Читать интересную книгу Лэндон и Шей. Разбитые сердца - Бриттани Ш. Черри

сознание. У него была привычка являться без приглашения в самый неподходящий момент. Вам когда-нибудь приходилось целоваться с девушкой, которую вы пытались затащить в постель уже несколько недель? А что насчет того, чтобы ваш мертвый дядя внезапно всплыл у вас голове, потому что девушка пахла лимонами, а лимонные леденцы были его любимыми конфетами?

Это могло показаться притянутым за уши, потому что девушка даже не ела лимонных леденцов. Она всего лишь пахла лимоном, но мой мозг предпочитал работать по-своему – проводить глупые и неуместные параллели.

– Не-а. Я почти о нем не думаю, – солгал я.

Миссис Леви натянуто улыбнулась.

– Почему мне кажется, что ты лжешь?

Потому что это ложь, миссис Леви. Теперь мы можем продолжить?

– Людям бывает хуже, чем мне. Я не имею права жаловаться.

Я пожал плечами и постучал пальцами по краю подлокотника. Затем мой взгляд переместился на тикающие настенные часы, – сеанс тянулся мучительно долго. Я не хотел говорить о своих чувствах. Я хотел вернуться домой и делать то же, что и большинство других людей, – лежать в постели и переосмысливать каждый аспект своей жизни.

Она нахмурилась.

– Мы не должны сравнивать боль.

А стоило бы. Пора создать рейтинг, определяющий право жаловаться, на основе наших заслуг, степени и длительности страданий. В мире существуют люди, которым нечего есть. Люди, у которых нет семьи, которую можно было бы любить. Черт, ведь прямо сейчас где-то есть человек, потерявший всех своих близких в автомобильной аварии. Типографская краска на их свидетельствах о смерти еще не высохла. Следовательно, разве я имею право жаловаться?

Миссис Леви изучала меня, словно пытаясь понять мою точку зрения или ход мыслей, но она напрасно теряла время. Она могла смотреть на меня с утра до вечера, и у нее все равно не вышло бы проникнуть в мой мозг. Я не впускал людей в свою душу – они не вернулись бы прежними.

– Лэндон, ты же знаешь, что поступок Ланса не имел к тебе никакого отношения, верно? Он страдал от депрессии, с этим очень трудно справиться. Он был сломленным человеком.

Мне хотелось, чтобы она перестала говорить о Лансе так, словно она его знала. Она знала только то, что было написано в его некрологе. Он не был сломленным. Он был моим лучшим другом. Моей семьей. Моим героем. Он и моя мать взяли на себя большую часть моего воспитания, в то время как отец пропадал на работе. Ланс был младшим братом матери, и они были по-настоящему близки. Когда он переехал в наш дом, мы почувствовали, что такое настоящая семья. Ланс научил меня кататься на велосипеде. Он показал мне, как прыгать через лужи. Он научил меня морали и умел заставить меня смеяться.

Миссис Леви не понимала, о чем говорит, но все равно продолжала:

– Его поступок не имел к тебе никакого отношения. Ты это знаешь?

– Ага.

Это тоже было ложью. Мне бы хотелось не связывать тот несчастный случай с собой, но иногда слишком трудно отделить чужую боль от своей собственной. Вот что делает с человеком любовь – ваши сердца превращаются в одно целое. Вы оказываетесь так близко, что не можете отличить их боль от своей.

Я знал, что Ланс страдал от депрессии, и, честно говоря, думал, что я единственный, кто это заметил. Все остальные были слишком заняты собой. Поэтому я винил себя. Я должен был что-то с этим сделать. Я должен был кому-нибудь рассказать. Я должен был оказаться рядом с ним.

У меня закружилась голова, глаза начали слезиться. Мы, Харрисоны, не слабаки. Выше нос.

Он никогда не говорил мне о своей боли, но я замечал это и без слов. Может, потому что я был очень похож на своего дядю.

Он скрывал это так хорошо, словно его фальшивое счастье было щитом, позволявшим держать всех остальных на расстоянии вытянутой руки. Пока никто не знал о его боли, никто не мог по-настоящему его жалеть, а последнее, чего Ланс хотел, – человеческой жалости.

В эту субботу ему бы исполнилось сорок пять.

Я не должен был об этом думать. Я не должен был позволять ему проникать в мой разум. Но, черт возьми, он уже был здесь.

«Прекрати», – приказал я себе, качая головой. Мысли стали слишком навязчивыми, эмоции рвались наружу. Выше нос. Выше нос. Выше нос.

– Ты все еще со мной, Лэндон? – спросила миссис Леви, выводя меня из оцепенения.

Я поерзал в ее офисном кресле и откашлялся. Заботливые люди вызывали у меня дискомфорт.

– Я могу идти? Не волнуйтесь, я передам родителям, что вы проделали большую работу по исцелению моей души.

– Лэнд…

Ее прервал звук школьного звонка. Свобода. Я вскочил со стула, закинул лямку рюкзака за правое плечо и направился к двери.

– Лэндон, подожди, – крикнула она мне вдогонку.

Я оглянулся. Она улыбалась, и чем шире становилась ее улыбка, тем больше я убеждался в том, что она вызвана ее беспокойством и неловкостью.

– Возможно, сейчас тебе стоит найти себе занятие, это поможет тебе справиться. Отвлекись, переключи внимание на что-нибудь интересное – и тебе станет легче. Хорошо?

Ее добрый совет не имел никакого смысла – все это я знал и без ее слов. Мне нужно было нечто большее: то, на чем действительно можно сосредоточиться. Что-то, что позволило бы мне пережить эти адские недели, наполнило мой разум и заставило забыть о том, что моя жизнь – полный бардак.

Мне нужно было отвлечься.

– Увидимся в следующий понедельник, – сказала она мне, но я не ответил.

Одна мысль о предстоящей встрече вызывала усталость. Впрочем, это была не ее вина.

Я устал от всего.

* * *

Свет обжигает мои глаза – я хочу, чтобы это прекратилось.

Каждое утро, лежа в постели, я изо всех сил пытаюсь заставить себя встать.

Я устал.

Впрочем, у меня нет времени на усталость. Вокруг так много людей, которые рассчитывают на то, что я встану, улыбнусь и буду тем человеком, к которому они привыкли. Это так утомительно. Улыбаться больно, потому что я знаю, что это обман. Я знаю, что за каждой моей улыбкой скрывается хмурый взгляд. Нормально ли это? Неужели так живут все люди? С камнем на душе?

Тяжело.

Мне. Так. Тяжело.

Но я все равно это сделаю.

Я встану с кровати.

Я улыбнусь. Я буду смеяться. Я буду тем, кем они захотят, потому что это то, чего от меня ждут. Они ждут, что я буду сиять.

Даже когда мои огни погасли.

Л.