друга:
— Что это за человек, не сумасшедший ли он?
Мягко ступая и не желая унять радостную дрожь, Вадавуран входит внутрь храмовой ограды. Пред ним — пруд храмовый. В его прозрачной и прохладной воде совершает он омовенье. Затем, войдя во внутренний двор, направляется, чтобы почтить изваяние линги — священного детородного члена[37].
2. О том, как явился Вадавурану Шива и как исчез неожиданно
Вот что предстало очам царского министра.
В тени курунду-дерева[38] сидели молча
Ученики. Средь них такие были,
Которые себя рабами Шивы
Назвали и путем любви шли к богу.
И были те, чей путь отмечен был
И подвигом, и действием великим,
А также были те, кто, истину познав,
Дорогой трудной знания шли к Шиве[39].
Сидели там сахаджа-йоги[40] также,
Отвергнувшие подвиг, покаянье;
Отвергнувшие время, возраст, тело,
Отвергнувшие внутренний свой мир
И внешний мир, снискав его презренье.
Избравшие уделом мысль о Высшем.
И были там подвижники такие,
Чье сердце, чье сознание, чьи чувства
Растаяли, как масло близ огня.
Их тело дремлет временами, но душа
Все бодрствует во бденье неустанном.
Для этих нет ни смены времен года,
Ни дня, ни ночи, ни луны, ни солнца;
Свет чистый Шивы — в них.
Им нет нужды в светилах!
Вся их одежда — повязка на бедрах,
Вся их посуда — горсть,
Вся их родня — почитатели Шивы,
Все украшенья их — четки из рудракши[41],
Постель — вся земля, от края и до края,
Крыша — все небо, от края до края,
Дом — вся вселенная, все пространство.
А пред ними сидел их учитель, их брахман,
Был он юный, как жизнь, а они были стары,
как мир.
Молча сидящих он молча учил их
Тому, что неписано, тому, что неизречимо,
Ибо все, что сказано и что записано:
Все веды, пураны[42] — все они знали.
И молча они обо всем рассуждали:
О шрути[43] и о вещах четырех[44].
Он же, сидящий в позе падмасаны[45],
Держал в руках Сива-Ньяна-бодам[46] — книгу
священную.
Отвел глаза Вадавуран и понял тогда, кого дано лицезреть ему. И, вспомнив о храмовом жреце, подумал, что, верно, оправдалась благая примета. Подошел он к чудесному наставнику, чувствуя, что никого в мире не любит так сильно, как его. И Шива как лань попал в сети его любви, а Вадавуран, уже порвавший сети прежних деяний[47], к учителю явившийся без срока, без времени, сам очутился в сетях его милости.
До земли поклонился Вадавуран великому гуру[48], поставил его босые ноги себе на голову. Из глаз его брызнули счастливые слезы. Гуру же возложил руки свои худые ему на темя и посмотрел на министра взглядом бесконечно добрым. И не стало для Вадавурана ничего, кроме взгляда этого. Задрожал он, забился, встали все волоски на теле его, захрипело, заклокотало его горло… А из пересохшего рта вырвались внезапно неслыханные дотоле стихи с рыданиями вперемешку. Стихи эти были, как дождь из цветов, слова — как рубины чистой воды, нанизанные на чудесной поэмы волшебную нить.
— О поэт! — сказал Шива. — Отныне зовись Рубиноречивым[49].
И вот сидит царский министр среди учеников Шивы, смотрит на него, внимает голосу его молчания. От прошлого и привычного не осталось ни следа, ни тени, ни намека, ни легкого привкуса, будто сидел он здесь издревле среди учеников волшебного гуру и будто вечно дано этому длиться! Но еще протек миг, и вновь немой голос прозвучал, заполнив собою все пространство:
— Я ухожу. Ты побудешь еще немного здесь. Хорошо? — И Шива-наставник исчез.
3. О том, как Вадавуран сердцем своим искал Шиву и как Шива, явившись, пообещал доставить коней
Так Вадавуран сделался возлюбленным Шивы, так он сделался Поэтом.
В смятение пришел поэт. «Не сон ли это —
Чудесное явление его, чудесное
Его исчезновенье?…
Меня, пса жалкого, ввысь поманил он
И бросил здесь!» — так плакал Вадавуран.
«Ах, жизнь без тебя — не жизнь, а смерть,
Ах, мое тело отныне не мое — твое!
Отец, отец, отец! Скажи лишь слово —
И это тело я брошу в пропасть,
Спалю его в огне, проткну кинжалом
Отравленным!» — так плакал Вадавуран.
«Корове я подобен, от которой
Теленка увели, едва он народился.
Как жалобно мычит корова! Как же мне не
плакать,
Когда, едва явившись, ты себя увел
Прочь от меня» — так плакал Вадавуран.
Тоскуя тяжко, тяжело ступая,
Покинул храм министр.
А близ ограды, возле паланкина
Его возврата ждали воины и свита.
Но он едва взглянул на них
И бросил им сквозь зубы:
«Ступайте прочь. Я здесь останусь.
Царю скажите, что коней достал я.
Они прибудут вскоре и в количестве таком,
Что море не смогло бы поглотить их».
И воины, взойдя на колесницы,
Спеша коней погнали быстроногих,
Домчались до столицы и царю
Смиренно поклонились и сказали:
«Царь! Кони скоро будут!»
А царь в ответ не проронил ни слова.
Министр меж тем, оставшись в храме,
Все деньги, что царем были даны,
Отдал для Шивы и служителей его,
Как прежде обещал он адишайве[50].
Хватило денег на свершенье пуджи[51]
И на устройство празднества в честь Шивы,
На перестройку храма, на еду
Для тех, кто не имеет ничего —
Только любовь к Луноволосому.
Там проводил он дни, и с каждым днем
Его любовь росла — ей все труднее
Тесниться в нем, во храме, во вселенной.
Когда же месяц