Читать интересную книгу Распылитель Пухольского - Дарья Булатникова

-- А как же вы смогли мимо Хритоненко пройти? -- удивился Игнат.

-- Так со двора в подвал ещё один вход есть, -- пояснил Богоробов. -Который всегда заперт. Но ключ-то у меня имелся. Так что никто нас не видел.

Точно, были со двора ступени к подвальной двери, Игнат и забыл о ней. Когда распылитель привезли, втаскивали через неё. Этот вход использовали прежним хозяева барака, видимо, дрова и уголь через него носили.

Спустившись вниз и увидев распылитель, Зина принялась расспрашивать Богоробова о его назначении. Жаждущий любовных утех, тот отвечал скороговоркой, одной рукой обнимая девушку за талию. Зиночка пожимала плечиками и изображала полное непонимание. Тогда для наглядности комендант решил показать, как именно глупые буржуи встают на черный кружок. И показал!

Только когда комендант увидел, как тоненький пальчик с быстротой молнии лег на красную пипочку, он спохватился, перед кем перья распускал. Зина ведь была одной из них, тех, кого тоже надо было! К тому же, кого-то из родственников у неё совсем недавно в расход пустили. Кого и где, комендант вспомнить уже не успел, дернулся было, но вокруг потемнело, зашуршало, и разом исчезли и Зина, и подвал. Мелькнули серебряные искры, и сменились теплым солнечным светом.

Игнат слушал озадаченно. Подобного легкомыслия от Богоробова он никак не ожидал. Чтобы из-за какой-то тощей поганки... Он уже не сомневался что Зина не просто так уговорила Богоробова спуститься в подвал и прикинулась там непонимающей. Всё ради того, чтобы заставить коменданта встать в распылитель. Вот она буржуйская сущность. Подлая коварная тварь!

-- В общем, подвал исчез. И Зинка исчезла. И знаешь, кого я увидел вместо неё? -- после паузы медленно произнес Богоробов.

-- Кого? -- рассеянно переспросил Игнат, отвлекшийся на размышления о гнусной ловушке, организованной товарищу Богоробову контрреволюционной машбарышней.

-- Да Пухольского же! Того самого, черт его раздери! Я вдруг вместо подвала оказался на какой-то поляне с цветочками. Вроде парка, между деревьев люди гуляют, ребятишки бегают.

Людей Богоробов разглядел позже, потому что прямо перед собой увидел сидящего на травке бывшего студента Сигизмунда Яновича Пухольского. Одет тот был странно -- в перламутрово-серый костюм с круглой синей картинкой на груди. Увидев Богоробова, появившегося прямо перед ним, Пухольский переменился в лице и вроде как даже поперхнулся. Комендант тоже растерялся, но скорее оттого, что не мог понять, где он оказался, вместо того, чтобы разлететься на мелкие частицы и стать пустым местом. Осмотревшись, он тихо, почти шепотом спросил Пухольского:

-- Слышь, товарищ, это ад или рай?

Бывший студент прокашлялся и неопределенно пожал плечами.

-- Тут чистилище?! -- дошло до коменданта.

-- Можно сказать и так, -- вздохнул Пухольский и помахал кому-то. Двое, спешивших к нему парней в таких же перламутровых одеждах остановились.

-- Срочно переключите принимающую станцию на десятку! -- подумав, крикнул им Пухольский, и те исчезли за деревьями.

-- Так. А ты, стало быть, святой Петр? -- Богоробов сообразил, что терять ему уже нечего, и осмелел.

-- Что-то вроде, -- ничуть не смутился Пухольский. -- Но вообще-то, я не понимаю, как ты тут оказался. По нашим данным ты должен дожить до семидесяти четырех лет и скончаться в собственной постели от пневмонии в одна тысяча девятьсот пятидесятом году. Что произошло?

Пухольский озадаченно почесал в затылке и встал. Богоробов молчал, разинув рот.

-- В каком... году?! -- наконец выдавил он, с усилием сводя челюсти.

-- В одна тысяча девятьсот пятидесятом, -- повторил Пухольский и снова спросил: -- Ну, так что там у вас случилось, почему тебя в распыл отправили?

Коменданту пришлось рассказать всё: и про свои кобелиные виды на машбарышню, и про Зинину коварную подлость. Пухольский слушал, не перебивая, а когда Богоробов замолчал, достал из кармана синюю коробочку, моментально развернувшуюся у него в руках в довольно большую планшетку, типа штабной. Что он делал с этой планшеткой, Богоробов не видел, да и не смотрел особо, потому что внимание его привлекла парочка, продефилировавшая неподалеку. Девушка была ему незнакома, а вот молодой статный брюнет...

В памяти всплыла ночь, когда они только наладили распылитель, и отправляли в него привезенных, не дожидаясь утра. А фамилия брюнета была... нет, не вспомнить. Но левый эсер -- точно!

А это означало... Что это означало, Богоробов сформулировать не мог. Вернее, мог, но уж больно страшно звучали слова "контрреволюционный заговор".

-- Эй, студент! -- негромко окликнул комендант Пухольского. Тот отмахнулся, продолжая тыкать пальцем в планшетку и что-то рассматривать на ней. -- Раз уж я тебе всё, как на духу, то может, и ты мне объяснишь, что происходит? Откуда ты знаешь, когда я умру, зачем ты нам свою аппаратину вместо верных трехлинеек подсунул, зачем бывшим студентом прикидывался?

-- Надо было тебя сразу обратно отправить, -- задумчиво пробормотал Пухольский и поморщился. -- Только ты ведь сдуру снова в распылитель полезешь. Или к начальству с докладом побежишь. Так ведь?

Богоробов подумал и кивнул.

-- Вот видишь. А это значит, что сектор пять-восемнадцать прикрыть придется. И возиться потом с корректировкой, утечку информации ликвидировать. А нам нужно, чтобы до пятнадцатого мая следующего года все на твоем пункте оставалось, как есть. Нужно ещё две с половиной тысячи человек переправить.

-- Так я и думал, -- с удовлетворением произнес комендант. -- Шпион ты! Контра недобитая! Смастерил машинку, и рад-радехонек, что чекистов обманул и буржуев от революционного возмездия уберег.

-- Не одних буржуев, -- пожал плечами Пухольский. -- Вон ребята с третьей станции сейчас принимают людей, расстрелянных деникинцами.

-- Но тогда зачем?

-- Не зачем, а почему, -- отрезал Пухольский. -- Думаешь, светлое будущее, за которое вы так рьяно боролись, становилось светлее оттого, что сотни тысяч, миллионы людей в муках погибали? Вы истребляли друг друга во имя каких-то идеалов, а нам расхлёбывать пришлось. Каждое убийство, каждая казнь, каждая загубленная жизнь -- черное пятно на ментальном поле планеты. Увечили, его, как могли. Хотя, что ты знаешь о ментальном поле... Короче, загнали вы нас в тупик.

-- Кого это -- вас? -- злобно поинтересовался Богоробов, оглядываясь.

-- Потомков! -- одновременно с ним разозлился Пухольский. -- Тех, кто после вас пришёл в мир, больной прошлой ненавистью и страданиями! Сколько всего ещё было и после вашего красного террора...

-- Чего было?

-- Узнаешь. Позже. Изменить прошлое нельзя. Вернее, изменить-то можно, но доказано -- это ещё больше навредит будущему. Раз уж нельзя избежать массовых убийств в прошлом, мы спасаем тех, кто погиб.

-- Всех? -- Богоробов вспомнил порубленных белоказаками мальчишек из отряда Никольцева, расстрелянных рабочих в Самаре, и задумался.

-- Да, всех. Без классовых и идеологических различий, без разделения на жертв и палачей. Вы думали, что ваши потомки будут жить, как у Христа за пазухой, яблони на Марсе разводить, а по выходным ко двору короля Артура на машине времени путешествовать. Нам же приходится практически все планетарные ресурсы направлять на спасение людей. Те же машины времени, -- он махнул рукой в сторону торчашего посреди поляны распылителя. -- Видел бы ты, какими наши миссионеры возвращаются из Бабьего Яра или Пирл-Харбора...

Пухольский замолчал, мрачно уставившись на одуванчик у своих ног. Вдалеке звенел детский смех.

Богоробов тоже молчал. Потом глухо спросил:

-- Какой у вас нынче год?

И услышал в ответ: -- Две тысячи четыреста шестьдесят третий.

-- И коммунизма на Земле нет?

-- Нет, и никогда не было. Ни на Земле, ни здесь.

-- А это -- не Земля? -- Богоробов поднял глаза к небу, в синеве которого плыли забавные барашки облаков и летала то ли большая птица, то ли аэроплан.

-- Это -- Альтер-Земля, -- коротко ответил Пухольский. -- Альтер-Земля с альтер-историей.

-- Понятно, -- ответил Богоробов, хотя мало что понял. Впервые в жизни он вдруг ощутил, что у него есть сердце. Оно заныло, словно сдавленное чужими холодными пальцами, и стало медленно падать вниз. К горлу подступила тошнота. Пухольский посмотрел на него встревожено, но ничего не сказал. Помолчали.

-- И что теперь будет? -- наконец спросил Богоробов.

-- Да то же, что и раньше. Вернешься в своё время, и всё пойдет по-прежнему.

-- А если всё-таки Кривцову доложу?

-- Кто тебе поверит? Решат, что после контузии галлюцинациями страдаешь, -- Пухольский криво улыбнулся. -- Был у нас случай... Впрочем, неважно.

Что-то тихо тренькнуло. Пухольский посмотрел на планшетку, нажал какую-то кнопку.

-- Мне пора? -- комендант старался, чтобы его голос звучал спокойно.

-- Пора. Переход уже свободен.

Богоробов, сутулясь и хромая больше обычного, пошел к распылителю, чувствуя, как внутри вместо сердца гулко бухает пустота.