Она принялась варить кофе. Я наблюдала, что она делает, стараясь запомнить мелочи. В верхнем ящике справа кофе и чай, дальше – сладости и приправы. Чтобы выжить, мне предстояло стать послушной жертвой. В сердцах некоторых людей нет места сочувствию и теплу. Нет места жалости, а любви тем более. Сердце Амина – самое чёрное из всех сердец.
Только горничная ушла, я намочила полотенце холодной водой и прижала к коленке. Кожа была содрана, но сегодня я, к удивлению, могла наступать на ногу. Аптечка так и лежала на столе. Перемотав ушиб эластичным бинтом, я открыла заднюю дверь, но на улицу не вышла. Солнце окрашивало утро яркими тонами, только избавить меня от внутреннего страха это не могло. Не успокаивало ни пение птиц, ни свежий горный воздух.
Закрыв глаза, я представила радугу из трёх цветов: белый – нежность, зелёный – жизнь, красный – любовь. Протянула мысленную ниточку от одного сердца к другому и, вздохнув, шепнула:
– Когда-нибудь…
Шёпот пролетел над поляной и затих. Отойдя от двери, я вылила в чашку остатки кофе и задумалась. Ночью я ждала появления Амина, но он не пришёл. Ни затем, чтобы запереть меня в одной из спален, ни затем, чтобы затащить в свою. Решил, что приду первая? Или что спрошу, какая из комнат отведена мне в качестве камеры? Я бы спросила, если бы не была уверена – ответ раскалённым железом вплавится в сердце. Ненависть Амина не знает границ, а её проявление подконтрольно только его изощрённому разуму.
***
Пока я, пытаясь отвлечься, мыла посуду, на улице стало совсем светло. Засмотревшись на белые цветы под окнами, я не сразу обратила внимание на шум, а когда опомнилась, услышала голос горничной.
– Прошу вас, хозяин! – вскрикнула она. – Мне нужно это место. Моя семья не поймёт, если вы отправите меня в дом охраны. У меня братья…
– Если это тебя не устраивает, возвращайся к братьям. Здесь ты мне больше не нужна.
– Но почему? – я разобрала слёзы. – Разве я сделала что-то не так? Что, скажите! Прошу вас!
– Ты мне просто не нужна, – раздражённо отрезал он.
Голоса приближались. Я напряглась. Амин вошёл в кухню первый, заплаканная горничная тащилась за ним, чуть ли не цепляясь за руку.
– Прошу вас! – взмолилась она. – Ваш дом такой большой! Неужели вам не нужны руки. Я никогда ничего не брала, хозяин! Небо свидетель.
– Хватит скулить! – Амин смерил её взглядом. – Либо ты идёшь грести грязь за парнями, либо проваливаешь в своё село. Выбирай.
У неё дрожали губы, подбородок. Я готова была встать на её защиту, но не могла. Прежде всего потому, что не могла помочь ей. К тому же, ещё в первые дни жизни в питомнике Сильвер объяснил мне золотое правило: не знаешь сути, не суйся. Сути я не знала, но знала, кто такой Амин.
– Что случилось? – всё же не сдержалась я.
Амин посмотрел на меня с презрением. Горничная – с надеждой.
– Твоё решение? – спросил он, не повышая голоса. Если бы он рявкнул, было бы лучше.
Губы горничной задрожали сильнее, из глаз потекли слёзы.
– Я… Вы же знаете, что мой муж погиб. Дети…
– Твоё решение, Зарима, – процедил Амин сквозь зубы.
– Х-хорошо, – отозвалась она шёпотом. – Я пойду в дом охраны. Только, пожалуйста, если мои братья будут спрашивать, объясните им. Я вышла замуж против их воли, вы же знаете. Они простили меня. А если сейчас…
– Выйди, – Амин стряхнул её руку и указал на дверь.
Не поднимая головы, она поплелась прочь. Амин посмотрел ей вслед. Лениво отвернулся.
Мерзавец! В груди клокотало от ярости. Пришлось с силой сжать кулак, чтобы не выпустить её наружу.
– Чем тебя не устроила эта несчастная девочка? – спросила я холодно. Она плохо выполняла свою работу?
– Зарима? – Амин повернулся ко мне.
– Я не знаю, как её зовут.
– Зарима.
– И чем тебя не устроила Зарима? – я старалась держать спину прямо и не подчиняться черноте его подавляющего взгляда.
– Она меня устраивала. Всем. И работу свою она выполняла отлично.
– Тогда почему ты прогнал её?
Амин прошёл к холодильнику. Достал кувшин и, налив в керамическую чашку молока, привалился к каменному столу. Отпил, стёр оставшийся над верхней губой след. Окинул меня внимательным взглядом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Потому что теперь прислуживать мне будешь ты.
Амин
Наблюдать за ней было забавно. Недоверие и дерзость.
Нет, я не пошутил, девочка. Шутить я разучился уже давно, и тому виной ты.
– Приступай, – приказал я, но она не шелохнулась.
Только ноздри затрепетали гневно и дрогнули ресницы. Чёрт подери, а красивая, сука! Из девчонки она превратилась в женщину. Дьявол, если кто её трахал…
– И что я должна делать? – прервала она ход моих мыслей. Вовремя.
– Ты должна помнить, что входит в обязанности моей служанки.
Глаза её потемнели. Резко она сорвалась с места и включила плиту. Движения её были порывистыми, стук посуды выдавал ярость. Плевать я хотел на её ярость.
– Свежий тост и молодой сыр подойдут, – встав у неё за спиной, сказал я тихо, дотронувшись до ягодиц. Собрал подол и выпустил.
Она стала перебирать пакетики с травами. Открыла один, принюхалась и отложила в сторону, сделав вид, что меня нет.
Так дело не пойдёт.
– Тост и сыр, – я развернул Сабину к себе лицом.
Наши взгляды встретились. Её непокорность и дерзость раздражали. С трудом я сдержал желание сдавить её шею и сжать до хрипа. Она должна была пресмыкаться передо мной, но вместо этого я видел в её чёрных глазах упрямство.
– Горячий тост и молодой сыр, – ответила она ровно, отстранённо. – Я слышала, Амин. Но сперва кофе. Ты же не садишься завтракать без кофе. Правильно?
Я задержал взгляд на её лице. Поглаживал ногу, раздумывая: какого лешего?!
– Верно, – провёл рукой до груди. – У тебя хорошая память.
Неожиданно она отвела глаза. Неуверенность её стала осязаемой.
– Хорошая, – отозвалась она и, вывернувшись, откинула полотенце со свежего, испечённого ночью хлеба. Пожалуй, эту обязанность ей тоже придётся взять на себя. Я подошёл к ней сзади. Положил ладони на её талию и, только она отрезала кусок, накрыл ладонь с ножом. Отломил кусок корки.
– Утром кофе, в обед чай. Вечером – чай с травами. – Корочка была жёсткой. Надавливая, я провёл ею по руке жены, по её шее, всё сильнее и сильнее. По подбородку. Откусил и поднёс к её рту остатки.
– Прибереги свои пошлые игры для шлюх! – гневно выпалила она, обернувшись.
Я крепко сжал её подбородок.
– Ты и есть шлюха, – процедил я сквозь зубы. Заставил её разжать челюсти и втолкнул хлеб в рот. – Забыла, где я тебя нашёл? Что ты там делала, Сабина? Обслуживала ублюдков? Этим ты расплачивалась за своё убежище?
Только она попыталась выплюнуть хлеб, я сжал её челюсть крепче. Чуть отпустил, прожигая её взглядом. Она всё-таки прожевала.
– Нет, работала горничной, – ответила Сабина язвительно. – Разносила чай и перестилала постели. Такой ответ тебя устроит?
Она и не пыталась предпринять попытку скрыть, где была. Другая бы начала оправдываться, но не эта дрянь.
Я отошёл на шаг. Снова задумался… Две сестры, но схожесть между ними только внешняя.
Тем хлеще вгрызались в меня воспоминания. Тем проще было ненавидеть её.
Молча она нарезала хлеб и сыр, накрыла на стол. Дождавшись, когда она закончит, я пошёл к выходу.
– Ты куда? – донеслось мне вслед. – Завтрак готов.
– Я передумал, – я посмотрел на неё ещё раз. – Обойдусь без завтрака.
Сабина
С балкона я видела, как Амин, оседлав чёрного коня, галопом пустил его вперёд.
Я накрыла лицо ладонями и на миг позволила себе расслабиться. Всего на миг. Несколькими минутами ранее охранник мужа принёс мне платье из грубой серой ткани и проводил в комнату на втором этаже. Я приняла душ, надела платье и почувствовала себя немного лучше.
– Почему ты меня так ненавидишь? – спросила я в пустоту и, напоследок сжав перила, вернулась в комнату.