Не прокормимся.
— Батюшка! Всего я делать не могу, а что-нибудь, особенно при доме, сделаю: Господь, сказано, умудряет слепцов.
— Нет, Андрюша, какая уж твоя работа! Вот что: ходи к слепым и учись у них петь стихи. Все чем-нибудь тогда поможешь нам, да и сам не будешь голодать.
Я понял тогда всю тяжесть моего положения и всю крайность бедности, снедающей моего отца. Вместо ответа я заплакал и склонился на стол, у края которого сидел. Батюшка, как умел, стал утешать меня.
— Батюшка, я и сам думал об этом, зная вашу нужду, но никак не могу переломить себя, никак не могу принудить себя к нищенству. Лучше день и ночь буду работать, жернова ворочать, нагишом ходить и голодом себя морить, но не пойду по окошкам, не стану таскаться по базарам и ярмаркам.
После такого решительного отказа родитель мой больше не настаивал и не напоминал мне о нищенстве и слепцах. Разговор этот был в конце весны. Наступило лето.
Как-то раз батюшка пришел с улицы и, обратившись к матери, со вздохом сказал ей:
— Много будет слез на селе.
— А что? — спросила мать.
— Объявили набор.
— Большой?
— Да, не малый.
Поговорили они так, а потом батюшка обратился ко мне:
— А что, Андрюша, если бы Бог открыл зрение, пошел бы в солдаты? Послужил бы за братьев?
— С величайшей радостью, — сказал я. — Лучше же служить государю и отечеству, чем с сумой ходить по окошкам и даром изъедать чужой хлеб. Если бы Господь открыл мне зрение, я ушел бы в этот же набор.
— Если бы Господь услышал твое обещание, я бы с радостью благословил тебя.
— И я бы, — добавила мать.
Поутру встал я рано, умылся, нисколько не думая о вечернем разговоре, стал молиться. О радость! В глазах моих отразился свет от лучины.
— Батюшка! Матушка! — закричал я. — Молитесь вместе со мной. На колени перед Господом! Милосердный, кажется, сжалился надо мной.
Отец и мать бросились на колени, и все рыдали. Через неделю я совершенно выздоровел, а в начале ноября был уже рекрутом. Под какими бывал я ветрами, в каких жил сырых и гнилых местах и какой переносил зной! Сейчас я женат и вот уже в отставке, и честным трудом могу зарабатывать себе пропитание, никого не отягощая и никому не надоедая. После этого, батюшка, как же смотреть мне на военную службу как не на милость Божию ко мне? Видно, батюшка, служба-то государю православному, кто бы ни поступил в нее, Богу приятна.
— Как же не приятна, — сказал я, — военная служба — это прежде всего высокое служение Богу, Царю Небесному. Но вот еще вопрос: скажи мне, Андрей, рассказывал ли ты кому-нибудь об исцелении от слепоты?
— Да, я рассказывал многим.
— Как же смотрели на это дело те, кому ты рассказывал?
— Не одинаково. Одни говорили: случай и только; другие: что это — явное дело силы Божией.
— А твое сердце на чьей стороне?
— Я и не сомневался и не сомневаюсь, что это — дело особой ко мне милости Божией. За обет мой, веру и благословение родителей моих Господь исцелил меня.
Вижу!
Господь Бог совершил чудо с одним инвалидом при Императорской Академии Наук — унтер-офицером Трофимом Каниным. Служащий Трофим Канин окончил военную службу, и неоднократно его представляли к офицерскому чину, но он не мог получить его за незнанием грамоты. В старости у него ослабло зрение, и, наконец, он совершенно ослеп. Канин ничего не мог видеть, но каждый день, с помощью вожатого, ходил к заутрене, обедне, вечерне.
В день праздника Успения Божией Матери он видел во сне, будто ходит по воде, как посуху; в следующую ночь — то же самое видение; а на третью ночь, предстала перед ним святая великомученица Екатерина и наложила на его голову свою святую руку. Канин проснулся и вдруг увидел печь, теплящуюся у образов лампаду и спросил у своей жены:
— Что так пылает лампада?
— Разве ты видишь? — удивилась жена.
— Вижу! — сказал Канин.
Он рассказал ей чудный сон. Встал с постели и со слезами возблагодарил Всемогущего Господа Бога за исцеление.
С тех пор Канин ходит без провожатых и, невзирая на глубокую старость, у него хорошее зрение.
Бедствие от нарушения обета
Святое и спасительное дело давать обеты. Но исполнять их дело еще более важное: в противном случае — это тяжелый грех перед Богом, за который Он может наказать еще при жизни.
Произошел однажды в далеком русском селе такой случай. Одна селянка по имени Варвара лишилась своего мужа. Осталась одна, молодая и с хорошим достатком. Многие из поселян искали ее руки, но Варвара объявила, что навсегда останется вдовой и больше не выйдет замуж.
Это не понравилось ее родным и знакомым, и однажды, собравшись в ее доме, они сказали ей:
— Варвара! Как тебе оставаться вдовой, когда ты женщина одинокая, а дом у тебя — полная чаша? Как ты управишься с таким хозяйством?!
Но Варвара отвечала:
— Не пойду я замуж. Пусть лучше Господь поразит меня громом, если я только подумаю о замужестве.
— Ах, Варвара, — заметили родные, — зачем говорить такие страшные речи?! Хорошо, если исполнишь свое обещание, а если не исполнишь? Господь накажет тебя!
Так и случилось. Забыв свое обещание и страшную клятву, Варвара решилась выйти замуж. Но не забыл этого Всемогущий Господь. Оставалось несколько дней до свадьбы, когда в одно июньское утро начал накрапывать тихий дождь, затем вдруг блеснула молния и грянул гром. Удар этот поразил Варвару.
Со страхом и горькими слезами окружили родные и знакомые обезображенный труп Варвары, понимая, что страшная казнь совершилась над ней по воле Божией за нарушение обета.
Самонадеянность в деле веры
В селе раскольников славился своей строгой жизнью начетчик раскольничьей молельни. Старообрядцы с глубоким уважением смотрели на своего старца-аскета и беспрекословно внимали его наставлениям, считая его мужем праведным. Говорили, что он действительно был достоин уважения: ревностный молитвенник, исправный постник, трудолюбивый старец. Он каждый день посещал молельню и неизменно выполнял все требования своей общины. Словом, это был самый рьяный раскольник, служивший для всех примером.
Господь не