Только наивные идеалисты надеются, что красота спасет мир. А на самом деле многие губят свою душу именно ради обладания красотой — женщинами, драгоценностями, произведениями искусства, красивыми домами… На эту блесну мы и ловим грешников.
— И на чём же ты хотела ловить меня? — спросил поэт.
— Да на всём, — ответила чертовка, выпустив струю дыма. — На прелюбодеянии, хулиганстве, финансовых аферах… Но тут тебя и без меня соблазняли таким количеством грешных дел, что я, честно говоря, ощутила комплекс неполноценности… Всё это время я ведь незримо была у тебя за левым плечом и всё слышала.
— А зачем я понадобился дьяволу? — недовольно спросил Пушкин.
— Барковщину всякую писать, — пояснила Лилита. — У нас в Аду обожают грязные стишки… И вот что я тебе скажу, мой милый. Нечего тебе здесь время терять, возвращайся-ка ты в Рай, пока тебя тут не заставили натворить богомерзких дел. В Раю ведь есть литературный кружок из ангелов и почивших поэтов? Вот им и читай свои стихи, там тебя ценят.
Действительно ведь, подумал поэт, только ангельские души, незамутненные денежным искусом, и могут сейчас оценить поэзию; в Миру продвигать чистое творчество уже невозможно. Деньги делают только на грязных потребностях, за пробуждение лирой добрых чувств уже не платят…
— Постой, — спохватился Пушкин. — Я вспомнил, где я тебя видел. Ты иногда приходила на заседания нашего литкружка и скромненько так садилась сзади, а потом сразу уходила… На тебе всегда был синий плащ со звездами с головы до пят… Но как же ты проникала в Рай?..
— У архангелов тоже ведь имеются естественные телесные потребности, — уклончиво ответила Лилита, глядя в сторону. — Вот я и приобрела абонемент на заседания вашего кружка. Я высокую поэзию люблю, понимаешь?.. И не я одна, есть у нас в Преисподней и другие ценители настоящего искусства. Я им пересказываю услышанные от тебя стихи.
— Но ведь тебя приставили ко мне, чтобы в грех вводить, — молвил Пушкин, недоверчиво глядя на Лилиту. — А ты хочешь мою душу спасти?.. Что-то я тебя не понимаю…
— У меня, представь себе, совесть есть, — буркнула Лилита. — Не дело это, чтобы великий Пушкин похабщиной занимался. Должно же в жизни остаться хоть что-то святое. Я сама к тебе напросилась, чтобы уберечь твою душу от греха.
— Но ведь секретарша… как ее… Анжела… обещала мне создать все условия для творчества, — возразил поэт.
— Ну да, как же, — ревниво фыркнула Лилита. — И ты уже вообразил, с ее слов, чуть ли не семейную идиллию? Да только не будет ничего такого. Ты ведь не знаешь, сколько никчемной швали тусуется у нее на квартире: всякие бездари, графоманы, разные неудачники… Они пытаются использовать секретаршу директора для достижения коммерческого успеха, а она-то, дурочка, этого не понимает, принимает их ухаживания за чистую монету. Как только ты возникнешь в ее окружении, они в тебя вцепятся как клещи, и не дадут тебе покоя ни днем, ни ночью, чтобы использовать тебя в своих целях. Взвоешь… Не дадут они тебе творить… Впрочем, есть у нее и настоящие ухажеры, с ними вообще лучше не связываться, они быстро доведут тебя до греха, с твоим-то темпераментом…
Мрачно как-то, подумал поэт. Может, и впрямь вернуться на небо? Жена меня заждалась, а уж как я по ней соскучился… А если еще и в Чистилище отправят после земных дел…
— Быстрее соображай, — жестко сказала Лилита. — Анжела уже получила инструкции от директора и спускается вниз. А твои стихи я сейчас принесу, редактор даже не заметит, что они исчезли.
Красотка встала и быстро пошла, сексапильно колыхая бедрами.
— А тебе не влетит от начальства, что ты мне помогаешь? — крикнул ей вдогонку Пушкин.
— Дальше Ада не пошлют, — бросила Лилита через плечо, горько улыбнувшись. — А на премию я плевать хотела…
Поэт вздохнул и вытащил заветный свисток, полученный от архангела Рафаила… Из-за угла выехал белый мерседес, из него вышел высокий стройный блондин в белом костюме и направился к Пушкину.
— Вызывали, Александр Сергеевич? — спросил он. — Что так быстро?.. Ну, пройдемте в машину, я Вас за городом вознесу, здесь не хочется привлекать внимание.
Пушкин сел в мерседес. Тут и Лилита подбежала, открыла дверцу и сунула Пушкину его бумажки со стихами.
— У Преисподней есть какие-то претензии к Пушкину, по поводу его пребывания в Миру? — осведомился блондин у нее.
— Нет, никаких претензий, — мотнула головой Лилита. — Давайте подпишу.
Блондин протянул ей какой-то пергамент, и Лилита быстро и небрежно начертала на нем огненную подпись указательным пальцем.
— Это хорошо, — удовлетворенно молвил блондин, пряча пергамент в бардачок. — Можно будет прямо в Рай, без лишних формальностей на входе.
— Прощай, Лилита, — молвил поэт. — Спасибо за помощь. Придешь к нам на литкружок?
— Обязательно, — молвила красотка и улыбнулась. — Еще встретимся, поболтаем. А то раньше я стеснялась подойти… А ты мне автограф не оставишь? — и она протянула Пушкину левую ладошку. — Ты пальцем черкани, этого достаточно. Не бойся, это тебя ни к чему не обяжет, никакой это не договор.
Блондин молчал, и Пушкин провел пальцем по протянутой ладони; на ней загорелся красным цветом его автограф.
— Ну, спасибки! — еще раз улыбнулась Лилита и чмокнула поэта в щеку. — Еще увидимся!
Блондин деликатно отвернулся, сделав вид, что не заметил поцелуя. Лилита отошла в сторону, встала у дерева… и словно растаяла в воздухе… Тут из дверей издательства выскочила Анжела и стала вертеть головой, высматривая Пушкина.
— С ней попрощаться не хотите? — спросил блондин. — Если только быстро…
— Нет уж, — буркнул Пушкин. — Еще неизвестно, кто тут чертовка, которая может погубить твою душу, а кто — ангел, который может ее спасти…
— А что, Александр Сергеевич, хотите, я Вас покатаю по городу? — предложил блондин. — Время до вечера у нас есть. Вы ведь не всё успели увидеть сегодня. Я Вам покажу Ваши памятники, их тут много. Поверьте, русский народ Вас помнит и любит… Вот только выходить из машины уже нельзя.
— Поехали, — согласился поэт, и мерседес тронулся с места.
А в редакции еще долго гадали: это что было, массовый психоз или просто перегрев от жары? Редактор воспользовался случаем опять поднять вопрос о кондиционере, и только одна