Усмехнувшись, он сказал: «Именно ты знаешь, что положить в сумку, ага».
В тот момент Джафер понял смысл тайного послания Хюррем. «Яд, – пронеслось у него в голове. Опять – смерть, опять – бедствие», – эти мысли, словно искры, прожгли его мозг. Руки вмиг стали холодными, как лед.
Значит, все начиналось снова.
Ночью два всадника в черном, прибывшие из Эдирне, направили лошадей туда, откуда приехали, не заезжая в город Стамбул.
Джафер немедленно приступил к своему печальному поручению. Он шагал по дворцовым переходам, утопавшим в ночной тьме, под крепостными стенами, под карнизами, плотно, с головой, завернувшись в черный плащ. Теперь даже белков глаз не было видно на лице этого черного, как смоль, человека. Сейчас он превратился в ночного зверя, став хитрым, как лиса, коварным, как паук, жаждавшим убивать, как волк. Он то и дело останавливался и, прислонившись спиной к стене, прислушивался. С внешнего двора доносились крики караульных, им вторили голоса женщин из окна гарема, от которого лился тусклый свет.
Убедившись, что никакой опасности нет, Джафер двинулся дальше, ступая как можно тише. Должно быть, грамота с поручением уже в целости и сохранности достигла супруга единственной дочери султана Сулеймана, великого визиря Рустема-паши. Так что призрака в черном не должен был видеть никто. Никто не должен был знать, что в кармане своих шаровар, бездонном, как колодец, он нес в шелковой сумочке пурпурного цвета смерть. В крошечной бутылочке, что лежала там, содержался яд сорока змей, которого было достаточно, чтобы убить целый отряд.
Чья жизнь была целью на этот раз? «Брось ты», – бормотал себе под нос Джафер-ага. Он уже давно узнал и хорошо помнил, что, если живешь во дворце, самое опасное – любопытство. Он дожил до своих дней, потому что ничем не интересовался, точнее, тщательно скрывал свой интерес. «Меньше знаешь – крепче спишь», – говаривал он новичкам из слуг. Джафер-ага знал многое, но все, что знал, предпочитал немедленно забывать.
Через потайную дверь он прошел сквозь стену, окружавшую дворец, и с неожиданной для своего огромного тела ловкостью нырнул в кромешную тьму. Он был уверен в том, что двигается беззвучно, но звук собственных шагов казался ему грохотом барабанов. «Ах, шайтан», – ругнулся он. Нервы его были напряжены.
На небе не было ни одной звезды. Он двинулся к крытой повозке, стоявшей поодаль в рощице. Некоторые извозчики, знавшие, что иногда по ночам кто-то тайком покидает дворец, ожидали здесь клиентов, готовых заплатить полный кошель золотых монет за все превратности судьбы, которые могут встретиться на пути. Тусклый свет свечи под стеклянным колпаком у дверцы повозки то разгорался ярче, то едва не гас от ветра, качавшего ветви деревьев вокруг. Джафер-ага встал за одним из деревьев и несколько минут стоял так, чтобы убедиться, что никто не следит за ним. Убедившись, что никого нет, он протиснулся в повозку, запряженную парой лошадей. На козлах возвышался возница. Джафер бросил ему: «Поезжай прямо. Я скажу, где тебе остановиться».
– Очередной бабник из гарема, – думал возница, подхлестнув коня. Обе лошади зашагали медленными, сонными шагами.
Джафер, усевшись в повозке, еще раз проверил, на месте ли бутылочка с ядом. Смерть была там, куда он ее положил. Повозка, трясясь и раскачиваясь, медленно катилась, а Джафер думал о том, как он боится ядов. Он боялся умереть от яда. Он вытащил из-под плаща свои огромные руки, которые обычно не помещались ни в какие карманы. Джаферу хорошо был знаком звук, с каким ломаются шейные позвонки. Повисшее тело начинает вдруг напоминать пустой мешок. Он уже и забыл, сколько именно человек встретили свой смертный час в его руках.
Джафер выглянул в окно и приказал вознице:
– Остановишься перед развалинами, которые будут справа.
Повозка проехала еще немного. Возница натягивал поводья, понукая лошадей. Наконец усталые животные встали. Возница подумал: «Кто, интересно, этот несчастный, который в ночной час лезет в такую дыру?» Он повернулся, пытаясь разглядеть пассажира. Однако последнее, что он увидел в жизни, был кривой кинжал, сверкнувший жутким блеском во тьме ночи и, словно молния, поразивший его в сердце.
Свидетелей не осталось. Джафер вытер кинжал об одежду убитого и, спрыгнув с повозки, вошел в заброшенный дом. Здесь ему предстояло встретиться с человеком, которому он должен был отдать яд.
II
С тех пор как гаремная процессия отправилась в путь, прошло много времени: солнце было уже высоко.
Хотя стояла середина октября, оно все еще припекало. Дорогу, вившуюся по полям, было не видно в столбе пыли, поднятом лошадьми. Облако пыли разукрасило в серый цвет даже черный лак султанской повозки, обычно слепивший своим сиянием. Повозка на парных рессорах, запряженная шестью лошадьми, в окружении стражников и янычар[14] высоких званий, несмотря на все усилия возницы, подскакивала, то и дело попадая на невидимые в пыли ухабы.
Сколько Хюррем Султан себя помнила, она всегда ненавидела в таких случаях служанку, которая, преданно ловя ее взгляд, обычно обмахивала ее руками, словно веером, пытаясь сделать тесную клетушку повозки не такой душной. Поэтому она велела служанке не ехать с ней и осталась одна. Даже не взяла к себе Мерзуку. Подруга также мучалась в повозке, следовавшей позади. Хюррем было скучно, ей все надоело, она чувствовала, что устала от всего. От долгого сидения у нее болело все тело. Лиловый кафтан, расшитый золотом, бриллиантами и изумрудами, расстегнулся, и одна половинка подола осталась на своем месте, а вторая сползла на шелковый ковер, покрывавший пол. Высокий ворот рубашки из небесно-голубого муслина, которую она надела под кафтан, впивался ей в шею. Свой остроконечный хотоз[15], инкрустированный бриллиантами размером с горошину, который служанки долго и тщательно закрепляли на ее рыжих волосах, красавица жена султана Сулеймана уже давно сняла с себя и в сердцах кинула на сиденье напротив.
Занавеси на повозке были плотно задернуты. Несмотря на шелковую сетку, свисавшую с золоченой розетки на потолке, пыль проникала внутрь. Даже рыжие волосы Хюррем стали белыми, как снег. Но у вездесущей пыли не хватило сил затенить волшебство глубоких, временами синих, временами зеленых глаз Хюррем.
Хюррем Султан раздвинула занавески. Рядом с повозкой следовал офицер высшего ранга, а за ним – отряд всадников с обнаженными мечами. Брови офицера были сурово сдвинуты. Блестящие пышные усы придавали его лицу, почерневшему от солнца, величественное выражение.
«Очень симпатичный», – подумала Хюррем. Она сразу заметила, что он красит усы маслом фундука. Раньше она никогда не видела этого смуглого юношу. Интересно, ехал ли он с ними из Эдирне или возглавлял отряд стражников, присланный из Стамбула? Офицер почти сразу заметил, что занавески на дверце повозки раздвинулись. Ему стало неловко, он растерялся, и это стало сразу заметно по тому, как он постарался спрятаться от взгляда женщины, легонько подстегнув коня.