Читать интересную книгу Крыши - Кристофер Фаулер

Около получаса Роза ходила по крыше из конца в конец, примериваясь и приглядываясь, пока не заметила на соседнем доме небольшой каменный выступ, который изображал, как ей показалось, трех граций или трех нереид, выплывающих из каменного моря. Ей было непонятно, зачем эта прелестная троица помещена там, где ее никто не видит, и она подумала, что, может быть, на других крышах тоже есть что-нибудь похожее.

Между следующими двумя зданиями было расстояние фута в три с единственным назначением - разделить два владения. Когда Роза глянула вниз, у нее закружилась голова, но она верила в то, что страхам надо противостоять действием, и теперь ей подвернулся очень удобный случай испытать себя. Сначала она перебросила на другую крышу сумку, потом прыгнула сама.

Радость, которую она почувствовала, убедившись в том, что все сошло благополучно, была сильнее всего того, что ей пришлось испытать, фотографируя. Отряхнувшись, Роза стала осматриваться кругом. По-видимому, на эту крышу никто не поднимался уже несколько лет, так она была замусорена, завалена строительными материалами. Похоже, здесь собирались проводить какие-то работы, но потом раздумали. Тут было даже напоминающее палатку сооружение из проржавевшего железа, на котором висел замок.

Роза посмотрела вниз и увидела толстый слой грязи на окнах верхнего этажа. Потом она принялась снимать. Часы показывали начало первого.

Ночь была ясной и холодной, на крышах Лондона она не увидела ни одного человека, отчего ей сразу стало уютно и спокойно и захотелось навсегда остаться тут. Аккуратно передвинув штатив поближе к краю, она еще раз заглянула в видоискатель и на сей раз увидала в него нечто совершенно неожиданное. Бегущие люди. Одни передвигались стремительными прыжками, другие, словно раскачиваясь на невидимых веревках, плавно перелетали через широкую улицу. Их было человек пятнадцать, но старые или молодые, мужчины или женщины - издалека определить оказалось невозможно. Зато хорошо видна была собака, молча крутившаяся у них под ногами.

Роза, не теряя времени, поменяла линзы, но с трудом удерживала бегунов в поле зрения. Добираясь до края крыши, они тут же оказывались на другой стороне улицы, хотя там расстояния между домами стали шире и перепрыгивать с одной крыши на другую было не так-то легко. В течение минуты Роза использовала всю пленку, но времени зарядить другую у нее не хватило. Поначалу ей показалось, что люди бегут к ней, но потом она сообразила, что они, являя чудеса обезьяньей ловкости, направляются к Оксфорд-стрит.

Всего на одно мгновение Розе пришло в голову, что они совсем близко и могут ее увидеть, и она, испугавшись, спряталась за стену. Ветер доносил до нее странные звуки, что-то вроде каденции полузвуков, которые можно извлечь из деревянных духовых инструментов, и они слагались в павану1, сопровождавшую ночной полет людей над притихшим городом. Когда павана стихла, Роза вышла из своего укрытия. Люди исчезли также неожиданно, как появились, и вновь больше не было ничего, кроме машин, тревожащих ночной покой, и ветра, гоняющего по крышам намокшие газеты.

Сложив свои вещи в сумку, Роза опять посмотрела вдаль. Проклиная потухшие фонари, она молилась о том, чтобы пленка не оказалась слишком старой, и снимки получились такими, какими ей хотелось их видеть. Отойдя на безопасное расстояние от края, она взглянула на свои свитер и джинсы, испачканные чем-то черным, похожим на сажу. Роза достала зеркальце. Хотя кожа у нее напоминала полированное красное дерево, все же она разглядела черные пятна на лице и на шее. Пора было на автобус. Неожиданно она почувствовала себя совершенно вымотанной и стала мечтать о горячей ванне.

Усевшись на верхней площадке автобуса, Роза вдруг подумала, не привиделось ли ей все. Это испугало и заинтересовало ее больше, чем она сама себе признавалась. Раньше ей даже в голову не приходило, что она может встретить кого-нибудь в таком малогостеприимном месте, как крыша. Она совсем забыла, что хотела еще поснимать, осторожно вытащила пленку и засунула ее поглубже в карман, размышляя о том, насколько больше деталей уловила электронная камера, чем обыкновенный человеческий глаз. Однако сравнение она решила отложить до утра.

Глава 6

ЖАБА

Лондон и в наши дни остается городом, который изменяет свой ритм в зависимости от времени суток и дней недели. Даже парламент Англии находится под башней с часами, словно чтобы напоминать тем, кто внутри, о вечно движущихся стрелках. Что бы вам ни говорили, а Лондон не бодрствует двадцать четыре часа в сутки. Он встает в семь и засыпает после полуночи. По субботам он ложится позже, зато спит все воскресенье. И в декабре в час ночи с воскресенья на понедельник на улицах остаются одни приезжие.

Беззвездная ночная мгла, густо висящая над мокрыми парками города, теснила голубовато-серый туман. Желтые пятна уличных фонарей красиво смотрелись на черном фоне за набережной Виктории. С крыши Драматического театра хорошо было наблюдать за машинами последних бражников, катящих домой с Блэкфрайерз-Бридж мимо Парламента в Челси или в Бэттерси. Однако земные дела не интересовали никого из собравшихся наверху и занятых гораздо более важными проблемами. В эту ночь, вторую по счету, провозглашавшую начало новой, ужасной эры, тот, кого они называли Жабой, ждал приговора.

- Вы, присяжные, признали его виновным, и теперь я буду решать, какое наказание назначить брату Жабе, чтобы он искупил свою вину.

Эти произнесенные монотонно слова достигли всех четырех углов театральной крыши. Жаба, скрестив ноги, сидел у подножия огромной квадратной трубы. Он был толстый и весь в саже, к тому же туго связан проволокой. С самого начала судилища он ни разу не поднял головы. Даже когда присяжные объявили вердикт, он остался сидеть, как сидел, лишь один раз всхлипнул, да пот лил с него ручьями, несмотря на холодную ночь.

Вокруг него стояли хорошо знакомые ему люди, скрывшие лица под бесформенными черными масками, символом судебного действа. Голос, последним коснувшийся замерзших ушей Жабы, принадлежал самому высокому человеку из собравшихся на крыше - единственному, одетому в широкую черную мантию. Он стоял в стороне от остальных, среди труб Драматического театра. Неожиданно из складок мантии появилась сверкающая железная рука и указала на испуганного парня.

К Жабе сразу потянулось множество рук, подхвативших его и поставивших на ноги. Парень не сопротивлялся, лишь прислонился спиной к кирпичной кладке, когда его перестали поддерживать. Ему было трудно сохранять равновесие из-за связанных проволокой рук и ног. В конце концов, он безразлично взглянул на судью.

- Жаба, ты должен понять, что признан виновным в самом страшном преступлении. Ты стал предателем. Информация, которую ты передавал, могла поставить под угрозу наши планы и даже само наше существование...

Голос был холодный. Неожиданно налетевший ветер приподнял мантию и тут же со вздохом опустил ее.

- Сейчас нам приходится жить здесь, а не на нашей собственной территории, словно мы изгои. Что это, как не результат твоего преступления?

Жаба дернулся, заслышав далекий гудок баржи.

- Однако ты должен знать, брат, - произнес судья несколько смягчившимся голосом, - что даже я могу прощать.

Все повернулись к нему, и Жаба постарался, хотя ему это плохо удавалось, сосредоточиться.

- Конечно, ты поступил плохо. Однако я верю, что ты раскаиваешься. Именно поэтому я хочу быть снисходительным. Ты был с нами с самого начала нашего дела, у истоков которого стояли когда-то враждовавшие Аполлон и Диана.

Лицо Жабы исказилось в отчаянной нестерпимой благодарности. По толстым грязным щекам потекли слезы. Он еще выше поднял голову, когда помогавшие ему руки ослабили проволоку на кистях и лодыжках.

- Из-за своего преступления ты не можешь, однако, рассчитывать занять прежнее положение в нашей команде. Но я разрешаю тебе этой ночью вернуться к Насекомым.

На лице Жабы появилось недоверчивое выражение, когда к нему подошел широкоплечий юноша и поддержал его за локоть.

- Брат Самуил сопроводит тебя обратно к людям, к которым ты так хотел вернуться. Удалите обидчика, и тогда воцарится мир, прекратятся раздоры и обиды. Мы желаем тебе счастья в твоей новой жизни, брат Жаба. Иди с миром.

Жаба не смог сдержать рыданий. После всего, что он сделал, его освобождают! Он повернулся к своим бывшим товарищам, но невозможно было что-нибудь прочитать по их лицам.

- Однако...

Это одно слово было словно удар бича, но Жаба не обратил на него внимания.

- Ты должен унести с собой символ второй ночи. Именем Господина Вселенной и братьев ордена Изиды, иди, ибо разложившаяся материя дает выход душе.

Вперед выступили двое мужчин с бритыми головами, на одном из которых была черная кожаная рукавица мотоциклиста. Они принесли латунную клетку, поставили ее на крышу и замерли в ожидании. Внутри клетки прыгало и крутилось черное переливчатое существо. Высокий судья повернулся на каблуках и скрылся в тени труб.