Читать интересную книгу Охота на праведников - Джилл Грегори

Когда слуга удалился, хозяин дома разделся, бросив одежду на кровать, и снял золотой медальон, который обычно носил на шее, — две змеи с алмазными глазками, кусавшие друг дружку за хвосты, свившиеся в восьмерку. Не без удовлетворения он отметил про себя, что его талисман выше по значению, чем у отца. Впрочем, так и полагается Змею.

Ледяной душ, как это всегда бывало, освежил его и вернул бодрость.

«Пусть конец мира подождет еще несколько дней», — решил он, намыливая спину и ягодицы с вытатуированными на них черными змеями.

Наслаждение хорошей едой, сексом, всеми чувственными удовольствиями обострит его ум на последнем этапе борьбы. Вскоре этот мир с его жалкими небоскребами, надоедливо шумными заводами, лже-церквями и мнимыми правительствами развеществится и исчезнет. Все это — зло, чисты только душа и Источник духа.

Но на сегодняшний вечер он отсрочит поиск окончательной чистой истины, на время забудет о проклятых последних именах и предастся плотским утехам.

Конечно, только для блага своей души.

Глава 3

«Шен Йянхао», «Гленда Макфарон», «Хасан Хабари», «Любомир Залевский», «Дональд Вольтсон», «Руфус Ёнсон», «Ноэлания Триас», «Генрик Коленко», «Сандра Гудзон», «Мцобанци Нкселе»…

Дэвид лихорадочно перелистывал страницы журнала, набирая имена с разных страниц. К полуночи он нашел до пятидесяти таких имен. Но не все они несли какую-то понятную ему информацию, а некоторые, по компьютерным данным, «не были найдены».

Затем Дэвид дошел до имени Марика Дубровска. Это имя не раз объявляли в новостях из Кракова. Женщину с таким именем застрелили ночью два года назад в отеле «Высоцки». Сведений об этом деле в дальнейшем не поступало, и, судя по всему, убийство осталось нераскрытым.

Некто Симон Розенблатт оказался одной из жертв холокоста, в 1942 году попав в газовую камеру в Треблинке. Еще один человек в его перечне оказался американским моряком, погибшим во время бомбардировки Пёрл-Харбора. Нашлось еще три Симона Розенблатта, все они погибли между 1940 и 1945 годами.

Тойя Линкольн, детройтский социальный работник, утонул у берега с канадской стороны реки Детройт.

Дэвид печатал на компьютере одно имя за другим.

Дональд Вольтсон тоже оказался не один. Под таким именем значились электрик из Нью-Брунсвика, писатель из английского Бирмингема, дантист из Санта-Барбары и другие. Но все они погибли, причем трое — в течение прошлого года.

У Дэвида начали дрожать руки.

К семи часам утра он выявил сто восемьдесят имен в своем журнале. По шестидесяти из них он нашел сведения, сорок восемь из них погибли…

Дэвид просмотрел перечень. Люди из всех частей света и жившие в течение нескольких веков. Среди них множество людей всех народов и всех религий.

Все они находились у него в журнале.

Все они возникли у него в мозгу.

Глава 4

— Вот такие дела, Дилон. По-твоему, я свихнулся?

Отец Дилон Макграт пристально посмотрел на Дэвида проницательными синими глазами, много повидавшими за сорок пять лет его жизни.

— То обстоятельство, что в твоей голове возникло имя Беверли Панагопулос в день ее гибели, а потом ты обнаружил ее имя в своем журнале, не означает, что ты «свихнулся». Психика твоя, пожалуй, нестабильна, но не более.

— Если бы нестабильность приносила прибыль, я бы сейчас был самым богатым человеком в мире, — невесело пошутил Дэвид.

Дилон криво усмехнулся. Дэвиду всегда казалось: его черная шевелюра, красное лицо и плотная комплекция делают его более похожим на пирата, чем на пастора и главу кафедры теологии. Но это, судя по всему, что Дэвид узнал об этом человеке за восемь лет их дружбы, было чисто внешнее сходство.

Казалось, между пастором и Дэвидом не было ничего общего, однако они подружились и часто проводили время вместе.

В кабинете Дилона размещалась богатая библиотека — книги по философии, истории религии, парапсихологии, теологии. Но Дэвид не очень надеялся найти в одном из этих томов ответ на мучившие его вопросы.

— И давно ты записываешь все эти имена? — спросил Дилон, отхлебнув кофе из чашки. — Можешь припомнить?

— Примерно со второго курса в колледже.

— Что же тогда могло случиться такого, что спровоцировало бы столь странную привычку?

— Ничего особенного.

Дэвид встал со стула и принялся расхаживать по комнате. Он так и не мог решиться рассказать о некогда случившемся с ним, хотя он, кажется, ради этого и пришел.

— Кончай, Дэвид, — сказал Дилон. — Когда ты начинаешь метаться по комнате, я уже знаю — в твоей замечательной голове теснятся сотни мыслей. Не заставляй меня вытаскивать их оттуда по одной.

— Сейчас ты похож на психиатра, к которому мои родители потащили меня после того несчастного случая.

— Несчастного случая?

Дэвид со вздохом снова опустился на стул.

— Когда мне исполнилось тринадцать лет, я чуть не убил самого себя и двух моих друзей, — сказал он. — За два года до того, как меня стали посещать эти имена. Мы с ними тогда упали с крыши. Моя грудная клетка была сильно повреждена, и я несколько минут находился между жизнью и смертью. — Он посмотрел в глаза приятелю и сказал, словно предвидя его вопрос: — Я тогда увидел туннель и затем сияющий свет.

— И ты никогда не рассказывал мне об этом? — спросил изумленный Дилон, посмотрев на книжные полки. — Ты ведь знаешь, я написал две книги о метафизике и жизни после жизни, и не дал мне такой возможности?

— Прости, святой отец, грешника, — улыбнулся Дэвид, поднимая руки.

Дилон покачал головой:

— Пережитый тобой парамортальный опыт, должно быть, имеет отношение к твоим «именам». С точки зрения бессознательного два года — как один миг.

— Ну раз ты так говоришь… Я готов рассказать об этом прямо сейчас. — Дэвид тяжело вздохнул. — Для этого я и пришел.

— Тогда расскажи все по порядку, — отвечал Дилон. — Не сдерживай и не пытайся специально корректировать свои мысли. Поведай мне все, что ты об этом знаешь.

И Дэвид рассказал о том, как в тот зимний вечер в их дом в Коннектикуте пришли важные лица — гости его отца: швейцарский посол Эрик Мюллер с женой и сыном — пижоном Криспином, двумя годами старше Дэвида, которого Дэвид должен был занимать.

Криспин, широкоплечий, атлетического сложения паренек, хороший лыжник, любил похвастаться своими спортивными успехами. В тот день он проявлял неуемную энергию и всячески старался продемонстрировать подружке Дэвида Эбби Люэс свое превосходство над ним.

И даже теперь Дэвиду тяжело было вспоминать о том, что произошло потом.