Вроде и красиво, но отчего-то поморщиться тянет. Ну вот на хрена?
– Блин, а малец-то вкусно готовит! – сказал один из матросов. – У меня жена похожее печенье дома делает, – откусил смачно и чуть ли не замычал в голос.
Ну! Я ж говорю, что как баба готовит. Точно сладенький какой-то он.
Я неладное заподозрил ещё тогда, когда он в душ запёрся. Смотрел на нас с Ромычем как-то странно. То краснел, то бледнел, то во все глаза на члены наши пялился. Блеял муть какую-то. Чудом тогда сдержался.
Но как бы скептически я ни был настроен, есть-то хочется. Взял пару бутербродов и это мудрёное печенье тоже.
Сначала в ход пошли бутерброды. Потом уже печенье.
Блин, а правда вкусно. Рука непроизвольно потянулась ещё за одним. Потом ещё. И ещё. Мычать, как Димону, не хотелось, но добавки очень даже.
Кажется, что все наперегонки его с подноса хватали. Кто урвёт побольше. И хоть его было много, кончилось оно быстро.
Пришлось догоняться тем, с чего начал, – бутербродами. А они уже не с таким энтузиазмом заходили.
Да, стоит признать, что готовит малец хорошо. Тут не поспоришь. Но всё равно какое-то «но» оставалось.
Не знаю за каким хреном, но когда все стали расходиться, направился в закрытую часть камбуза. Туда, где должен быть Алик.
Вошёл внутрь и резко остановился. Как в бетонную стену влетел. Капец.
Пацан что-то собирал на полу. Склонился вниз, стоя спиной ко мне.
А я что-то подвис. Тряхнул головой, но картинка не поменялась. Взгляд устремился на округлую задницу, обтянутую штанами цвета хаки. Охренеть.
Задница вильнула чуть в сторону, а моя голова склонилась набок вслед за её движением. Как-то непроизвольно вышло.
Пацан дрыщавый, а жопу-то отъел. Не у каждой девахи такая корма имеется. Уж я-то в курсе. К своим тридцати двум годам многое повидал. Есть с чем сравнивать.
Резко отдёрнул взгляд. Совсем я мозгом поплыл, что ли? Стою, пялюсь на мужицкую задницу. Пусть и мужиком это хилое недоразумение назвать можно с натяжкой. Но я-то точно не из этих.
Сжал кулаки и решил валить. На хрен вообще зашёл?! Только разозлился на этого сопляка ещё сильнее. И на себя до кучи.
– Ой. Здравствуйте, товарищ капитан. Вы что-то хотели? – прозевал момент, когда он выпрямился и повернулся лицом ко мне.
Мешковатые штаны приняли прежний вид. Думаю, сзади тоже. Мне не видно, конечно. И слава богу.
– Ты чего налепил сегодня к кофе? – рыкнул на мальца.
– Печенье, – уставился на меня удивлённо.
Блин, и морда у него какая-то слащавая. Ни намёка на щетину. Даже пушок не пробивается. Остальная часть лица прикрыта широким козырьком кепки.
Поняв, что я внимательно на него смотрю, пацан подтянул выше ворот кофты. Комплексует, что ли?
– Я понял, что печенье. Это что за цветочки и завитушки были? Ты мужиков кормишь или подружек?
– Но вкусно ведь. Какая разница, какой формы?
– Принципиальная. Ты мужик или как? Не хрен разводить на корабле кондитерский цех с выкрутасами.
– Как скажете, – недовольно прошипел малец. – Учту.
– В остальном нареканий нет. Пока что. Работай, – крутанувшись на пятках, вышел за дверь, громко ей хлопнув напоследок.
Сорвался на пацана. А ведь изначально думал даже похвалить. Думал, но передумал.
Ну что я могу поделать, если он меня раздражает до зубного скрежета? Но нужно держать себя в руках. На корабле мы все одна команда. Почти как семья. Морды друг друга видим чаще, чем лица домашних. Срачи и дискриминация здесь недопустимы. Разобщаться нельзя. Даже если кто-то раздражает. Даже если сильно.
Батя ещё в учебке говорил: на судне все равны. Неважно, кто какую должность занимает и кому сколько лет. Это, само собой, не про субординацию. Но общечеловеческие отношения должны быть ровными и уважительными.
Уважать мальца мне пока не за что, но придётся постараться вести себя ровно до конца рейса.
Просто когда рейс отработаем, напишу рапорт, чтоб пацана к нам в команду больше не ставили. Не приживётся он здесь. Он как чужеродный элемент на судне. Как пятое колесо.
Пусть глаза особо и не мозолит, но само понимание, что он где-то неподалёку, неимоверно бесит.
Глава 4.
Аня
Прибить хочется Шторма. То, что я ему не нравлюсь, уже давно поняла. Но, кажется, он перегибает.
Какой мне зал? Я после камбуза еле живая. Помощника помогать не прошу, он только посуду моет после. Мне так спокойнее. Но тяжелее. Я после безразмерных кастрюль ног и рук не чувствую. Только гантелек мне и не хватало для полного счастья.
Вот вроде красивый мужик. Притягательный. Харизма такая, что колени подкашиваются. Но характер… Характер – отстой.
И ведь с остальной командой хорошо общается, на равных. Я же вижу, не слепая. А со мной будто с презрением. Вот за что, спрашивается? Ничего плохого ведь не сделала.
Уже не нашёл к чему придраться. И вчера меня за печенье отчитал. Из пальца причину высосал. На пустом месте настроение испоганил.
И ведь всем понравилось. Вся команда осталась довольна. Один мужчина лет пятидесяти даже попросил ещё как-нибудь такое же печенье сделать.
И сделаю! Пусть Шторм хоть слюной брызжет! Я тяп-ляп не умею. И начинать не собираюсь.
– Так что готовься, малой, завтра пойдём железо тягать. Сегодня я в ночную, надо отдохнуть.
Продолжал рассуждать Рома. Собственно, с этого злосчастного зала он начал со мной разговор.
– А если не пойду?
Я бы сказала иначе, без «если». Но пока прощупывала почву.
– Слушай, Макс и так тебя недолюбливает, видишь же сам. На хрена нагнетать? Да и подкачаешься малость. Тебе не помешает, – посмотрел на меня с какой-то жалостью. Лучше б уж также, как Шторм, с презрением. А то ещё паршивее стало. – А то ты как на палубу поднимаешься, того гляди чайки унесут.
– Бесит меня ваш Шторм, – и это я ещё мягко.
– Ты его тоже, – сказал и засмеялся.
Ну хоть у кого-то настроение хорошее. Потому что мне вот вообще не до веселья. И Ромино настроение разделить не могла.
Теперь думать и голову ломать, как избежать незавидной участи с залом.
Идти туда мне вообще не с руки. Да, я раньше ходила в фитнес-клуб. Но тут слишком палевно. Да и позорно, чего уж.
Они же все меня засмеют. Я ведь, если можно так сказать, на минималках. Для девочки, конечно, достойно занималась раньше. Но тут-то я как бы не девочка. И тягать гантели весом по пять килограммов – не супер.
Да и терзают меня смутные сомнения,