в зависимости от свойства подлежащих рассмотрению правительственных предположений, отзывы каковых совещаний получили бы затем окончательную разработку в центре. Это было явное стремление похоронить несимпатичное ему начинание, законопатив самую идею в медвежьи углы. Не встретив сочувствия своему мнению, Ф. Д. Самарин на следующие заседания более не являлся.
К началу третьего заседания одним из участников был составлен перечень возникающих из поставленной задачи вопросов и положен перед Булыгиным. Открыв заседание и заметив перед собою листок, на котором перечень был изложен, Булыгин повертел его в руках, даже не спросив, откуда он взялся, и стал в дальнейшем придерживаться последовательности намеченных в перечне вопросов. Дело двинулось, и после нескольких еще заседаний Булыгин поручил мне свести результаты в форму положения об учреждении Государственной думы.
Стараясь связаться с традицией и, по возможности, избегать упрека в копировании с западных образцов, я взял за образец проект учреждения Государственной думы, составленный в свое время М. М. Сперанским, с его довольно сложной регламентацией и подразделениями. Существенной особенностью этого плана, весьма подходившей для молодого представительного учреждения, являлось перенесение центра тяжести работы в образуемые в составе Думы отделы по главным отраслям дел государственного устроения и ограничение роли общих собраний с их неизбежной риторикой. Составленный на этих основаниях проект был подвергнут обсуждению в совещании, причем как Булыгин, так и мы, его сотрудники, исходили из убеждения, что проект является лишь попыткой примерной иллюстрации одной из возможных форм участия выборных от населения в делах законодательства, могущей служить как бы канвой для суждений того высшего совещания, которое, как тогда предполагалось, имело выработать окончательный проект. Поэтому булыгинское совещание мало посвятило внимания отделке проекта, и последний был принят почти в том же виде, в каком был наскоро составлен.
Единственное, что возбудило споры, – это право Государственной думы предъявлять правительству запросы по предметам управления, так как оно не вытекало из предуказаний высочайшего рескрипта и являлось его расширением, и притом в направлении, чреватом последствиями. Булыгин очень на это предположение морщился (и был, следует признать, вполне прав), но мнение молодежи одержало верх, и право это было сохранено в проекте, но ограничено лишь запросами о незакономерности действий, не распространяясь на их целесообразность, то есть стало конкурировать как бы с правами, принадлежащими Сенату; практика показала, что оно в руках Думы превратилось в способ агитации, а отнюдь не надзора за законностью, ибо ни в одном случае Дума не решилась дать запросу законного последствия в форме доведения своего мнения до высоты престола, а ограничивалась лишь демонстративными суждениями, рассчитанными единственно на возбуждение общественного мнения против правительства.
Покончив с устройством Думы, перешли к порядку выборов. Самое простое и целесообразное решение было бы опереться на существующие учреждения – уездные земства, выражавшие органическое представительство населения, и от них начать линию выборов в Думу. Избрание членов Думы через посредство уездных земств обеспечивало бы большую политическую зрелость избираемых, в состав которых при этом условии не проникали бы в значительном числе лица малокультурные, и в Думе создавалось бы представительство деловое, а не только партийное.
К сожалению, Булыгин не решился стать на эту точку зрения, так как, с одной стороны, опасался, что Дума будет слишком связана с местными учреждениями и внесет в них политику, а с другой стороны, что не получит достаточного участия в Думе крестьянство, которое в земских собраниях мало представлено и не привыкло иметь голос.
Так как, однако, при географических и бытовых условиях России система прямых выборов не могла бы привести к разумным результатам, то Булыгин склонился к мысли создать специальную систему выборов по ступеням, во всем схожую с земской, но с другим распределением долей участий в ней отдельных разрядов населения, и с тем, чтобы образованное по подобию уездного земского собрания уездное избирательное собрание избирало из своей среды выборщиков в собрание губернское, а последнее избирало бы положенное на губернию число членов Думы. Система эта грешила, конечно, большой сложностью, но зато обеспечивала избрание в выборщики от уездов лиц, близко известных местному населению, вероятно, тех же самых, которые состояли земскими гласными, а следовательно, обладали достаточной степенью подготовки и понимания.
По руководству этими соображениями были составлены оба положения и объяснительная к ним записка, в которой часть, касающаяся порядка рассмотрения и утверждения государственного бюджета, была изложена А. И. Путиловым на основании указаний министра финансов, остальное мною.
В заключительной части записки были приведены вытекающие из дела общие вопросы, подлежавшие, по мысли составителей, разрешению предварительно рассмотрения самих проектов, которые, как уже упоминал, почитались лишь как бы попыткой иллюстрации этих основных вопросов, не более. Иной постановки, конечно, и не могло быть ввиду крайне слабого авторитета образованного Булыгиным совещания, да и его самого, для решения в порядке проекта, вопроса столь огромной государственной важности.
К проектам приложены были составленные в Министерстве внутренних дел справки. Справки эти были составлены И. Я. Гурляндом, откуда и пошел, вероятно, слух о его участии в трудах булыгинского совещания и в дальнейших работах по Думе. В действительности же его участие, помимо составления этих справок, касавшихся истории Земских соборов Древней Руси и прежних попыток привлечения выборных в тех или иных формах деятельности, выразилось лишь в командировке его министром внутренних дел на Верхнее Поволжье для передачи губернаторам некоторых указаний по выборам в Первую Думу и, кажется, в каких-то подобных же командировках по выборам в Четвертую Думу (я в этих выборах участия не принимал). Приложены были также поступившие от разных лиц и учреждений наиболее разработанные проекты организации народного представительства, равно как и краткая характеристика бесчисленных по этому предмету записок меньшего значения (числом более двухсот), которыми отозвалось общество на призыв правительства о сообщении всякого рода предположений, клонящихся к общей пользе.
Проекта распределения долей участия отдельных разрядов населения в уездных избирательных собраниях составлено не было, так как предполагалось, что высшая инстанция даст по этому поводу руководящие указания, в соответствии с которыми и будет произведена разверстка.
Проекты и объяснительная записка были изготовлены к концу мая, отпечатаны и представлены Булыгиным его величеству. Долго о них не было слышно. Булыгин, по его словам, несколько раз напоминал государю, и, кажется, в конце июня последовало высочайшее соизволение на рассмотрение их в Особом совещании под председательством графа Д. М. Сольского. Это был тот же, в сущности, Кабинет министров, но лишь усиленный некоторыми лицами. (В первых двух заседаниях присутствовал и К. П. Победоносцев, он сидел молча, по большей части облокотившись обеими руками на стол и закрыв ладонями лицо. Он имел вид мертвеца. «Господи, уже смердит», – сказал про него кто-то из присутствующих.)
Делопроизводство совещания