Прогноз погоды на метеостанции узнать не удалось — не получают. Отвалили. Умеренный ветер поднимал небольшую волну, бегущую уже с северо-востока. Такой ветер нас устраивал. Не изменится — 200 километров до Черного Мыса одолеем за полутора суток. Прицепились кормой к маяку и дали ход через Белое море к земле Кольского полуострова...
Юго-западный ветер крепчает. Лодка начинает плясать. Подрезаем волну левым бортом. При таком галсе трудно держать курс. Днем грести становится бессмысленно. Впереди полная неизвестность. Как не вспомнить в такую погоду многовековой опыт поморов, записавших в своих книгах-лоциях такие слова: «Летом и осенью наибольшую непогоду в Белом море разводит ветер-полуночник. Из океана ударит в горловину, что в трубу, вырвется, катит взводень...» Но одно дело читать эти строки в тиши городской библиотеки и совсем другое — испытать на себе его напор, когда под тобой тоненькая дощечка, а не стальной корпус современного судна с загнанными вовнутрь тысячами лошадиных сил двигателя, послушного человеческой воле. Отдаем плавучий якорь и ложимся в дрейф. Сколько он продлится, как далеко отнесет от суши? Погода совсем портится, ветер срывается в шквал, идет дождь. Время от времени один из нас — дежурный опускает руку под пайол в каюте и определяет уровень воды. В одну такую мою вахту обнаружил, что прорезиненный бурдюк с водой сильно похудел. Ползая туда-сюда по лодке, повредили его. Оставшаяся вода не заполнила и литровую кружку. Второй раз в сложных условиях остаемся без воды. Резерв — семь солдатских фляжек. Стараюсь в открытой части лодки собрать на пленку дождевую воду. Ничего не получается — забортная наполняет пленку быстрее небесной. Все чаще и чаще приходится покидать каюту, когда очередной гребень яростной волны срывается в лодку. Все более назойлива в голове мысль о крепости нашей лодки — не развалится ли?
Из памяти никак не выходят слова автора «Писем русского путешественника» Николая Михайловича Карамзина, сказанные почти двести лет назад: «Друзья мои! Чтобы живо чувствовать всю дерзость человеческого духа, надобно быть в открытом море, когда одна тоненькая дощечка отделяет нас от блаженной смерти».
Утро следующего дня не принесло надежды — бушующее море, прохудившееся небо и мгла тумана объединились против человека, стараясь раздавить его, уничтожить.
Ночью море успокоилось на какое-то время и подул слабый северо-восточный ветер. Гребную вахту установили по часу — нужно продуктивно использовать каждый миг попутного ветра. Может быть, прошедшие сутки были последним испытанием. Постепенно мысль о возможной катастрофе сменили раздумья о том, какая польза обществу от того, что будет покорена очередная вершина или взят ранее неприступный рубеж. Очень верно, пожалуй, ответил президент французской федерации альпинизма Люсьен Деви: «В борьбе с вершиной, в стремлении к необъятному человек побеждает, обретает и утверждает самого себя. В крайнем напряжении борьбы, на грани смерти Вселенная исчезает, оканчивается рядом с нами. Пространство, время, страх, страдания более не существуют. И тогда все может оказаться доступным. Как на гребне волны, когда во время яростного шторма внезапно воцаряется в нас странное, великое спокойствие. Это не душевная опустошенность — наоборот, это жар души, ее порыв и стремление. И тогда мы с уверенностью осознаем, что в нас есть нечто несокрушимое, сила, перед которой ничто не угасает. В невероятных страданиях открываются бесценные сокровища...»
25-26 сентября ветер попутный, северо-восточный. Надо торопиться. Уже смеркалось, когда на горизонте обозначилась темная линия земли. Гребли всю ночь и рассвет прихватили.
Пройдя через Харловы острова, повернули на север вдоль Кольского берега.
И вот 20 сентября 1992 года. В 23 часа по московскому времени на страницу дневника ложится последняя запись: «МАХ-4» причалила к морскому пассажирскому вокзалу города Мурманска».
Впервые в мировой истории мореплавания был осуществлен проход на гребной лодке от порта Диксон до порта Мурманск.
Евгений Смургис Фото Льва Федосеева
Вечные охотники
Вы не поверите — ночной хохот гиены похож на смех мертвеца-зомби, восставшего из могилы. А сама она, припавшая на задние лапы, с массивной головой и горящими глазами — истинное исчадие ада! Я слышал этот крик совсем рядом, когда однажды в поисках ночных бабочек заблудился в густом лесу, совсем рядом с поселком Муйане, в провинции Нампула, что в Центральном Мозамбике, и близко видел эти сверкающие глаза. Казалось, я слышу ее запах, тяжелый, гнилостный... Она совсем не боялась человека, эта машина из мускулов и крепких костей, запрограммированная на уничтожение слабых и маломощных. И явно намеревалась напасть.
К счастью для меня, водитель нашего геологического «лендровера» зажег фары, и хохот мгновенно стих. Теперь зверь убегал, ломая ветви. Бежал и я, но в обратную сторону, туда, где светились окна ближайших домиков поселка.
С тех пор я очень уважительно отношусь к хищникам — от маленького муравьиного льва до льва настоящего — и преклоняюсь перед их охотничьими качествами и боевой подготовкой. В редакцию нередко приходят письма, где есть такие вопросы: подскажите, правильно ли я сделал, что убил крупную хищную птицу, которая пыталась схватить зайца и утащить его в свое гнездо? Или: нужно ли спасать мышонка, попавшего в лапы к сове? Поступки людей, выручающих из беды более слабых животных, конечно, можно понять. Но давайте не будем забывать, что совы и орлы — хищники, а те, кого они ловят,— их естественная добыча, их пища и действия их не что иное, как проявление природного инстинкта. Человеку, самому главному хищнику, несравнимо легче, чем тому же льву или хамелеону, ведь он может есть и растительную пищу. А те не могут. Так уж распорядилась мать-природа. И прокормиться хищнику куда труднее, чем животному-вегетарианцу. Пищу ему для себя необходимо добыть, жертву — выследить, используя какой-либо охотничий прием.
Взаимоотношения «хищник — жертва» всегда были в центре внимания тех, кто никак не мог допустить безнаказанного, как ему казалось, уничтожения ягнят, телят, различной дичи и грызунов... Волк был главным вредителем на безбрежных просторах средней России, тигр — на Дальнем Востоке, росомаха и рысь «шалили» в Сибири, леопарды — в южных краях. И факта, что все они занимаются самым что ни на есть своим делом, никак не хотели признать. «То, что рядом с нами,— в лесах и полях, поедается так много молодняка, кажется жестоким только людям, ибо только люди имеют представление о жестокости,— пишет известный немецкий этолог, профессор Гамбургского университета Дирк Франк.— А о том, что, скажем, мамаши-гну рожают все в одно и то же время и производят на свет лишнее количество потомства, причем часто ослабленного, больного — этого люди никак не хотят понять». На поверку же выходит, что волк и тигр убивают куда более рачительно, чем браконьер в уссурийской тайге или богатый участник сафари в кенийской саванне.
Мне представляется куда более интересным и полезным не бесконечная «жвачка» на тему — «нужны ли хищники», а разговор о способах и особенностях охоты у тех или иных животных. Ведь многим из нас они известны лишь благодаря домашним кошкам, подкрадывающимся, невзирая на оживленное дорожное движение, к зазевавшейся птичке или караулящим часами мышку возле норки в подвале многоэтажного дома. Но в дикой природе все куда сложнее и интереснее... Давайте заглянем в «охотничью лабораторию» лишь некоторых животных.
Раньше ученые считали, что хамелеоны просто «выдувают» свой полый язык, как люди выдувают пальцы вывернутой перчатки. Но, как выяснилось, выстрел происходит благодаря действию двух групп мускулов. Одна скатывает язык в плотную гармошку, получается как бы сжатая пружина, надетая на стержень. Хамелеон видит жертву, открывает рот и выдвигает весь свой ловчий аппарат вперед. И тут срабатывает вторая группа мышц, язык распрямляется, словно освобожденная пружина, и... муха поймана, поскольку кончик языка животного не только липкий, но и действует еще и как присоска.
В трудной борьбе за выживание хищные млекопитающие используют различную тактику преследования добычи. Групповую охоту применяют животные, которые обладают способностью к совместным действиям. Волки, например, охотясь стаей, способны загнать очень сильное копытное, которое зарезать одному волку было бы не под силу. Эти звери часто в одиночку патрулируют километр за километром, пока не обнаружат будущую добычу. Первым кидается к жертве вожак, за ним, рассыпавшись веером, остальные. Считанные минуты — и все кончено.
Крупные хищники могут долго голодать, хотя это им, конечно, не по душе. Волк даже спустя десять дней после последней трапезы все еще, что называется, в форме.