечь набор. Завтра первый номер должен родиться!
5Жизнь убеждает в непостоянстве человеческой натуры. Несколько дней назад в «Красном знамени» меня приводила в уныние пачка собкоровских статей, сотни ежедневно поступающих писем. К редакционным «планеркам» в секретариате готовился, как к сражению. Каждую лишнюю строчку на полосе приходилось вырывать зубами.
— Газета не резиновая! — эту фразу до того часто повторяли, что она не задевала сознания.
Как бы я радовался, если бы мог сегодня произнести ее на совещании в «Заре Немана»! Я на «планерке» взывал:
— Давайте материал. Газета не может выйти с белыми пятнами.
К вечеру мы посылали в типографию заметки, написанные от руки. С пылу-жару. Быстрее, быстрее, пока работают линотипы. Хочется изгнать из полосы устаревшие новости. Рождается первый номер «Зари Немана». Соколов переделывает вторую полосу. Он, хотя еще и нет приказа, цепко держится за секретарский пост. Пожалуй, опытнее Платова. Однако торопиться не стоит — время покажет.
В центре второй полосы Викентий макетирует письмо коллектива завода «Коммунар». Работники этого предприятия решили внести 41.420 рублей на строительство танковой колонны и авиационной эскадрильи. Цифра вызывает сомнения. «Правда» печатает письма некоторых колхозников. Они из своих трудовых сбережений отваливают по сотне тысяч.
Словно угадав мои сомнения, Викентий причмокивает языком и говорит, что невелика сумма, собранная рабочими. Начинаю спорить. Убеждаю фактически не его, а себя. Надо привыкать к местным условиям. Предприятия кустарные, и те в большинстве разрушены. Рабочих мало. Люди натерпелись во время оккупации. Нуждаются в самом необходимом. Откуда же у них возьмутся сбережения?
Даже в нашей скудной почте чувствуется, как поднимается к новой жизни освобожденный край. Уже отправлены в типографию заметки о начале театрального сезона. Правда, работают пока только польская музыкальная комедия и филармония. Еще информация: в городе восстановлен водопровод. Начали работать заводы, школы, университет, предприятия изготовили первую продукцию для фронта.
Друзья из фронтовой печати прислали несколько новых сообщений о боевых действиях, статью «Твой путь на Берлин, боец!» Название мне нравится. Хорошо бы его вынести над первой полосой. Высказываю свое предложение Соколову, он ворчит:
— Не зарывайся, старик. На первой полосе дадим приказ Верховного Главнокомандующего. Никакой отсебятины…
Викентий собирает в папку макеты, последние заметки:
— Ночью приходи в типографию, а сейчас поспи часок. Полосы будешь читать на свежую голову.
Викентий относится ко мне покровительственно, опекает.
Только снял с гимнастерки ремень, как в дверь осторожно постучали.
— Да-да!
Вошла Оля Разина. Она мне кажется похожей на Тамару. Разину приобщил к нашей редакции Виктор Урюпин. В Свердловске она была ретушером в фотоателье. В Принеманск приехала вместе с мужем — бывшим следователем Уральской прокуратуры. В Западную область его послали членом партийной коллегии при обкоме партии. Работа новая, незнакомая, и Разин сразу же уехал в Москву, чтобы получить инструкции. Ольга осталась одна в незнакомом городе, льнет к нашей редакционной братии.
— На какую должность ты ее готовишь? — спросил я у Виктора.
— Пригодится. Еще один винтик. Надо штат заполнять проверенными товарищами.
— Ладно, — согласился я. — Пусть работает в отделе иллюстрации. Будет ретушировать фото, заказывать клише, за порядком следить. Фоторепортеры и художники — народ неорганизованный. Как думаешь, справится с ними это милое создание?
- Том 4. Солнце ездит на оленях - Алексей Кожевников - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Юровские тетради - Константин Иванович Абатуров - Советская классическая проза
- Колымские рассказы - Варлам Шаламов - Советская классическая проза
- Гибель гранулемы - Марк Гроссман - Советская классическая проза