Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ну, о Ла-Манше они могли и не знать. А подъехали бы к берегу и свернули бы на Париж. Далее - на Мадрид.
Об исторических событиях Вовка и всегда-то имел привычку говорить насмешливо и как бы между прочим. Юрия Юрьевича это страшно раздражало. Иногда, сказать по совести, просто бесило, но он и на этот раз сдержался, помолчал минутку, взял себя в руки и решил сказать по поводу монгольского вторжения в Европу что-нибудь живописное, что-нибудь для Вовки увлекательное. Он подумал и сказал так:
- Нет, ты только представь себе, в армии монголов было шестьсот тысяч всадников! Это и по нынешним временам уму непостижимо - шестьсот тысяч! Монголы были кочевниками, кочевали по степям, жили в кибитках, пасли, перегоняли с места на место огромные-преогромные табуны овец и лошадей. Им такой поход был не в диковинку. Им, а больше никому на свете он не удался бы.
- Уж это - как пить дать... - согласился Вовка.
- Теперь дальше: каждый монгольский всадник вел в поводу еще двух-трех лошадей и менял их на ходу. Пересаживался, чтобы под его тяжестью лошадь слишком не уставала. Поход-то продолжался от зари до зари и все время рысью, рысью.
- Да хоть бы и десять лошадей у каждого, я все равно им не завидую...
- Теперь прикинь: если у каждого всадника - три лошади, значит, всего в армии был один миллион восемьсот тысяч, считай - два миллиона лошадей.
- Считаю... Получается - ты, детка, прав.
- Когда армия монголов проходила по местности, за ней оставался след пустыни: два миллиона лошадей - это ведь восемь миллионов копыт!
- Ты, детка, все-таки здорово соображаешь: так и есть, восемь миллионов. Восемь - все растопчут. Восемь - камни перемолотят. Вот пылищи-то было!
- Ага, значит, ты себе представил, что это такое!
- У меня развитое воображение. Достаточно развитое. Мне учитель географии именно так и говорил.
Юрий Юрьевич продолжил свою живопись:
- Монголы были страшно жестоки, все живое уничтожали на пути, но жестоки они были и к самим себе. В их армии существовал порядок: самой малой частью считался десяток всадников, десять десятков составляло сотню, десять сотен - тысячу, потом десять тысяч. Десятью тысячами командовал уже бо-ольшой начальник, по-нашему - генерал.
- Все может быть! - согласился Вовка. - Может быть, что и не просто генерал, а, скажем, генерал-лейтенант...
Теперь уже Юрий Юрьевич согласился с Вовкой:
- Все может быть, - и продолжил свой рассказ: - Так вот, если один монгольский воин бежал с поля боя, тогда казнили смертью весь десяток, а если бежал десяток - казнили сотню.
Тут Вовка заинтересовался:
- А если тысяча бежала? Если бежало десять тысяч? Тогда?
- Тогда... тогда я что-то не знаю.
- Ну вот! Не знаешь! То-то и оно! Если бежит один - за него казнят десятерых, а если бежит десять тысяч - за это никого. Командующий десятью тысячами остается жив-живехонек и, я думаю, даже не лишается генеральского звания. Такой порядок, он на все времена и у всех народов. До тебя дошло?
- Кажется, дошло...
- До историка обязательно должно дойти.
Несколько сникнув, Юрий Юрьевич не забыл все же своего намерения коснуться самого главного, ради чего он, собственно, и избрал тему монгольского ига на Руси.
- Теперь представь себе, Вовка, - заговорил он несколько иным, еще более трагическим тоном, - представь себе, каково было русским людям два и даже более века находиться под чужеземным игом, под игом государства гораздо менее культурного и гораздо более жестокого. Монгольские вассалы грабили русский народ, если те вовремя не платили дань, они уводили людей в рабство. Они приостановили процесс нормального развития славянства - одной из самых культурных наций того времени в Европе. Европа - это был земледельческий материк, а культура всегда начиналась от земли, от земледелия. При земледельце водится домашний скот, а кочевник - тот сам водится при скоте, его стада сегодня здесь, через неделю - за сто километров, а через месяц - за двести. Поэтому он и не создает архитектуру, живопись, а литература у него устная. У него нет театра, почти нет школ.
- Школ нет?
- И школ нет. Не было. А ты, поди-ка, и доволен?
- Как сказать. Начальные классы все-таки должны быть. Читать, писать, считать - это всё должны уметь все-все. А вот если дело доходит до всякой бодяги, откуда, например, взялась картошка или почему Батый пошел на древнюю Русь, - это все оч-чень сомнительно. Пусть все это, всю эту бодягу, изучают бодяжники, а тем, кому все это до лампочки, - им-то зачем навязывать? Вот тебе и твоя культура, твоя демократия! Ты их любишь-уважаешь, а они насильники вроде Чингисхана. Или хотя бы внука его, хана Батыя. Правильно я сказал - Батый?
- Сказал-то правильно... Но там кроме Батыя было еще много разных ханов... Хан Мамай, например. Хан Узбек - от него пошло название "Узбекистан", так я думаю. Все они были деспотами. Всем им культура была врагом.
- Думать можно обо всем на свете. Даже об истории. А у нас в классе тоже Мамай есть.
- Фамилия такая?
- Фамилия у него - Мамаев. А зовут Мамаем. Все зовут. Иной раз так и учитель скажет: "Мамай, к доске!" Ну уж тут мы похохочем так похохочем! Учитель сам не рад, а мы - ржем и ржем, ржем и ржем. Глядишь, минут десять прошло. А там, глядишь, и звонок.
- Не так уж и смешно.
- Конечно, не так.
- Тогда чего же вы ржете-то?
- Как - чего? Товарища выручить. Кому это охота к доске выходить? И вообще, чем скорее урок кончается, тем лучше.
- Зачем вы тогда в школу-то ходите?
- Не ходили бы, если бы знали, что это совершенно не нужно. Но раз уж без этого нельзя... От Чингисхана, от Батыя с Мамаем и Узбеком можно было в лес убежать, а от твоей культуры куда убежишь? Куда без диплома об окончании средней школы? И даже какого-никакого засраного института. Знаю я вас всех, культурников, - на краю света догоните.
- И в то же время ты предпочитаешь рабство Чингисхана? И не Россия тебе нужна, культурная и свободная, а чтобы ты был у кого-нибудь в рабстве и жил и думал как раб? Так это же - позор! Неужели не понимаешь - позор! Тебе дикость предпочтительнее? Вовка! Даже я о тебе так плохо не думал!
- Детка Юрий Юрьевич! Во-первых, я ничего не предпочитаю, по мне, как идет, так и идет. Лучше сказать - как шло, так и шло. Во-вторых, как ты обо мне думаешь - мне совершенно все равно. Думай как хочешь обо мне, я буду как я хочу - о тебе, это и есть настоящая свобода. А в-третьих... Как тебе сказать-то... Сказать нужно так: культурные люди - они что, разве не дикари? Если они всё знают про картошку, всё про Чингисхана и про Петра Первого, они уже не дикари? Чингисхан, тот имел восемь миллионов лошадиных копыт, а Клинтон, да и наш Ельцин тоже имеют ящички, в ящичках - кнопочки. Нажал один раз - и десятка, сотен миллионов людей как не бывало. Кто из них дичее-то? А?
Вот тебе и Вовка!
Юрий Юрьевич в недоумении спросил:
- Сам дошел? Или тебе объяснил кто?
- Всяко... Когда сам, а когда так в кружок к одному сектанту заглядывал, тот объективно говорил. Говорил, а не навязывал свои мысли. Три раза ходил на его беседы.
- И сейчас ходишь?
- Нет, это в прошлом. Сейчас не хожу. Некогда, культура заела, к тому же тот сектант ни с того ни с сего начал грубо нам навязываться, и мы, четверо мальчишек и одна девчонка из нашего же класса, совсем бросили к нему ходить. Свобода лучше. Ну их к черту, всех проповедников!
- А я, по-твоему, - кто? Тоже проповедник?
- Ну кто же ты еще-то? Сам подумай - кто? Впрочем, ты и сам не знаешь, кто ты есть.
- Нет! Я знаю: я инженер, я кандидат наук технических, я конструктор! Я пенсионер, а ты у меня - шестое поколение, которому я помогаю жить. Помогаю, как умею.
- Так вот я тебе скажу: ты лучше проповедуешь, чем наши учителя, но все равно - плохо... Впрочем, нам надо кончать... Мне к одному дружку необходимо сбегать. Я уже опаздываю. Если задержусь - значит, так надо.
- Подожди, Вовка. Ты уж не лидер ли в своем классе? По части всяческих пакостей? Лидер или нет? Если да - тогда зачем тебе?
Вовка задумался. Вовка крепко задумался, взвесил ответ и ответил:
- У меня поддержки нет. Настоящей. От тебя, что ли, дождешься? А родителям моим совершенно на меня наплевать. Отсюда и я: мне наплевать на них. Мы - каждый сам по себе. Ну вот. А чтобы быть лидером, обязательно должна быть поддержка. Вот у того же Мамая. У того же Вадика, который страдает - страдал уже - недержанием. У них родители созывают в свой дом мальчишек человек пять-шесть, хорошо их угощают и, того гляди, на "вы" с ними заговорят. То есть создают репутацию своему сынку. Поддерживают его, делают очень важный жест в сторону его лидерства. А - я? Я, можно сказать, беспризорник. Обо мне никто не заботится, никто не развивает во мне мои способности, перспективу лидерства. Но я не горюю, нет. Я думаю, что разовьюсь посильнее, чем Мамай: жизнь научит меня самому о себе заботиться. Уф! Вот ведь как высказался. Сам не думал, что смогу, - уф!
- А зачем тебе лидерство, Вовка? Зачем, объясни мне по-человечески?
- Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер - Русская классическая проза
- Ирунчик - Сергей Залыгин - Русская классическая проза
- Праздничные размышления - Николай Каронин-Петропавловский - Русская классическая проза
- Ремонт обуви - Андрей Васильевич Попов - Домашние животные / Русская классическая проза
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза