Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недолго ей сопротивляться!
(Гордящаяся простота –
Замысловатейший предмет!
Очей невинно-ясный свет,
Безмыслие и чистота
Хранят – надежнее щита.
Создать случайность – вот секрет,
Искусства изощренней нет,
Им будет дверца отперта.
Моё тут нужно мастерство –
С ним Змея сродно естество!)
Итак блестящей струйкой слюнной
Систему легкую сплетём –
Опасный план для Евы юной –
Пускай запутается в нём!
Пойдут по жертве волны дрожи,
Мой шелк тяжёл для нежной кожи –
Привычна ей лазурь одна!
Не вынесет прозрачной дымки,
Что будет мною сплетена
Из прочной нити-невидимки.
Раззолоти, язык, наи-
Приятнейшие изреченья,
Остроты, умозаключенья,
Намеки, выдумки свои.
Пускай все эти средства вместе,
Приправлены крупицей лести,
Ее паденье повлекут.
Уклонам гибельным покорны,
Пусть синие ручьи стекут
С небес в глубокий омут черный!
О сколько я необычайной
Тончайшей прозы кружевной,
В пушистый лабиринт ушной
Забросил, словно бы случайно.
Не пропадет – я думал – даром,
Коль сердце медлит так с ударом!
Мое назойливое слово,
Как шмель у венчика цветка,
Звенит у уха золотого,
Победа – знаю я – близка!
И дышит жарко ей змея:
Божественное Слово лживо!
Боится Старый очень живо,
Науки быстрой острия!
Сей спелый плод – мечта твоя,
Старик её отнял ревниво –
Мол, будь покорна и стыдлива.
Но ты же, Ева, не пуглива:
Расплав тут чистый бытия –
Кусни – и будущее живо!»
Она впивала – я же пел,
Свивали сеть мои напевы,
И взгляд ее, упав на Древо
Уже загадочно темнел…
Ведь тот, кто громче всех умел
Смеяться над твердыней чистой,
О, ты грешнейшее из тел, –
Был гласом в тьме зеленолистой!..
Строга стояла и важна,
Но все же слушала она!
Ты слышишь ли в своей алчбе
Страстей запретные призывы? –
Украв, пустил я по тебе
Любви горячие извивы!
Теперь он наш – небесный дар,
Он тоньше, слаще, чем нектар…
Ты, Ева, вся уже пылаешь –
Вот яблоко. Бери же, на!
На то рука тебе дана,
Чтоб брать все то, что пожелаешь!
Всего-то взмах ресничный взмыл,
Я ощутил ее дыханье
И тени легкое касанье…
Свисти!.. Свисти! – все говорил
Второй, но вдруг, как столб, застыл –
И пробежало содроганье
По всей длине змеиных жил,
И ярко вспыхнуло сознанье,
Как гребня моего берилл,
И ужас нас волной накрыл.
Вот и конец всей долгой муке!
Пусть робкий шаг босой стопы,
Что сделан к новой был Науке,
Продлится топотом толпы!
Так дышит мрамор, гнется злато!
Пусть дрожью белыши объяты
Перед разверзшимся жерлом –
Колеблется Великий Случай,
И с очевидностью могучей
Согласье выпало «орлом»!
Разнообразью предложений
Поддайся, плоть, и согреши!
Пусть жажда перевоплощений
– Как эти позы хороши! –
Пробудит хоровод движений
Вкруг Древа Смертного в тиши!
Не ведай, милая, сомнений,
Не думай, знай себе пляши!
Для радостей и наслаждений
Не нужно лишних рассуждений!
Безумен, впрочем, я вполне,
Бесплодно это начинанье –
Гляди, по всей ее спине
Идет волна непослушанья!..
Открыв ей суть существованья
И показав Добро и Зло,
Все Древо вещее Познанья,
Ожив, в неистовство пришло,
И к солнцу ветви воздевает,
И сны священные впивает!
О Древо, Древо всех дерев,
Твой рост неудержим высокий!
Ты ищешь потайные соки,
Во сне глубоком обмерев.
Сколь страшные переплетенья,
Какие сгустки черной тени
Ты в небеса по жилам шлешь,
Что в утро выйдут ароматом,
Росой и голубем крылатым!..
А ты все дремлешь и поешь!
Сокровищ, скрытых в глубине,
Певец и потайной Искатель!
В навеянном тобою сне
Забылся с Евой Змей-мечтатель.
Ты, Древо, в буйной тяге знать
Растешь, чтоб лучше увидать ,
В ответ на зов своей вершины.
Но, в звездном золоте огней
Купая лес своих ветвей,
Корнями – рвешься ты в глубины!
О Древо, твой могучий рост
Дает безмерность мирозданью,
И от могил до вышних гнезд
Ты ощущаешь ход Познанья!
Но Мастер шахматной игры,
Пытаясь скрыться от жары,
В твоих ветвях играет в прятки!
Он взглянет – все идет вразброд!
Сейчас он тут обронит плод
Отчаянья и беспорядка!
Свищу себе я, мудрый Змей,
Раскачиваюсь в поднебесье.
Печали торжество моей
Со славой Божьей – в равновесьи!
Надежда в песенке звучит –
Пускай познанья плод горчит –
Пылают жаждой дети ила!..
То жажда древняя твоя,
Она до Жизни разъярила
Всесилие Небытия!
Гранаты
Нет, не тяжелого граната,
Зернистая, вспухает плоть –
То мысли рвутся расколоть
Чело высокое Сократа!
О, если в августовский жар
Разверзся на две половины
Упрямый плод, и все рубины
Вдруг показал надменный шар,
И если с силой небывалой
Вдруг брызнул сок наружу алый,
Перегородки сокруша,
И хлынул свет из тьмы разбитой –
Пусть верность сохранит душа
Своей архитектуре скрытой.
Потерянное вино
Вино я пролил в океан
(не помню уж в каком краю)
И драгоценной влаги гран
Пожертвовал небытию…
Ведом ли промыслом я был?
Чем оправдать потерю мог?
Не думал ли, что кровь я лил,
Средь сердца горестных тревог?
Зарделось облачко тумана
В хрустальном лоне океана –
И вновь прозрачна глубина…
Но в волнах, хмелем упоенных,
Вдруг пляска стала мне видна
Фигур глубоко потаенных…
Внутренний мир (intérieur)
Пред тем как в зеркало прозрачное вернуться
Рабыня под цветком сменяет воду в блюдце
И щедрым манием руки своей потом
Впускает женщину в пустынный этот дом,
И чинно бродит та меж взглядов, как живая,
Рассеяности их стекла не разбивая.
Так в линзу входит луч – ее он не сожжет,
И разум чистоту свою убережет.
Кладбище над морем
Спокойствие, где парусники реют,
Среди ветвей могильных пиний мреет.
Притинный зной из огненных кругов
Вновь воссоздал сияющее море,
Мысль обрела награду в долгом взоре,
Что обращён к бесстрастию богов!
О что за блеск! Работой тонкой света
Из легких пен гранятся самоцветы!
Там тишина сгущается в кристалл,
Там Солнце спит, покоясь средь вселенной
И – следствия причины неизменной –
Мерцает Час и Сон – Познаньем стал.
Сокровище! Прозрачный храм Паллады!
Отвесная высокая громада!
О мой покой, зеница всех зениц!
В каком огне твой сон себя скрывает!
Возрос в душе твой купол и сияет
Чешуйками несметных черепиц!
Храм Времени простому вздоху равен
И я встаю, с простором равноправен,
И море спит в спокойствии своём,
Мой взор им полн: и он – бесстрастно, словно
Им дар богам приносится верховный,
Презрением наполнил окоём.
Как сладкий плод, с весельем претворенный
Во вкус во рту, ликует, растворенный,
Из формы прочь выскальзывая в смерть,
Я чую дым костра последней требы –
А в вышине – душе сожжённой небо
Поет, что в гул преобразилась твердь.
Смотри же, твердь, на чудо перехода!
Покину я и гордый ум и годы
Неделанья, в которых крылась мощь,
Средь этого – всё взявшего – свеченья
Я проберусь, полупрозрачной тенью,
Под вечный свод, во мглу летейских рощ.
С душою, тьме открыто предстоящей,
Отвесный свет, безжалостно палящий,
Я выдержу, о дивный мой Судья,
И возвращу наверх незамутнённым.
Теням блуждать под небом раскалённым
– Мрачнейшая повинность бытия.
Лишь для себя, там, где-то в средостеньи,
Где прячется исток стихотворенья
Меж проблеском и полной темнотой,
Все эха жду я в тишине безмерной
И горестно печальная каверна
Звучит в душе грядущей пустотой.
О, в мнимый плен захваченный ветвями,
Сжигающий завесы над глазами,
Открой, Залив, блистающий секрет –
Чье тело вниз меня влечет так сильно?
Чей клонит лоб его к земле могильной?
Лишь искорка блеснула мне в ответ!
Заклят, забыт, сияньем бестелесным
Исполнен весь, открыт лучам отвесным
Клочок земли – одно из лучших мест.
Здесь мраморы трепещут над тенями,
И пинии склоняются ветвями,
Могилы спят, и море спит окрест.
О, Гончий Пёс! Пусть идолопоклонник
Уходит прочь! Я, одинокий конник,
Пасу своих таинственных овец!
Стада могил кругом меня белеют –
Пусть ангелы приблизиться не смеют!
Пустые сны, развейтесь наконец!
Придя сюда, Грядущее – лениво.
Сухую пыль Кузнец скребёт пугливо,
Все выжжено, и в невесомый шум
Обращено невесть какой украдкой.
Ничто – пьянит, и горечь стала сладкой.
Жизнь – широка, и прояснился ум.
В такой земле и мертвецам посуше
Им здесь тепло, их тайны стали глуше…
Вершина дня, пылающий зенит,
Недвижная златая диадема,
Сама себе довлеющая немо,
Меня в себе движением таит.