— Родион Константинович, любимый Тышлер нас увлек от Майи.
— Возвращаемся. За фильм «Высота» мне заплатили очень хорошие деньги. Фильм имел большой успех. Я купил себе машину — «Победу» серого цвета. На машинах по Москве тогда мало кто ездил. На вечере нашего первого знакомства у Лили Брик я увидел Жерара Филипа с женой. При разъезде гостей французов повезла в гостиницу поджидавшая их машина. А я повез Майю к ее дому. Но не сразу начался наш роман. Она меня попросила записать музыку Чарли Чаплина — хотела это станцевать. Но не станцевала, и я на нее обиделся… Встретились мы уже в Большом, где пошла моя опера «Не только любовь».
— К огда вы бываете в разлуке, что с вами происходит?
— Мы каждый день переговариваемся по телефону. Разоряемся на этом. Такого нет дня, чтобы мы не созвонились, даже если она в Новой Зеландии.
— Перебрасываете любовный мост через материки?
— Да, разговариваем с любого расстояния, хотя бы по пейджеру.
— Для Майи творят костюмы лучшие кутюрье. У кого одевается Родион Щедрин?
— Специально ни у кого не одеваюсь и по магазинам не хожу. Мы дружим с Карденом. Он же Майе сделал царские подарки. Во всех своих спектаклях Плисецкая танцевала в костюмах Кардена. О его авторстве запрещено было даже упоминать в программке. Раньше Карден нас часто одаривал. Но нам уже неудобно у него брать. Сейчас, когда мы бываем в Париже, то идем в его бутик, где нас все знают. Что-то покупаем. Ему исполнилось 80 лет. Он совершенно такой же — себя не щадящий, мятущийся путешественник. Подвижный, улыбчивый. У него великолепная генетика. Сестра его умерла в 98 лет. Он ведь не француз — итальянец. Это по культуре он француз. Майю одевает только Карден, даже ежедневную одежду, скажем, пальто, делает он.
— За границей у вас случаются королевские приемы. В чем вы на них блистаете?
— Например, Слава Ростропович по случаю своего юбилея устроил главный ужин в Букингемском дворце. Там были короли и королевы Европы. Я пришел в черном смокинге by Pierre Cardin, а Майя — в очень красивом черном платье от Кардена. В присутствии английской королевы иначе нельзя. Был принц Чарлз, был испанский король…
— Его величество проявил внимание к Майе?
— Ну конечно. Она в Испании работала. У них с королем хорошие, добрые отношения. При встрече целуются.
— Майя сама царственна. Когда она на сцене под восторженные крики зрителей уплывала за кулисы, вас не мучили сомнения — вот сейчас «утанцует» к другому гению?
— Нет-нет. Не мучил себя ревностью. Мы были уверены — это Бог нас свел.
— Размолвки случаются, чтоб день-другой вы были в сумрачном молчании?
— Нам и без них хорошо. Женился я тайно, без родительского благословения. Лишь однажды пригласил моего дядю-москвича познакомиться с Майей. Приехал он с большим тортом. Я помогал ему распаковывать — и мы вывалили торт прямо на ковер. И все растеклось. Он мне и говорит: «Вот сейчас молодая жена даст нам жизни!» — «Да она даже не среагирует». — «Ты ври, да знай же меру!» Майя опаздывала. Вошла: «Ой, торт провалили…» Дядя был потрясен и сказал мне с облегчением: «Вдвойне поздравляю». Другой мой дядя, Михал Михалыч, приехал из Тулы, позвонил по телефону: «Позови меня. Скажу сразу — истеричка она или не истеричка». Познакомился и наедине заулыбался: «Поздравляю. Она нормальная баба».
— Вы сочиняли для Майи балеты. А романсы в ее честь не напевали?
— Я посвятил ей музыкальную пьесу «Подражание Альбенису». Посвящал фортепьянный концерт, оперу «Не только любовь».
— Родион Константинович, вы хорошо знали Шостаковича. Расскажите о нем.
— Он знал меня с девяти лет. Когда мы с мамой были в эвакуации в Куйбышеве, часто мучились от голода. Бывало, застывая на морозе, разыскивал на картофельном поле мороженые клубни. Что-то приносил. Потом к нам приехал отец, когда поправился после контузии. В это время организовали Союз композиторов, и Шостакович стал первым председателем. Ответственным секретарем стал мой отец. Гений Шостаковича вполне соотносим с его человеческим гением. Редчайший случай. Стольким людям он помог, оказал содействие в тяжелые решающие минуты. Сердобольный, участливый, он никогда не изображал надменного гения. Не стану называть его современников, которые на вопрос к ним: «Можно я вам позвоню?» — лукаво хитрили: «Я не помню своего телефона». Шостакович был идеальным человеком. Истинный интеллигент. Думаю, таким же был и Чехов.
— По мнению Иосифа Бродского, «Чехов метафизичен, он всего лишь врачеватель во всех смыслах». Он считал, что Чехову «недостает душевной агрессии».
— Бесплодны подобные дискуссии. Они показывают не лицо Чехова, а того, кто судит о нем. Не причисляю себя к адептам Бродского. А к Чехову отношусь с величайшей любовью. О Чехове-человеке можно судить по его огромной переписке, и не только с братом.
— Вы как-то высказали парадоксальную мысль: «Гений — это термоядерная мощь, которая пробьет все». В ком вы ощущаете такую силу?
— В Шостаковиче. Он преодолел все. Несколько близких его родственников были расстреляны. Тухачевский, с которым композитор был дружен, был единственным, кто вступился в его защиту в ответ на гнусные выпады против композитора. Когда Шостакович приезжал в Москву, он останавливался в квартире Зинаиды Райх и Мейерхольда, которого тоже потом убили. Видите, великий человек весь был окружен расстрельными людьми. Его долбали во всех газетах. Только термоядерное, сверхчеловеческое чувство внутренней свободы защищало его, и он написал такие великие произведения. Как его не расстреляли за Восьмую симфонию? Как его не повесили за Десятую? Как не отправили в Сибирь за Четвертую?.. И при этом дали пять Сталинских премий. Не берусь судить, я тогда был ребенком, возможно, он уцелел потому, что Сталин имел духовное образование и в музыке, наверное, что-то понимал. Он же ходил в оперу, смотрел балет. Когда услышал александровский гимн, то произнес поразительную фразу: «Это плохо инструментовано. Надо инструментовать как Вагнер». Это факт — не придумка. Ну конечно, Сталин любил играть в «кошки-мышки». Об этом тоже надо помнить.
— А из современников кто вам близок?
— Обожаю Андрея Вознесенского. Мне дорога и понятна его поэзия — будоражит меня всего. Знаю его наизусть. Очень люблю Белочку Ахмадулину и Борю Мессерера. Белла — гениальная женщина. Всегда ее боготворю. С Мессерером мы вместе работали. По всему миру идет «Кармен-сюита» в его классической сценографии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});