Утерев рот сыну, Мария Федоровна села рядом с ним на постели, и задумчиво стала есть кашу. Она не замечала запаха, идущего от постели — притерпелась, привыкла.
Доела, поставила на тумбочку, бессильно сложила руки на коленях. Вспомнила Катю и горько усмехнулась — а может и права девочка? Может главное в жизни то, что она назвала? Длинные ноги, тугая задница и мордашка? Может стоило ей, Марии, продать себя подороже? Возможно, и Олег сейчас был бы здоров! Есть же такие клиники, в Израиле — говорят, там творят чудеса! Все звезды летают на лечение за границу. Говорят — наши врачи нехороши. Может и правда нехороши?
Нашла бы себе богатого мужчину, исполняла бы его прихоти, и было бы у нее все, что душа захочет. Кроме любви, конечно. Любовь за деньги не купишь. Даже за очень большие деньги. Тело — можно.
Размышления прервал глухой, протяжный стон. Женщина вздрогнула, встрепенулась, нагнулась над сыном:
— Ты что?! Олежа, ты тут? Что, что хочешь?
У нее заколотилось сердце — очнулся?! Ожил?!
— Ооооыыыххх… — простонал Олег, и глаза его, ранее безжизненные, моргнули, подвигались в стороны, будто он пытался понять, где находится, затем уставились на Марию Федоровну:
— Нех тарган дарк? Уи тан?
— Что, что ты сказал? — задохнулась женщина — Я не поняла!
— Нех тарган дарк? Уи тан?! — задыхаясь повторил Олег, и закашлявшись, схватился рукой за грудь. С трудом сглотнул, прогоняя слюну и остатки каши в пищевод, поднял руку и внимательно посмотрел на обтянутую кожей худую кисть. Его глаза расширились, будто увидели что-то потрясающее, глухо охнул, попытался привстать на локтях, уперев их в подстилку, упал назад, тяжело дыша, и снова замер, повернув голову на бок, глядя на Марию Федровну, будто чужой. Олег рассматривал ее так, будто видел в первый раз, так, будто она не была матерью, давшей ему жизнь, а совершенно незнакомым, странным человеком, непонятно как оказавшимся рядом с ним там, где он никогда не был.
И это было страшно.
* * *
Сергар с трудом пробился через темную пелену, открыл глаза, и… ничего не понял. Где он? Незнакомая комната, незнакомая женщина средних лет, с усталым грустным лицом. Странно одета, а руки натруженные, как у матери Сергара… когда она еще была жива. Чем-то даже похожа на покойную мать.
Женщина что-то сказала — взволнованно, исказившись лицом. Из ее глаз выкатились крупные слезы и упали на лицо Сергара. Женщина непроизвольным жестом протянула руку, отерла щеку Сергара, от ладони пахло молоком, и чем-то хлебным, вкусным. Сразу забурчал живот, требуя еды.
— Где я нахожусь? — с трудом выдавил из себя маг — Кто ты?
Говорить было так трудно, будто глотку забили опилками пополам с песком. Сергар закашлялся, попытался поднять руку к груди, едва осилил движение — рука была как из чугуна, неподъемная, тяжелая.
А еще — она не принадлежала Сергару! Он знал свою руку — жилистую, потемневшую от загара, покрытую шрамами, ссадинами, с обрезанными кинжалом ногтями! А тут — широкая, но какая-то тонкая, обтянутая белой кожей рука с ровными, чистыми ногтями, и ни одного шрама, царапины, пятна от ожога!
«Я умер. Точно, я умер! И моя душа переселилась. Вот и не верь после этого в переселение душ! Подожди-ка, а почему тогда я помню прошлую жизнь?! Это неправильно! Я не должен ее помнить! Никто не помнит! Шутка богов?! Итак — я взялся за артефакт, он сработал, вырвал мою душу из тела и унес ее… куда?!»
— Уважаемая, где я нахожусь? Ты понимаешь, о чем я говорю?
Женщина снова что-то сказала, потом всполошилась, выбежала из комнаты. Вернулась с небольшим ковшиком в руках. Подошла к Сергару, сильными руками, как ребенка, приподняла его под спину, усадила к стенке кровати, подоткнув подушку, осторожно приложила ковшик к губам мага. Жидкость в ковше пахла приятно — чем-то пряным, вкусным, Сергар отпил глоток, другой — теплая жидкость оказалась сладкой, очень сладкой. Он не очень любил сладкое, вернее — совсем не любил, но сейчас эта сладость была приятна, она позволяла ощутить, что Сергар еще жив. А раз жив — не все потеряно!
Пил, пока не ощутил тяжесть в желудке, и пока ковшик не опустел. Женщина что-то озабоченно сказала, нагнулась, сунула руку под кровать и достала странное сооружение, не похожее ни на что из того, что Сергар видел в своей жизни. Плоское, почти круглое, с отверстием. Что это такое, он понял тогда, когда женщина начала совать эту штуку под него, отвернув в сторону простыню.
— Горшок! Ты хочет подать мне горшок! — понял Сергар, и попытался оттолкнуть горшок от себя — Я сам! Я сам могу! Куда мне пойти?
Он снова попытался привстать, отжался на трясущихся от слабости руках, и тут его взгляд упал на ноги.
— Что?! Что это такое? — Сергар неверяще посмотрел на то, что должно было быть его ногами — тонкие палки, лишенные мускулов, изрезанные шрамами — кости, да кожа. И между ними, как насмешка — солидный мужской причиндал, доказывающий принадлежность Сергара к мужскому полу.
Женщина что-то сказала и укоризненно покачала головой, снова собираясь подсунуть горшок. Это ей удалось, тем более что Сергар не возражал — организм заработал как положено, и ему ужасно захотелось помочиться — ну не в постель же?
Сгорая от стыда, он сделал свои делишки, искоса наблюдая за женщиной, отвернувшейся к окну. Она задумчиво кусала губы, теребила ворот смешной рубашки, похожей на мужскую, а когда Сергар закончил, аккуратно выдернула из-под него поганый сосуд, уйдя с ним куда-то вглубь помещения.
Сергар тут же натянул на себя простыню, принялся ощупывать ноги трясущимися и от слабости, и от волнения руками. Через минуту понял — дело много хуже, чем думалось! Похоже, что его новое тело дано в наказание за что-то! Кара! Ведь только в наказание можно было запихнуть в хилое, изуродованное тело с неработающими, ничего не чувствующими ногами! Он инвалид! Инвалид!
Сергар больше всего боялся стать инвалидом — лишиться рук, ног, глаз. Сидеть на городской площади и просить милостыню? Бросаться на кусок, брошенный на землю, соревнуюсь с бродячими собаками? Лучше смерть! Смерть!
Застонал, закрыв глаза. Его снова накрыла волна дурноты, и Сергар, обрадовавшись, отдался спасительной Тьме, провалившись в беспамятство.
Очнулся от голосов. Возле постели сидел крупный человек в белом халате и белой же шапочке. Человек возился в большой сумке, после недолгих поисков достал оттуда блестящий предмет с длинными гибкими прутьями, неожиданно воткнул прутья в уши и потянулся к Сергару, приложил амулет к груди!
То, что это амулет — сомнений не было. Человек явно лекарь, а нет ни одного лекаря, не владеющего магией! И нет ни одного амулета, который так просто, без дела, прикладывают к телу. Вот только зачем втыкать прутья в уши? Странная магия…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});