Читать интересную книгу Святая простота. Рассказы о праведниках - Владимир Михайлович Зоберн

вчерашний недопитый стакан. Следовательно, он умер еще накануне. Тотчас после разговора с фельдфебелем.

Из жизни Святителя Филарета, митр. Московского

Святитель Филарет Московский был с 15-го марта 1819 года по 26-е сентября 1820 года архиепископом тверским. Святитель почти ежедневно совершал службу и не пропускал ни одного праздничного и воскресного дня. Народ с любовью спешил в храм, где служил архипастырь, и с жадностью слушал его слово.

Однажды Святителю нужно было служить в храме Живоначальныя Троицы, за Волгой, близ Отроча монастыря. Был храмовый праздник и крестный ход.

К празднику не успели отреставрировать иконостас. Староста церковный не рассуждал долго и, не спросив священника, закрыл те места, где стояли иконы, рогожами. Когда звали владыку на праздник, ни староста, ни священник никак не предупредили его об этом. При самом входе его в храм его поразили эти рогожи, висевшие на местах икон:

— Куда ты привел меня? — спросил он священника. — Где у тебя святые иконы? Похоже ли это на храм Божий, на дом молитвы?

Священник был человек весьма кроткий и добрый, он испугался и промолчал. Владыка стал облачаться, но гнев его не проходил.

Началась литургия; все в страхе не знали, чем кончится дело, и на нового архипастыря своего смотрели с трепетом.

Служба между тем шла своим порядком; приходит время херувимской песни. Владыка, видимо, победил свой гнев. Когда пошли великим выносом, он принял святой дискос из рук протодьякона и возгласил всю царскую фамилию со свойственным ему благоговением и миром душевным.

Но лишь только сошел с того места, где архиерей принимает из рук протодьякона св. дискос, как раздался страшный, потрясающий звук. На то самое место, где стоял владыка, с самого верха иконостаса упала медная лампада, висевшая на веревочке перед Распятием Господним. Владыка вздрогнул. Бедный священник от страха едва стоял на ногах. Владыка поставил святой дискос на престол и, когда убрали лампаду, вышел из алтаря на то же самое место, принял из рук архимандрита святой потир, закончил по уставу молитвенное поминовение.

Литургия продолжалась. Владыка был в особенном благоговейном настроении духа, но остальные находились в неразумении и страхе. И не один только приходский священник, а многие из бывших в алтаре молились Господу крепкой молитвой, чтобы Господь пронес бурю.

После прочтения благодарственных молитв к владыке подходит священник. Без слов, потому что не знал, что сказать в свое оправдание, со слезами на глазах он пал перед ним, ожидая себе страшного приговора.

— Встань, отец, — сказал владыка, поднимая священника и благословляя его. — Мы, оба, согрешили пред Господом. Он хотел падением лампады показать, как близки мы были от погибели. Он вразумил нас и призвал на путь покаяния. Простим друг друга.

После литургии владыка заглянул к священнику на ужин, был приветлив и вышел от него в мире и спокойствии духа.

Обет поступить на военную службу

Рассказ провинциального батюшки

Один солдат пригласил меня совершить водоосвящение в новой квартире чиновника, у которого он находился на службе. Взяв с собой причетника, я отправился туда. Перед этим выпал сильный дождь, и ехать пришлось долго, поневоле шагом. Я спросил посланного за нами солдата, давно ли он на службе.

— Я уже, батюшка, год в отставке.

— Сколько лет служил?

— Казенный я.

— 25 лет?

— Да, 25 лет.

Я удивился. Он был так моложав и свеж, что нельзя было дать ему более 30-ти.

— Верно, служба-то была тебе не мачехой, а матерью: легка, без особых изнурительных трудов?

— Не знаю, как отвечать тебе на это, батюшка. Легка служба? Может ли она быть легка у солдата? Обойдется ли он без трудов? На труд, на заботу солдат и присягает. Вот я: послужил 25 лет, и все на Кавказе, строевым. Чего только не довелось мне потерпеть! К первым кавказским удальцам, может быть, я и не принадлежал, но и не отставал от них.

— Как же ты так хорошо сохранил свое здоровье? — спросил я.

— Это, батюшка, сделала особенная ко мне милость Божия. По этой милости Божией, помьттттаяю я, и в службу-то военную попал.

— Да разве ты смотришь на военную службу, как на особенную милость Божию к человеку? — спросил я его.

— Не знаю, как смотрят другие на военную службу и как должно смотреть на нее по-Божьему, а я-то, батюшка, так именно должен смотреть.

— Почему же именно ты?

— А вот почему: по милости военной службы я и свет Божий только вижу и испытываю радости семейные.

— Как же это? — с возрастающим любопытством спросил я.

— Я расскажу вам, батюшка, если угодно.

— Как же не угодно! Расскажи, не поленись.

Я уроженец Воронежской губернии, Павловского уезда. Родитель мой — государственный крестьянин; из трех сыновей его я самый старший. В шестнадцать лет Господу угодно было испытать меня: у меня заболели глаза. Так как у отца моего не было детей старше, болезнь моя сильно печалила его. Для излечения он жертвовал последней трудовой копейкой: я много лечился, но ни домашние, ни аптекарские лекарства не помогали. Обращались мы с молитвой и к Господу, и к Матери Божией, и св. угодникам: но и здесь милости не сподобились. С течением времени болезнь глаз моих все более и более усиливалась, и, наконец, я ослеп.

Через два года с начала моей болезни, совершенно потеряв зрение, я стал ходить на ощупь и от непривычки спотыкался. Однажды отец спросил меня:

— Андрюша, разве ты ничего не видишь?

Вместо ответа я заплакал, и он не удержался от рыданий. Про чувства матери и говорить нечего: мать скорбела больше всех.

Раз в избе я остался один, через несколько минут вошел отец. Положив руку на мое плечо, он сел подле. Молчание длилось минут пятнадцать. Наконец я не выдержал.

— Батюшка, — печально сказал я, — и ты все горюешь обо мне? Зачем так? Богу так угодно. Припомни-ка, что священник говорил нам на Пасху, когда был у нас с образами. Не унывайте много, сказал он, чтобы не дойти до ропота на Бога. Мы не знаем, и не дано нам счастье знать, почему Господь посылает то или другое несчастье.

— Так-то так, Андрюша, да как жить-то будем? Братья твои малы, едва вышли из ползунков: мать от трудов и забот сгорбилась.