коридоре, упиравшемся в Белую башню, которая, как считалось, более всего подходила для поэтических штудий. Грохот производили подкованные сапоги, безжалостно попиравшие блестящий паркет. Захлопали отворяемые двери, загалдели возбужденные детские голоса, кто-то отчаянно завизжал и вдруг глухо охнул, подавившись собственным визгом.
– Пошли отсюда, – рявкнули совсем рядом. – Чё, не видишь, эти совсем желторотые. С ними хлопот не оберешься. Давай здесь позырим!
Двери распахнулись так резко, что обе высокие элегантные створки с хрустом врезались в стену. В зал, оскальзываясь на паркете и нарочито громко топая, ввалилось человек десять такого вида, что все немедленно забыли о загадочной истории с насекомыми. «Стража, что ли?» – удивился Варка. Но нет, кирасы стражников с тисненым гербом наместника были напялены на грубые полотняные рубахи с высоко закатанными рукавами, а то и на голое тело. Тела были потные, а рубахи грязные и рваные. Кто-то и вовсе без кирасы. Широко распахнутая на волосатой груди куртка или просторный кожаный балахон, каждая складка которого давно и надежно пропахла рыбой. Зато все, как один, при оружии. На запястьях медные щитки с шипами, на правой руке почти у каждого отменный кастет, в руках наготове длинные рыбацкие ножи или, того хуже, заряженные пищали. Дула пищалей немедленно уставились на застывшего у окна Крысу. Крыса схватился за подоконник, точно собираясь выскочить, но тут же одумался. Видать, вспомнил, какой высоты Белая башня.
– Это чего? – громко спросил Витус.
«Чего-чего? – подумала Фамка. – Вооруженный грабеж. Хотя нет. Кого тут грабить-то? Значит, похищение. Выкуп будут требовать. За Илку. Или за Ланку с Фионкой. Или за всех сразу». Двоих из ворвавшейся толпы она прекрасно знала. Да что там, в Норах или на реке их знали решительно все. Братья Бобры работали в Замостье, у северных ворот, и редкую ночь оставались без добычи.
– О, эти годятся! – весело рявкнул один из них. – То что надо.
Вперед протолкался высокий юноша в поцарапанной кирасе. В боевом доспехе он болтался как пестик в ступке. Из-под кирасы торчали широкие рукава тончайшей рубахи ярко-алого шелка и золотистое кружево пышного жабо. Лицо юноши горело, глаза прямо-таки метали искры.
– Именем Его Величества Иеронима Народного Избранника приказываю вам следовать за нами.
– Какого еще величества? – тупо переспросил Илка. Кроме Его Истинного Величества Анастасия Заступника имелся самозванец, нагло именовавший себя Афанасием Защитником. Ни о каких Иеронимах никто и слыхом не слыхивал.
Ворвавшиеся грозно загудели.
– Его Величество Иероним Избранник, единственный настоящий король, нынче утром изволил освободить Липовец-на-Либаве от жестокого гнета узурпатора Анастасия, – вздернув подбородок, сообщил юноша, – весь город ликует. Но, – жестко добавил он, вглядываясь в растерянные лица, на которых не было заметно никакого ликования, – как я слышал, здесь дети приближенных наместника, малолетние пособники узурпатора.
– Мы не пособники! – весело заявил Варка, с глубоким интересом рассматривая пищали. Видеть эту штуку так близко ему еще не приходилось.
– Лично я в полном восторге, – внезапно подал голос Крыса, – городу давно нужна твердая рука.
Это сообщение сопровождалось такой драконьей улыбкой, что не привыкшие к доброму Мастеру версификации пришельцы дрогнули. Пищали слегка опустились, и даже восторженный юноша подался назад.
– Стало быть, – надменно вопросил он, – вы проследите, чтобы ваши подопечные последовали за нами добровольно? Это в интересах города.
– Безусловно, – с полной готовностью отозвался Крыса и одарил класс своим коронным взглядом поверх голов. Головы покорно опустились.
Ланке вдруг стало страшно. Так страшно, что ноги прилипли к полу. В позвоночник тут же уперся твердый палец Крысы и чувствительно подтолкнул вперед. Пришлось двигаться. Утешением могло служить только то, что в дверях замешкавшийся Крыса сам получил по узкой прямой спине, только уже не пальчиком, а прикладом.
* * *
Они побрели по Белому коридору, по белоснежному мраморному полу, мимо беленых стен и глубоких арочных окон, полных мягкого сияния. Все было как всегда, но спереди шли солдаты и солдаты дышали в спину. Потом они долго спускались по белейшей мраморной лестнице парадного входа. Лестница славилась отличными перилами, скользкими и широкими. Съезжать с них было категорически запрещено лично Главным мастером.
Внизу, у выхода, обнаружился и сам Главный мастер. Он стоял, прислонившись к могучим дверным створкам, сплошь покрытым золоченой резьбой. Стоял так, будто рассчитывал остановить эту вооруженную толпу. Великолепные седины, украшенные пышным хвостом средней длины, съехали на сторону, так что все желающие могли наконец убедиться – это действительно парик. Парик был испачкан кровью, по лицу Главного мастера, заливая глаза, тянулись красные струйки.
– Не надо… – беспомощно всхлипнув, выговорил он, слепо вытянув вперед пухлые слабые руки, – не надо. Разве вы не видите… Это же дети…
– Государственные интересы требуют… – набрав в грудь побольше воздуха, начал было восторженный юноша, но в этот момент один из его соратников, не вступая в долгие споры, просто двинул Главного мастера локтем в грудь. Тот отлетел в сторону, удержался на ногах, схватившись за перила, и осел вниз, жалобно, по-заячьи вскрикнув: «Лунь, вы же обещали… помните, вы…» Что именно обещал ему Мастер версификации господин Лунь по прозвищу Крыса, так и осталось невыясненным.
Снаружи царила золотая пора середины октября. Ясное ярко-синее небо накрыло город сияющим куполом. Крепко пригревало полуденное солнце. Прохладный ветерок приятно щекотал кожу. По ветру медленно плыли пушинки чертополоха и тонкая осенняя паутина.
На теплых ступеньках парадного входа на солнышке грелись еще шестеро вооруженных людей и две крупные, гладкие, голенастые собаки. Фамка пригляделась к ним, и ее пробрал озноб. Прежде она такого не видела, но слухов в Норах ходило достаточно. Верхним чутьем обитателя трущоб Хелена Фам поняла: надо срочно спасаться.
Окруженный ухмыляющимися конвоирами класс двинулся по неровному зеленоватому булыжнику Цыплячьей улицы. Фамка ловко проскользнула за спинами одноклассников и пристроилась рядом с младшим Бобром.
– Яник, – тихонько позвала она, глядя под ноги.
– Чего тебе, мелкая? – так же тихо отозвался здоровенный Яник. Голова Фамки пришлась где-то на уровне его локтя.
– Отпусти меня.
– Ишь чего захотела. Мелкая, а наглая.
– Ты же знаешь, с нас взять нечего.
– Эт точно. Если и есть голь перекатная, так это ты и мамашка твоя.
– Ну так отпусти. Я вам отработаю. Продать там чего… или на стреме постоять…
– Не, с этим все, – тихо, но решительно сообщил Яник, – теперь мы того… королевская гвардия.
– Платят, что ли, много? – удивилась Фамка.
– Не столько платят, сколько сами берем, – хмыкнув, разъяснил Яник.
– А-а-а, – понимающе протянула Фамка, – так отпустишь?
– Не, не могу.
– Мать с ума сойдет, если я к вечеру не вернусь.
– Авось обойдется. Я к тебе, мелкая, всей душой. Я ж тебя