Читать интересную книгу О догмате Искупления - Василий Быстров

Но этим он не ограничивается: на чисто логическое возражение он старается дать не менее логический ответ. В основу этого ответа он полагает чисто логическое определение естества, как единого в отношении ко всем отдельным или ипостасям человеческого рода. С этой точки зрения, по мнению св. Григория, можно говорить только об одном человеке, а не многих. Обычное же словоупотребление, позволяющее себе говорить о многих человеках, является неправильным.

“Утверждаем, – говорит св. Григорий, – что есть некое неправильное словоупотребление в этом обычае неразделяемых по естеству называть во множественном числе одним и тем же именем естества и говорить: многие человеки, чему подобно будет, если сказать: многие естества человеческие” [XL].

“Петр, Павел, Варнава по имени “человек” суть один человек” [XLI]. “Потому что имя “человек” указует на сущность” [XLII]. На естественный вопрос: “чем же объясняется такого рода словоупотребления?” св. Григорий даёт в трактате “К эллинам на основании общих понятий” такой ответ: “Причины же сии суть следующие: понимаемое под словом “человек” не всегда усматривается в одних и тех же неделимых, или лицах, потому что, когда прежние лица умирают, на место их являются другие, и нередко опять ещё те же остаются, и вновь рождаются некие иные, так что усматривается сие иногда в тех, иногда в других, иногда в большем, иногда в меньшем числе и, в случае убавления, и смерти, и рождения неделимых, в которых усматривается то, что понимаем под словом “человек,” бываем вынуждены говорить: “людей много” и “людей мало”; при чём переменой и инаковостью лиц нарушается общий обычай и говорится сие вопреки самому понятию “сущности,” так что к лицам сопричисляются некоторым образом и сущности. Но в рассуждении Святой Троицы не бывает никогда ничего подобного, потому что именуются одни и те же, а не иные и иные лица, то же и одинаково содержащие, и не допускает Она ни какого-либо приращения…, ни умаления” [XLIII]. То есть, по словам св. Григория Нисского, тогда как в отношении к Божеству понятие единого естества совершенно совпадает с действительностью, в отношении к людям такого соответствия не наблюдается. Будучи единым в чистом умозрении, в действительности оно проявляется в том, что усматривается общего или сходного во всех однородных ипостасях, определяемых понятием “человек.”

“Сие, конечно, делается не по точному правилу логического ведения,” – замечает св. Григорий об обычном словоупотреблении [4] , но под давлением живой действительности, добавим мы, которая имеет дело не с логическими понятиями, а с живыми людьми.

Таков логический ответ св. Григория на поставленный ему чисто логический вопрос Авлавия. Если в сфере чисто отвлеченного мышления он имеет своё полное значение, то нельзя сказать, чтобы он отличался полной убедительностью в применении к живой действительности. Как бы логически мы ни сближали понятие единого естества Божия и единого естества человеческого, действительного тождества между тем и другим единством быть не может. Справедливо по этому случаю говорит св. Григорий Богослов:

“У нас один Бог, потому что Божество одно… Скажут: “Что ж? Не одно ли Божество и у язычников, как учат те из них, которые совершеннее других любомудрствовали? И у нас целый род – одно человечество. Однако же у язычников богов, как и у нас людей, много, а не один.” Но там, хотя общность и имеет единство, представляемое впрочем мысленно, однакож неделимых много, и они разделены между собой временем, страстями и силой… Но не таково наше учение… Напротив того, каждое из Них [Лиц Божества], по тождеству сущности и силы, имеет такое же единство с Соединенным, как и с Самим Собой” [XLIV] .

Св. Григорий Нисский, впрочем, и сам чувствовал недостаточность и некоторую искусственность своего логического ответа Авлавию: “Если ответ наш окажется слабее предложенной задачи, то Предание, которое прияли от отцов, навсегда сохраним твердым и неподвижным, защитительного же слова вере поищем у Господа, и если найдем у кого-либо из имеющих благодать, то возблагодарим Подателя благодати. А если не найдем, тем не менее веру в признаваемое нами будем иметь непреложной” [XLV] .

Но положительное церковное учение св. Григорий, как в этом, так и в других местах своих творений по этому вопросу, излагает ясно, точно и обстоятельно.

Заключим изложение святоотеческого учения о естестве человеческом изложением по этому вопросу учения св. Максима Исповедника. Оно замечательно и по своей ясности, и по своей глубине, и окончательно рассеивает туман, нависший над этим пунктом догматического учения в нашей богословской литературе.

“Бог, – говорит св. Максим Исповедник, – приводя в бытие разумное и умное существо по высочайшей благости Своей, сообщил сим тварям четыре Божественных свойства, их содержащие, охраняющие и спасающие: бытие, приснобытие, благость и премудрость. Из них два первые даровал существу, а два последние нравственной способности,… дабы тварь соделывалась тем по причастию, что Он Сам есть по существу. Посему и сказано, что человек сотворен по образу, яко сущий – Сущаго, яко присносущий Присносущаго, хотя и не безначально, впрочем бесконечно. Сотворен по подобию, яко благий – Благого, яко премудрый – Премудрого, тем бывая по благодати, чем Бог есть по естеству. По образу Божию есть всякое существо разумное, по подобию же одни добрые и мудрые” [XLVI] .

“Все разумное и умное бытие разделено надвое, то есть на ангельское и человеческое естество. И все естество ангельское разделено опять на два главные нравственные союзы и общества: на святое и проклятое, то есть, на Святые силы и нечестивых демонов; и весь род человеческий разделяется только на два союза, то есть, благочестивых и нечестивых… Приснобытие или небытие их состоит во власти Сотворшаго их, а причастие или не причастие благости Его и премудрости состоит в воле разумных тварей” [XLVII].

“Зло созерцается не в естестве созданий, но в погрешительном и неразумном их движении” [XLVIII].

“Человеколюбивый Бог для того соделался человеком, чтобы человеческое естество (то есть всех людей) собрать к Себе и остановить его от падкости на зло” [XLIX].

“Цель Божия промысла есть – разнообразно разорванных злом соединить опять посредством правой веры и духовной любви. Спаситель и пострадал для того, “да чада Божия расточеная соберет во едино” (Ин. 11:52)” [L].

“Совершенная любовь не разделяет единого естества человеков по различным их нравам, но всегда смотря на оное, всех человеков равно любит” [LI]. “Как Бог, по естеству благой и бесстрастный, хотя всех равно любит, как Свои создания, но добродетельного прославляет, как родственного Ему и нравом, и порочного милует по благости Своей и, наказуя в веке сем, обращает его; так и человек благомыслящий и нестрастный любит равно всех человеков, – добродетельного по естеству и за благое расположение воли, а порочного, как по естеству, так ещё из сострадания, милуя его, как несмысленного и во тьме ходящего” [LII].

1. Таким образом, по св. Максиму Исповеднику, надо различать собственно естество человека и нравственную способность его.

2. Естество человека составляет бытие и приснобытие его, как разумного существа, и зависит только от творческой воли Создателя.

3. Через нравственную способность человека осуществляется вся нравственно свободная жизнь человека, зависящая от нравственной свободы его.

4. В естестве человека отпечатлен образ Божий в человеке, а в нравственно свободной жизни его осуществляется подобие его с Богом.

5. Естество человека, как всецело зависящее от творческой воли Божией, не подлежит рассечению через падение во зло. Человечество, как и ангелы, распадается на союзы по различным нравственным направлениям воли, как нравственной способности естества.

6. Допустить рассечение естества человека через грехопадение означало бы допустить прониковение зла в естество, но это невозможно, так как “зло совершается не в естестве созданий, но в погрешительном и неразумном их движении”. (См. выше).

7. Ошибка митр. Антония в его учении о естестве заключается в том, что он включил в понятие естества то, что лишь является нравственной способностью человеческого естества.

2. Гефсиманская молитва.

Учение высокопреосвященнейшего митрополита Антония об Искуплении различается от общепринятого церковного учения двумя особенностями: