Погруженная в свои мысли, крепко обхватив колени, она долго сидела так, глядя в пространство. Бесконечная гонка, калейдоскоп дел, когда нет времени остановиться и подумать. Что это? Страх? Неужели она всего боится?
Подперев щеки руками, как будто это могло помочь ей найти ответ, Дженни застыла в оцепенении. Затем резко тряхнула головой и принялась наблюдать за Шейном. Хотелось, чтобы он был близко, хотелось посмотреть в его глаза…
Нет! Слишком поздно мечтать о нем. Она сомкнула веки, словно прогоняя наваждение. И действительно, лицо Шейна пропало, а на его месте появилась мама. Бедная мама. Отчаяние и ненависть, ненависть и отчаяние…
— По-моему, моя мама живет вон на той звезде — Дженни, вздрогнув, обернулась. Рядом стоял Билли и указывал пальцем на север. Дженни глубоко вздохнула и улыбнулась, затем подняла глаза, чтобы увидеть ту самую звезду.
— Иногда, когда я долго смотрю на нее, — тихо продолжал Билли, — мне кажется, что она подмигивает мне. — Он встал коленями на диванчик и носом прислонился к стеклу. Через минуту спустился на пол и посмотрел на Дженни. — Мне очень жаль твою маму, Дженни. Саванна рассказывала о ней.
Дженни притянула его к себе, обнимая сразу и Билли, и собаку. Билли юркнул к ней под руку, и она ощутила тепло маленького тельца.
— Мама говорила, что она будет играть с ангелами, а иногда — даже надевать крылья. А твоя мама?
Дженни положила подбородок на шелковую белую головку мальчика… Нет, она никогда не представляла свою маму с крылышками, среди ангелов.
— Наши мамы были очень разными, Билли.
Он обернулся с округлившимися от удивления глазами:
— Как?
Дженни тяжело вздохнула и попыталась объяснить:
— Моя мама была несчастливой, Билли.
— Почему?
Она отвернулась к окну. Не хотелось сейчас отвечать на этот вопрос. Впрочем, и никогда не хотелось. Но Билли упрямо ждал.
— Мой отец оставил нас еще до того, как я родилась.
— И мой тоже, — еле слышно прошептал он, наморщив лоб. — Но мама всегда была веселой… Она говорила, что мы так счастливы, потому что у нее есть я, а у меня есть она.
Дженни поцеловала Билли в лоб. Терпкий аромат шампуня.
— Твоя мама была очень хорошая, Билли.
— Я знаю, — сказал он, грустно улыбаясь.
Дженни облегченно вздохнула, считая, что тема исчерпана, но Билли заговорил снова:
— Она тебе рассказывала о твоем папе?
— Немного.
Он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее. Подробности. Ему нужны подробности, и Дженни решила рассказать, что знала, но только коротко. Есть много других интересных вещей, о которых можно поговорить с мальчиком.
— Мама рассказывала, что отец был настоящий, чистокровный индеец, с черными, как воронье крыло, волосами… — Она не касалась этой темы долгие годы и сейчас почувствовала себя как-то тревожно. — Родом из Монтаны. Потом он уехал: ему нужно было навестить больного отца, обещал скоро вернуться… но так и не вернулся. Больше она о нем ничего не слышала.
— Из-за этого ты не любишь Бака?
Она удивилась недетской прямоте вопроса.
— Кто тебе сказал, что я не люблю Бака?
Билли пожал плечами.
— Никто. Просто ты очень меняешься, когда он рядом. Ты со всеми приветлива… кроме него. — Он смущенно опустил глаза. — Ну, может быть, еще кроме дяди Шейна… иногда.
Этот ребенок ничего не пропустил. Неужели все так очевидно?
Наступило неловкое молчание.
Дженни взяла мальчика пальцами за подбородок, посмотрела ему в глаза.
— Тебе говорил кто-нибудь, что ты слишком уж умный для своего возраста?
— Ага. Папа и Саванна. — И он улыбнулся, польщенный замечанием Дженни. — Иногда дедушка Макс тоже.
— Ну что ж, я думаю, меня ты тоже можешь включить в этот список, Билли Мэлоун.
Он снова нырнул ей под руку. Дженни крепко обняла мальчика, довольная, что вопросы кончились. Они стали смотреть, как украшают рождественскую елку.
Молчание длилось минут пять.
— Вот бы мама была с нами, — прошептал Билли. — Самое лучшее место на свете — это здесь, на ранчо Мэлоунов, с папой и Саванной, с дедушкой Максом и со всеми. — Он, изогнувшись, посмотрел ей в глаза снизу вверх. — Если ты останешься, тебе не будет грустно, вот увидишь.
— Мне вовсе не грустно.
Она выдавила радостную улыбку, но по лицу Билли поняла, что не очень-то он поверил. Мальчик опять повернулся к окну и наблюдал за елкой, пока Райдер не включил огни.
— У-у-у-а! Смотри, Дженни, здорово, правда?
Рассеянно взглянув на разноцветные огоньки, она посмотрела на Билли — его лицо сияло неподдельным восторгом.
Ох, уехать отсюда будет не так-то просто…
Мужчины, сидевшие у телевизора, медленно поднялись. Кто потягивался, кто потирал живот в предвкушении праздничного обеда, который сейчас накрывали в соседней комнате, и все вдыхали дразнящие запахи. «Детройтские львы» наголову разбили «Команду 49» из Сан-Франциско, Дженни с Саванной с самого начала предсказали эту победу и болели за «львов».
— Грандиозное пари ты выиграла, Дженни! — громко сказала Саванна, выискивая место на столе для клюквенного желе.
Первым откликнулся Джош:
— Это была шутка, а не настоящее пари.
Ханна передвинула золотистую поджаренную индейку в центр стола.
— Ха! Я все слышала, и все было сказано всерьез! Так что, мужчины, вы уберете со стола, а мы, девушки, тем временем будем смотреть кино. Не вздумайте разбить какую-нибудь хрустальную вазочку или фарфор!
Послышалось добродушное ворчание, и все стали рассаживаться за столом. Шейн с Райдером вошли последними.
— Это Джо виноват, — сокрушался Райдер, плюхнувшись в свое кресло.
— Да, — закивал Шейн и в подтверждение слов Райдера, и в такт музыке, доносившейся из магнитофона. — Если бы Монтана играл в защите, как обычно, «49» выиграли бы наверняка, так ведь, Билли?
Билли засмеялся.
— Какая смехота, дядя Шейн, жить в Джойвеле во время футбольного сезона! Знаешь, все пацаны в школе называют наш город «Джо, штат Монтана».
— Знаю. А тебе известно, что твой отец был первым, кто стал так говорить?
Глаза Билли от удивления и восторга загорелись.
— Правда? — выдохнул он. — Научишь меня играть в футбол? Вместе с дядей Шейном?
Райдер и Шейн радостно согласились.
Шейн подошел к музыкальному центру, выбрал музыку и, вернувшись на свое место, встал позади стула, держась за спинку руками и наблюдая за мальчиком, который с восторгом смотрел на Райдера. Будет ли и его ребенок вот так же восхищаться отцом? И будут ли у него вообще дети? Ему уже почти тридцать четыре. В такие праздничные дни, сидя за общим столом, ему ужасно хотелось быть в кругу своей семьи. Он со вздохом отодвинул стул и сел напротив Макса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});