Водяной глаз не мог отвести от необычайного зрелища. При всей странности происходящего, была в нем какая-то притягивающая, великая сила. Душу его словно бы судорогой сводило, когда видел он гибель, настигающую многих и многих в этом устремленном вперед потоке, когда видел сонмища врагов, пытавшихся уничтожить и самих строителей, и дело их рук. И слезы исторгло его сердце, и ожгла тоска, что беззаботно наслаждался он обимурским привольем, ужалила зависть, что изначально не родился он человеком...
Чувствуя, что боль в сердце не дает спокойно смотреть на экран, Водяной окинул взором колонну и то же выражение тоски и гордости уловил на некоторых молодых лицах.
Правда, чем далее менялись картины на экране, тем более меркли лица. Высокое чело Спящего подернулось печалью. Нервно сжались сонные пальцы, и человек в белом халате озабоченно взял его за запястье. А на экране люди все строили да строили свою дорогу, светлые дали все также манили, а идущие впереди, толстея на ходу, все отбивали да отбивали шаг...
Немыслимо лохматый юнец, что стоял неподалеку от Водяного, вдруг рванулся из рядов, добежал до деревьев, окаймляющих площадь, взлетел на самое высокое - да ка-а-ак свистнет!
Сорвалась с тополиных веток стая листвы, взвилась в поднебесье. Влипла в землю привядшая трава, осыпались остатки цветов на клумбах, а с плеч памятника едва не сорвало шубу - чудом успел он подхватить чугунный мех обломком руки да принять прежнюю величавую стойку. И Водяной различил ненависть в его на миг ожившем взгляде...
А на свист прилетели Четыре Брата-Ветры, заметались над площадью, снимая окаменелость плакатов и транспарантов, шалым порывом сорвало провода с головы Спящего - и экран погас.
Спящего бережно впихнули в машину и стремительно умчали куда-то, где, наверное, многие старики спят вечным сном памяти, не ведая и не желая ведать, что происходит наяву. Колонну развернули и куда-то вновь повлекли, причем впереди, под гром оркестра, шествовал грузовик с лопатами, и Водяной догадался, что та дорога продолжает строиться и по сей день...
Он посмотрел вокруг. Парня на дереве уже не было. Может быть, слез под шумок - да и был таков. А может, Ветры-хулиганы подхватили его, унесли на крыльях.
Однако негоже было мешкать и царю Обимурскому. Памятник вновь устремил на него свой черный, ужасный взор, и наш герой, ощутивший свободу, когда люди разошлись, пустился с опасной площади во всю прыть, радуясь, что достались ему такие длинные и проворные ноги, и отметив, справедливости ради, что хвост, конечно, хорошее дело и величавость придает, однако на суше все это без надобности. Ну что же, всем нам рано или поздно свойственно открывать для себя то, что называемся прописными истинами!
*
Между тем наш герой миновал уже два квартала главной улицы, названной именем того самого великана в вечной шубе, который караулил с ружьем Город. Имя его было... да Бог с ним! Оно не имеет для нас значения. Главное, что по этой улице Водяной достиг старинного, еще прошлого века, двухэтажного здания с изваяниями на крыше. Это был главный городской гастроном.
Чудилось, внутри его происходит нечто необычное. Мужчины и женщины, обгоняя друг друга, взбирались по сточенным временем ступенькам, на миг застревали в дверях, толкались, норовя обойти соперников, - и исчезали в магазинных недрах. Это напоминало движение ручейков, питающих могучую реку.
Входили все. Не выходил никто. Возможно, там происходило великое событие? Возможно, похититель там? А что если в толкотне удастся вернуть куртку?.. И, подумав так, царь Обимурский (инкогнито) ввинтился в дверь, получая при этом тычки во все места, куда только мог получить.
Внутри Водяного пнул густой дух раздраженных людей. Осмотревшись, наш герой увидел, что по всему первому этажу гастронома струились три человеческих потока. Люди в них сбились плотно, как бы готовясь к осаде, а тот, кто пытался этот монолит разбить, натыкался на обороняющий крик: "Вы здесь не стояли!" - и отпадал к хвостам этих трех змей, потому что очередь - это и есть змея, которая берет людей в полон и выгрызает из них человеческое достоинство.
- Что дают? - жалобно кричали при входе.
- Мясо привезли! Говядину разгружают! - огрызалась очередь, а в ответ ширилось и росло:
- Кто крайний?!
Померк свет в высоких окнах. Гам разламывал потолок, вспучивал стены. Водяной схватился за горло...
- А н-ну! Ти-ха! - раскатился женский голос и накрыл толпу, словно колпаком. Над прилавком вздыбилась грязно-белая фигура с круто замешанным лицом и ворохом черных пружинок на голове. - А н-н-ну!.. Не шуметь в торговом зале! Продажи еще нет! Соблюдать порядок! Сейчас всех на улицу! Там и шумите! Н-ну! Ти-ха!
- Ти-ха, ти-ха... - Словно листодер прошумел над очередью, сорвал азарт с лиц, пустил по ним умильную истовость. - Тиха, ти-ха...
В покорной тишине послышался скрежет отворяемых дверей, и к прилавку медленно прошествовала... корова.
Буренка была, по всему, яловая, но мощномясая. Лоснились тугие бока, однако, похоже, собственное дородство красавушку не радовало, потому что томные очи ее хранили скорбное выражение, даже жвачку свою она не пережевывала, а лишь меланхолически роняла слюну, издавая невнятные, непохожие на мычание звуки. Видно, не нравилось черно-пестрой рогатой скотинке в гастрономе, крепко не нравилось!
Однако вид ее настолько зачаровал истомившихся по мясу людей, что никто не обращал внимания на странные серебристые костюмы "пастухов" - ну, тех, кто корову в зал ввел, - на их запечатанные в полупрозрачный пластик головы, на непрерывное теньканье, сопровождавшее каждое их движение.
Вдруг что-то упало у самых ног Водяного, и он подобрал некий предметик: небольшой, узенький, вроде аккуратной палочки. Так ведь это он жужжит и попискивает! И переблескивает на нем красный огонечек. Чем ближе корова - тем громче писк. Чем дальше - тем он тише.
- Что это? - спросил Водяной, показывая находку ближнему своему соседу.
Тот бросил мимолетный взор - и словно ослеп, и лицо его разом приобрело монолитную схожесть с другими лицами, растворилось в них и потерялось.
Все в очереди знали о том, что это была за "штучка" и почему она стрекотала рядом с роскошной коровой. Но так велика была боль от знания, что знание от себя гнали. Бывают в нашей жизни вопросы, ответы на которые давать не положено. Кем не положено? Это никому неведомо. Нельзя. И точка.
А знание-то состояло в том, что в тех краях, где эта коровка еще недавно паслась в лугах, случился взрыв огромной машины. По предсказаниям, она должна была в избытке обеспечить светом и теплом великие пространства древней и щедрой земли, прокормить множество людей. Но нечаянный взрыв подорвал великие планы и отравил всех тех, кто лелеял надежды на помощь многоглавого и многотелого чуда техники. Нет, сразу же взрыв погубил немногих - близстоящих. А другие вдохнули запах медленного ужаса... Вдохнули его и животные. И птицы. И травы, и листья, и плоды, и злаки. Вобрала его в себя и земля, осужденная вновь и вновь наделять этим наследством детей своих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});