Автомобиль Гиля стал около машины с мигалкой, метрах в двадцати от ворот. Рядом с ним с светящимся жезлом в руках торчал полицейский. Он тщательно изучал какие-то бумаги, протянутые Гилем. Потом вернул их и качнул жезлом в сторону ворот. Гиль подъехал к воротам. И тут он был вторично остановлен — уже другой службой. Я видел, как Гиль вышел из машины и открыл перед охранником багажник. Тот заглянул в него, потом в салон машины. Махнул рукой в сторону въезда.
Гиль, который оживленно перекидывался с ним репликами, вдруг хлопнул себя по лбу и сокрушенно что-то сказал. Охранник понимающе кивнул. Машина откатилась от ворот и поехала по кольцу в мою сторону.
На ходу я вскочил в нее.
Гиль молчал. Лицо его было мрачным.
Машина мчалась темными зелеными проездами в сторону сверкающих многоэтажных домов.
Сверху опять закружили разноцветные листовки и этикетки...
Из бокового проезда бесшумно выкатил тяжелый грузовик с погашенными фарами и замер посреди перекрестка. Я охнул и ухватился за сиденье. Гиль подался вперед, вцепившись в руль.
Почти не снижая скорости, мы влетели на тротуар по одному из наклонных въездов к приусадебным гаражам. Бок машины подбросило кверху, и какое-то мгновенье она неслась, накренившись, на двух колесах. Мы пронеслись впритирку к грузовику, и Гиль круто вывернул руль. Визжа протекторами, автомобиль обогнул смертельную преграду и снова оказался на дороге.
Через сотню метров, промчавшись, через несколько перекрестков, мы оказались в торговых кварталах.
— Ну, вот и еще работнички фирмы "Эдем",— процедил Гиль сквозь зубы.— Эти ребята имеют, видимо, более четкие инструкции.
Он кинул взгляд в зеркало заднего обзора и сбросил скорость.
— Где же они сели на хвост?— бормотал он.— Значит, кто-то еще торчал под вашим домом...
Петляя по узким улочкам и темным дворам запертых на ночь магазинов, мы миновали мрачные, одному Гилю ведомые, замусоренные проезды и выкатили в путаницу прибрежных улочек. Через несколько минут перед нами замаячили мачты яхт-клуба.
Машина остановилась в неосвещенном переулке, не выезжая на набережную.
Гиль откинулся на сиденье и сквозь прикрытые веки смотрел на покачивающиеся впереди верхушки мачт.
Наступило тягостное молчание. Тихо урчал двигатель. Издалека, от волнорезов, доносился шум волн.
— А знаете, Рон,— проговорил Гиль,— я, пожалуй в нокдауне... И для меня это не очень привычное состояние.
Он задумчиво протянул руку к радиотелефону и нажал несколько кнопок. Поколебавшись, вернул телефон на место.
— Даже связаться со стариком Кольбергом, чтобы вытянуть его с виллы, сейчас рискованно. Думаю, люди Мора сидят на всех каналах связи... Но и оставаться в этой машине теперь опасно, да, пожалуй, и бесполезно... Среди во-он тех посудин болтается яхта Кольбергов. Пока что переберемся туда.
— У вас есть доступ?
— Яхты, Рон, — это еще одно из моих увлечений. И по уже известной вам причине эта белоснежная красавица нередко находится именно под моей опекой во время морских прогулок. В богатых домах, знаете, не любят расширять круг "допущенных". Так что для меня-то как раз вход на нее свободный.
Мы бегом спустились к ржавым воротам яхт-клуба.
Гиль приветственно махнул рукой охраннику, выглянувшему из будки. Калитка открылась и тут же захлопнулась за нами.
Мы быстро шли по проходу между швартовыми тумбами. С двух сторон мерно покачивались разнокалиберные суда и суденышки — от корабельных шлюпок до роскошных прогулочных яхт.
Гиль уверенно шел впереди, держа курс на белоснежное легкое судно, на корме которого латунно поблескивало имя "Наяда".
Он взбежал по сходням на палубу... И неожиданно замер, сделав мне знак остановиться.
Я проследил за его взглядом.
В иллюминаторах "Наяды" горел свет.
Гиль осторожно запустил руку в отворот своей куртки. Тускло блеснула сталь пистолета. Долетел еле слышный щелчок предохранителя.
Бесшумно ступая по палубе, мы обогнули аккуратно сложенные у борта бухты канатов. Я остался в тени мостика, прижавшись спиной к надстойке, а Гиль так же бесшумно двинулся дальше, осторожно обследуя палубу. Через минуту, вынырнув из-за темнеющей на носу массивной туши кабестана, он вновь оказался около меня. Палуба была пуста.
Иллюминатор двери в каюту, был занавешен изнутри.
Гиль, держа наготове оружие, настороженно вглядывался в узкую щель между занавеской и краем иллюминатора.
Теперь, стоя рядом с дверью, мы услышали в тишине, странные звуки доносившиеся изнутри. Мне показалось, что кто-то тянул на одной ноте заунывную песню.
Разглядеть что-либо внутри Гилю не удалось, но монотонные эти звуки заставили его лицо удивленно вытянуться. Он отвел руку с пистолетом за спину и осторожно приоткрыл дверь.
Теперь явственно доносились чьи-то всхлипывания.
Внизу у иллюминатора, уронив голову на руки, сидела за столиком молодая женщина. Плечи ее вздрагивали от приглушенных рыданий. И очень странно в этот момент выглядело в пустоте каюты черное вечернее платье и поблескивающие в неярком свете драгоценности на ее полуобнаженных плечах.
Услышав скрип двери и наши шаги по лестнице, она испуганно вскочила.
И я сразу же узнал по давешней фотографии в газете дочь Кольберга.
Глаза ее были красными от слез.
— Яэль?— растерянно произнес Гиль, незаметно пряча оружие.
— Я убежала!— резко сказала Яэль и отвернулась к иллюминатору.— Не могу там находиться!.. Слышать этот смех, эти разговоры... Все время видеть перед собой это улыбающееся чудовище и знать, что отец... что мы...
Голос ее сорвался. Она разрыдалась и уткнулась в плечо Гиля.
Я видел, с какой осторожностью Гиль поддерживает ее, и присвистнул про себя: " Да он любит ее!.. Ну, дела! Полюбил пастух царевну..."
Рыдания стихли. Яэль сердито отдернула голову и опустилась в кресло.
— Где вы были раньше?!— воскликнула она, глядя на меня исподлобья.— Ты ведь все можешь, Гиль! Почему ты раньше его не нашел?!.
Она сидела, покусывая кулачок, потом тихо сказала:
— Я туда не вернусь!.. Не хочу... Не могу... Только вот отец... Яэль закрыла лицо ладонями.
Я стоял, прислонившись к переборке и глядел в иллюминатор, понимая, что мое участие в этой ситуации неуместно.
За стеклом иллюминатора покачивались другие суда. На некоторых шла своя круглосуточная жизнь. В морской воде, утихомиренной волнорезами, отражались огни отелей на берегу.
Потом мой взляд скользнул вверх. Я стал наблюдать, как к рекламному дирижаблю неторопливо взбирается по светящейся паутине светлячок, рассеивая свою очередную порцию рекламы. Я вспомнил бумажные фирменные бутылочки, осыпавшие нас с Гилем на подъезде к усадьбе Кольбергов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});