сексуальность, но и гендерную идентичность. Понятие «гендерквир» используется как альтернатива для «трансгендер» и относится к людям небинарной гендерной идентичности (то есть к тем, кто не идентифицирует себя как мужчину или женщину). Гендерная идентичность не совпадает с сексуальной ориентацией (иными словами, женщину могут привлекать женщины, мужчины или и те, и другие), однако гендерквир также относится и к сексуальности, поскольку гендерквир не может быть «натуралом» или «геем». Средневековые люди не разделяли гендерную и сексуальную идентичность так, как мы сегодня, но иногда они подвергали сомнению строгое соответствие между биологическим полом и гендерной идентичностью. В этой книге мы сосредоточимся на вопросах сексуальности, но их невозможно обсуждать, не обращаясь при этом к вопросам гендера.
Источники знаний о средневековой сексуальности
Работать со средневековыми источниками, разумеется, невероятно сложно. Отношение средневековых людей к сексу необходимо устанавливать на основании массы различных источников. Люди в Средние века не вели дневники – а когда они пересказывали события своей жизни или писали автобиографии, они редко прямо описывали свой сексуальный опыт. Художественная литература порой говорит о сексе более прямо, но возникает проблема, как ее интерпретировать. Львиная доля дошедших до нас письменных источников христианской Европы представляет собой тексты, написанные монахами и священнослужителями, принявшими обет безбрачия; тексты, написанные женщинами, встречаются не так редко, как можно было бы предположить, но все же нечасто. Следовательно, большая часть наших знаний о восприятии сексуальности в Средние века – это мысли теологов и канонистов, а не мысли тех, кто был сексуально активен – простых людей.
Со всеми средневековыми источниками связан ряд общих проблем. Во-первых, нужно учитывать личность автора. Средневековый текст не выражает «средневековую позицию» по определенному вопросу: он отражает позицию конкретного автора, сформированную ее или (чаще всего) его социальным статусом, образованием, религией и родом деятельности. Во-вторых, нам нужно учитывать особенности аудитории. Мы не всегда знаем, для кого был написан тот или иной текст, хотя иногда мы можем это определить исходя из содержания самого текста или из данных о владельце текста (до самого конца XV века все тексты существовали исключительно в рукописном виде). Только небольшая часть общества могла позволить себе иметь книги или была достаточно грамотна, чтобы их читать. Для современного читателя и для средневековой аудитории текст может иметь совершенно разные смыслы. В-третьих, мы должны учитывать назначение документа – и этот вопрос включает в себя разнообразные проблемы с определением жанра. Ни один средневековый текст не писали специально для историков, которые будут исследовать сексуальность много веков спустя. Некоторые тексты предназначались для развлечения, некоторые должны были убеждать, некоторые – информировать, некоторые – продемонстрировать эрудицию автора, некоторые – зафиксировать информацию для будущих поколений… Большая часть средневековых текстов была написана для публичного распространения или, по крайней мере, публичного чтения. Несомненно, существовало множество личных писем и, возможно, дневников, но до нас их дошло немного. Средневековые письма, которыми мы сейчас располагаем, по большей части существуют потому, что они были скопированы в коллекции для публичного распространения (хотя некоторые были сохранены как часть истории или поскольку они служили доказательствами в судебных разбирательствах). Трудно найти средневековые тексты, которые были бы действительно «личными» в том смысле, в котором современные люди говорят о личных бумагах.
Основные источники исторической информации – это художественные, исторические, религиозные, юридические и медицинские тексты. Эти категории пересекаются (например, жития святых – это одновременно религиозная и историческая литература, тогда как мусульманские фетвы – это и религиозные, и юридические тексты). Ниже мы коротко обсудим богатство и разнообразие доступных нам источников, на основании которых мы можем делать выводы о средневековой сексуальности – все равно довольно зыбкие. По большей части мы будем обсуждать и интерпретировать конкретные источники в соответствующих главах, за исключением пары примеров, приведенных чуть ниже.
Литературные источники могут оказаться наиболее полезными для исследования истории сексуальности, поскольку (в отсутствие личных писем) художественная литература предоставляет нам наиболее живые примеры реальной средневековой жизни – по крайней мере на первый взгляд; но может оказаться, что они отражают жизнь средневековых людей так же точно, как современное бульварное чтиво отражает наши реалии. Литературное описание поведения людей не отражает напрямую их реальный жизненный опыт: более того, литература может больше формировать этот опыт, чем отражать его, поскольку она влияет на то, как люди осмысляют и интерпретируют события – и она совершенно точно влияет на то, как мы реконструируем опыт средневековых людей. Поведение литературных персонажей нельзя рассматривать как типичное, хотя мы, пожалуй, можем сказать, что оно вполне правдоподобно. Авторы зачастую пытаются не описать современную им культуру, в которой они живут, но представить себе культуру прошлого или какую-то мифологическую культуру. Средневековая литература зачастую опирается на сложные системы метафор и аллегорий, и то, что нам кажется связанным с сексом, на самом деле может быть написано совершенно о других вещах (например, любовная поэзия может повествовать о самой поэзии или о невозможности описать реальный мир), а то, что нам кажется совершенно посторонним (например, попытки сорвать розу или охота на газель), может оказаться связанным с сексом. Спустя столько веков может быть трудно или попросту невозможно определить, какие литературные ходы должны пониматься буквально, а какие – как юмор; а если мы воспринимаем какие-то пассажи как двусмысленные – насколько с нами согласились бы средневековые читатели или слушатели. Кроме того, средневековая литература зачастую опиралась на определенные каноны – другие средневековые или, еще лучше, античные тексты – и чтобы определить вклад конкретного автора, нам нужно знать, какие элементы его работы были заимствованы из других источников.
Множество подобных проблем связано и с иллюстрациями: они могут содержать двусмысленные аллюзии, которые, возможно, следует рассматривать как сексуальные или эротические – а возможно и нет, в зависимости от настроя зрителя. Опять же, здесь важно понимать не только ассоциации, которые данное изображение порождает в сознании современного зрителя, но и значение, которое оно должно было иметь для средневекового человека – и, как и в случае с литературой, эта тема порождает бурные дискуссии. Как писала историк искусств Дайан Вольфталь: «Хотя некоторые историки искусства обвиняют в анахронизме тех, кто “видит секс” в искусстве Средних веков и раннего Нового времени, на самом деле верно обратное»[10].
Все эти факторы, которые нужно учитывать при использовании литературных произведений в качестве источников исторических исследований, также применимы к другим текстам – включая исторические труды, которые претендуют на изложение реальных событий. Разумеется, многие литературные источники также претендовали на решение этой задачи, и отделить художественную литературу от исторических трудов не всегда просто. Многие средневековые историки писали и чтобы зафиксировать события, и чтобы развлечь читателя, а также