после смерти Марко этаж пустовал, а затем Феликс, которому по наследству досталась треть имущества и который управлял рестораном под опекой Вулфа, перебрался наверх вместе с женой и двумя детьми. Дети со временем выросли, обзавелись своими семьями и съехали.
В двенадцать тридцать пять мы с Вулфом устроились за столиком возле окна на верхнем этаже, выходившего на Мэдисон-авеню. Феликс, стройный и подтянутый, облаченный в сине-черную с белым элегантную униформу на время ланча, стоял слева от Вулфа – и справа от меня.
– Еще морские гребешки, – произнес он. – Свежие, только что из залива. Просто отменные, уж поверьте. И лук-шалот отличный. Все будет готово через десять минут.
– И рисовые крокеты, – кивнул Вулф. – Я скажу повару… Его зовут Филип, так?
– Да, Филип Коррела. У нас все, конечно, знали Пьера, но Филип знал его лучше всех. Я-то сам, повторю, никогда не встречал Пьера где-либо еще, кроме ресторана. Мы будем скучать по нему, мистер Вулф. Он был хорошим человеком. Прямо не верится, что он погиб, да еще у вас дома. – Феликс посмотрел на часы. – Прощу прощения, мне пора. Я пришлю Филипа.
С этими словами он удалился вниз, встречать первых посетителей в общем зале.
– Угу, – проворчал я, – целая толпа примется повторять, что поверить, мол, невозможно, будто человек погиб в доме Ниро Вулфа. А кое-кто, наоборот, скажет, что где погибать, как не у нас под крышей. Даже не знаю, что хуже.
Вулф испепелил меня взглядом.
Из семидесяти с лишним сотрудников ресторана было всего несколько человек, которых Вулф и в глаза не видел: они нанялись на работу уже после того дня, как он свалил с себя бремя попечительства над наследством Марко.
Филип Коррела, в белом переднике и поварском колпаке, подошел к нам и коротко поклонился:
– Надеюсь, вы меня помните, мистер Вулф. Как и вы, мистер Гудвин.
– Разумеется, – откликнулся Вулф. – Вы однажды поспорили со мной по поводу руанского соуса.
– Именно так, сэр. Вы утверждали, что не надо туда класть лавровый лист.
– Я почти всегда это говорю. Традиции следует уважать, но ни к чему им поклоняться. Кстати, соусы у вас получаются неплохие. Присаживайтесь, будьте добры. Я предпочитаю беседовать, не задирая головы. – Он подождал, пока Филип придвинет стул и сядет лицом к нему. – Полагаю, Феликс объяснил, что мне нужно?
– Да, сэр. Вы хотите расспросить меня насчет Пьера Дюко. Мы дружили, крепко дружили. Знаете, я расплакался, когда узнал… В Италии мужчинам разрешено плакать. Я покинул Италию в двадцать один год, а с Пьером познакомился в Париже. – Филип посмотрел на меня. – По радио сказали, что это вы его нашли. – Он перевел взгляд на Вулфа. – В вашем доме, сэр. Но как он у вас оказался и почему его убили, этого никто не разъяснил.
Вулф шумно втянул бушель воздуха через ноздри и выдохнул через рот. Сначала Феликс, теперь Филип… А ведь это люди, которые его знают.
– Он пришел поговорить со мной, но я уже спал. Поэтому мне неведомо, о чем он хотел побеседовать, и я вынужден опрашивать его знакомых. Раз вы были его другом и расплакались, когда обо всем узнали, можно допустить, что вы хотите найти и покарать убийцу Пьера. Верно?
– Конечно, сэр. А вы… вам известно, кто его убил?
– Нет, но я это выясню. Я кое-что скажу вам по секрету и задам несколько вопросов. Никому об этом не рассказывайте, понятно? Никому! Я могу на вас положиться?
– Можете, сэр.
– Вообще-то, немногие люди способны держать слово. Вы из таких?
– Не сомневайтесь, сэр, я умею хранить тайну. В особенности в подобных делах.
– Хорошо. Пьер уверял мистера Гудвина, что кто-то желает ему смерти, но подробностей не раскрыл. Вам он что-нибудь такое говорил?
– Что его хотят убить? Нет, сэр.
– Не рассказывал об угрозах, о какой-то неминуемой опасности?
– Нет, сэр.
– Не упоминал ни о каких событиях, давних или недавних, которые можно было бы истолковать как опасные для жизни?
– Нет, сэр.
– Вы виделись с ним и говорили на днях? Например, вчера?
– Конечно, сэр. Обычно я занят на кухне, а он обслуживает посетителей, но во время перерыва на ланч мы, как правило, едим вместе на кухне. Так было и вчера. В воскресенье я его не видел, – сами понимаете, ресторан в выходной не работает.
– Когда вы услышали? Когда узнали о его смерти?
– По радио этим утром. В восьмичасовых новостях.
– Значит, всего пять часов назад. Известие вас шокировало, а времени в целом прошло мало… Не припоминаете ничего необычного в его словах?
– Честно сказать, нет, мистер Вулф. Правда, если вы подразумеваете опасности и угрозы, то здесь я скажу твердо: ничего такого не было.
– Как знать, как знать. Память коварна и любит с нами играть. Так, следующий вопрос очень важен. Пьер уверял мистера Гудвина, что кто-то желает ему смерти, следовательно, на днях произошло нечто, заставившее его опасаться за свою жизнь. Когда он начал бояться? Вчера вечером? Нам сильно поможет, если мы это выясним. Как он вел себя вчера за ланчем? Как обычно или как-то иначе? Было ли что-либо непривычное в его поведении, в манере держаться?
– Да, сэр, было. Я как раз припомнил, когда вы спросили, не рассказывал ли он об угрозах. За ланчем он словно не слышал моих слов, да и сам говорил мало. Когда я спросил, может, он хочет остаться один, он извинился – дескать, напутал с заказами и принес не ту еду сразу нескольким клиентам. Это и вправду повод для расстройства. Пьер был очень гордым человеком. Он считал, что ошибки для официанта непозволительны, и хвастался, что сам никогда не ошибается. Уж не знаю, правда это или нет. Если интересно, Феликс, думаю, вам расскажет. Пьер часто болтал, что вы, когда заходите к нам, всегда просите позвать его. Он гордился своей работой.
– Он действительно перепутал заказы? Или нет?
– Не знаю, сэр, но он не стал бы такое придумывать, точно не стал бы. Спросите Феликса.
– Больше он не жаловался?
– Нет, сэр. А я, естественно, его не донимал.
– В субботу он тоже был сам не свой? Тоже держался отстраненно?
– Я не… – Филип нахмурился. – Нет, сэр, все было как обычно.
– Давайте поступим так: когда выпадет свободная минутка, сядьте, закройте глаза и постарайтесь вспомнить все, что он говорил вчера. Если постараетесь как следует, результат, смею думать, удивит вас самого. Людям свойственно заблуждаться насчет памяти. Вы готовы выполнить мою просьбу?
– Да, сэр, но не прямо сейчас. Попозже, если не возражаете.
– Ладно. Когда сделаете, свяжитесь со мной