Читать интересную книгу Дозор навсегда. Лучшая фантастика 2018 (сборник) - Людмила Белаш

– А поклонники? – Тут Линц перегнулся через журнальный столик с кофейником, даже задел его, и зашептал: – Сам небось знаешь, как танцовщицы прельщают мужской взгляд!

– Фи! – дернул плечом Гиацинтов. – Не о том ты думаешь и говоришь, Витольд! – Тут Гиацинтов опять воздел палец. – Царская семья спектакли посещает! Нешто ты думаешь, что воспитанницы Императорского училища не знают, что воспоследует, стоит им разок хвостом повертеть да поклонником увлечься?

Слова – шелуха. Ленька прекрасно видел, как усиливает воздействие на Линца Темный маг. Он бы мог и вовсе без слов обойтись, но тогда слишком странным выглядело бы мгновенное согласие отца отпустить дочь. Так что представление разыгрывалось не столько для сидящего у камина Витольда Германовича, сколько для остальных – жены его, дочери, слуг, которые за спинами беседующих споро убирали со стола.

Аннэт отошла к окну и смотрела теперь на улицу. Ленька, поняв, что его помощь Гиацинтову не потребуется, направился туда же. Глянул сквозь Сумрак. Аура девочки трепетала самыми разными оттенками. Ей и хотелось уехать, и сомнения одолевали, она уже и в школе себя видела танцующей, и в спектаклях, и в магазинах столичных с новыми подружками из хороших семей – и в это же время страшно ей было, как никогда доселе.

– Папенька согласится, – тихо сказала она Епанчину. – Я по голосу слышу.

– Что ж? Плохо это?

– Не знаю, – доверчиво глядя на Леньку, шепнула она. – Я уж размечталась, глупая. А сама боюсь.

– Чего же?

Анюта снова отвернулась к окну, долго молчала, глядя пред собой, затем задумчиво проговорила:

– Меня папенька брал с собой в Симбирск, в дворянское собрание. Там в малом зале выставка фотографическая была. Я одну картину особенно выделила и запомнила: «Край поля за десять секунд до дождя». Знаете, Леонид Алексеевич, если бы не ее название – я бы мимо прошла: подумаешь, природа! И впрямь – поле, лесок сбоку, дорога укатанная. Но в этой фотографической картине главным было не то, что видишь сейчас, – главное то, что случится через десять секунд. Каким он будет, этот дождь? Почему художнику так важно было упомянуть его? Может, эти десять секунд – самые последние мгновения, когда еще можно увидать этот уголок таким, какой он есть? А потом – заураганит, взвоет, хлынут потоки, молнии исполосуют небо, а одна непременно попадет в сухое дерево!.. И ничего не останется. И смотришь, смотришь на картину – и никак глаз не отвести. Вдруг пропадет все это? Вдруг погибнет?.. Я сейчас будто в ту картину попала. Не смейтесь! Гляжу по сторонам в сонном оцепенении – а как знать, что через десять секунд случится? Вот оно есть сейчас: привычное, знакомое, родное, а даст папенька согласие, увезет меня дядюшка – и все исчезнет… – Она быстро обернулась. – Я фантазерка, Леонид Алексеевич, да? Скажите, фантазерка?

Спросила не из жеманства, а по простоте душевной, присущей детям. Разумеется, Ленька был ей любопытен – новый человек в доме! – но ей даже в голову не приходило смотреть на него с женским интересом или кокетством. А он пристально вглядывался в ее лицо.

Она не была красавицей. Может, когда-нибудь расцветет. А пока перед Епанчиным стояла гибкая прелестная девочка, еще подросток, однако – потенциальная Иная, которая для чего-то потребовалась Дозорам столицы. И именно он, Леонид Епанчин, должен будет нарушить то знакомое, привычное и родное, то самое, что она сейчас боится потерять. Как тяжело сам Ленька справлялся, когда узнал про свою инаковость?

Так что права эта хрупкая барышня, когда говорит про последние десять мгновений перед бурей…

«Ну, положим, не факт, что непременно буря!» – раздался по «тихой связи» едкий голос Гиацинтова.

«Подслушивать изволите, господин Темный? – в тон ему ответил Ленька. – Ну, слушайте, слушайте. Лишь бы не мешали».

«Послать за сердечными каплями, любезный Леонид Алексеевич? А то, неровен час, произойдет с вами нервический припадок от переизбытка Светлой тоски…»

«О себе позаботьтесь, Аркадий Прохорович!»

– Вы меня когда смотреть станете? – внезапно прервала магическую беседу по «тихой связи» Аннэт.

– Что? – вздрогнув, переспросил Ленька и уставился на нее круглыми шалыми глазами.

– Вы же хотели посмотреть, как я танцую, – удивилась девочка. – Передумали?

– Позже, – пробормотал Ленька и зашевелился. – Вы простите меня…

– Да, конечно, ступайте. Я пока с маменькой побуду.

Когда Ленька вернулся к камину, Линц как раз удалился отдать несколько распоряжений, так что дозорным никто не мешал говорить вслух. Тем не менее Гиацинтов накинул невидимый «полог тишины».

– Мне кажется, дело ясное, – откинувшись на спинку кресла, сказал Епанчин.

– Это вы об чем, позвольте узнать? – вздернул брови Темный.

– Об ней, об Анне. Чиста и непорочна, как дитя, каковым, по сути, и является.

– Откуда такой вывод?

– А вы на ауру ее взгляните да побеседуйте с нею пару минут!

– Э, нет! – Гиацинтов с усмешкой покачал головой. – Не вам решать, любезный мой идеалист! Да и не мне. Определить такую чистоту может только лорнет.

– Еще объясняет! Да какую – такую?! – повысил голос Ленька. – Что вы издеваетесь? Не видите разве, что нет нужды лорнет задействовать?

– Слыхивал я, милостивый государь, что раз в десять-пятнадцать лет Дозорам требуется некий эталон душевной чистоты, – с благодушной улыбкой поведал Гиацинтов. – Выбирается носитель такого эталона долго и тщательно, да все по губерниям, где баловство не в моде, где тревожных волнений не встретить и особых радостей не наблюдается. Эдакий нейтралитет эмоций. Тишь, да гладь, да Божья благодать. От семьи многое зависит, от воспитания, от окружения. А как выберут – делают с упомянутого носителя магический слепок, по которому следующие годы отмеряется склонность потенциальных Иных к Тьме либо к Свету. Сами знаете, как трепетно Дозоры относятся к праву инициации, особенно ежели речь идет о будущих Иных, в которых большая Сила уже заранее видна. Вот для таких спорных случаев – эталон, слепок с которого хранится за семью печатями, будто бы в банкирской конторе. Проходит время, подрастает новое поколение, у которого уже свои идеалы, свое воспитание. Веяния эпохи! Прогресс! А то и война, к примеру. Все это сказывается, милостивый государь. И тогда требуется уже новый эталон. Вот и разослали гонцов во все концы…

– Вы это точно знаете? – в волнении перебил Ленька.

– Слыхивал, – уклончиво ответил Гиацинтов. – Может, и ошибаюсь. Ну а вдруг? – Он помолчал, закурил еще одну папироску, помахал ею пред собой. – Теперь, сударь, сами посудите: умно ли будет взять на себя ответственность? Сможете с уверенностью сказать – да, она эталон? А вдруг Света в ее душеньке больше? Ведь тогда всех потенциальных, у кого в сравнении с нею Света меньше, дозволено будет Темными инициировать! Ну-с? Как? Нравится?

– Да вы-то тогда об чем печетесь? – с неприязнью поинтересовался Ленька. – Вам же с того прямая выгода будет!

Гиацинтов терпеливо вздохнул.

– Так ведь и обратная ситуация может приключиться. Слыхали, как говорят? «В тихом омуте черти водятся».

Леонид никак не мог согласиться, что где-то внутри Анюты сокрыто черное, чертовское, однако спорить не стал.

* * *

Он извинился, ушел к себе в комнату и заперся. Надо было еще раз осмотреть служебные амулеты, чтоб уж окончательно убедиться в их предназначении.

Он взял в руки свитки, развернул. Черт ногу сломит! Письмена древние, буквы на латиницу похожи, да не все. Глянул сквозь Сумрак, использовал заклятье «суть вещей», начал разбираться. Значит, вот этот – «на беду Светлую», а вот тот – «на беду Темную». Это, стало быть, ежели кто захочет девицу раньше срока к Тьме или Свету обратить. Рвешь свиток пополам – и преждевременная инициация не состоится, закроется до поры для Анюты первый вход в Сумрак.

Ленька вынул коробочку с золотым браслетиком. Тут тоже суть была похожая, только оберег сей был не от внешней угрозы, а от внутренней, чтобы сама Аннушка по каким-то причинам от избытка чувств не поменяла нынешнюю чистоту на оттенок: например, ежели при ней помрет кто-нибудь, а то и наоборот – влюбится она в кого-нибудь по дороге.

В общем, вкупе с пенсне все это доказывало лишь то, что довезти девушку до Санкт-Петербурга требуется в том виде, в каком они ее здесь обнаружили. Про эталон, про ответственную миссию нигде не сказывалось.

Ленька пригорюнился. Подвох? А где и какой?

Не верилось Епанчину, что столь важное поручение стали бы доверять пусть и сильному, но не самому опытному дозорному в бюро. Или загадка проста и всех остальных сотрудников точно таким же образом отправили в другие губернии, других носителей освидетельствовать?

Голова сделалась больной и тяжелой, а тут еще и Гиацинтов в дверь поскребся.

– Любезный мой временный коллега, не соблаговолите ли вы приступить к выполнению возложенной на вас миссии? – с ехидством, какое и из-за двери прекрасно слышалось, спросил он.